– Ну, хватит, – сказала она. – Порошок уже настоялся. Надо лечить.
– Как будете лечить? – спросил я, сплевывая кровь.
– Обыкновенно. – Женщина удивленно посмотрела на меня. – Порошком из трав. В нос натолкаем.
Кажется, Пананг зажег второй светильник и пошел впереди женщины к дальнему углу, огороженному раздвижной стенкой из бамбука и бумаги. Там была спальня.
– Что за травы? – спросил я Баданга (или Чачанга). Он дул на разбитые в кровь кулаки и лишь буркнул:
– Лучше заткнись.
Я слышал о даньчжинском наркотике из каких-то особенных «дурных» трав; он и мертвого способен поднять на ноги, но потом наступает полная потеря сил. Для больного или ослабленного организма это кончается, как правило, катастрофой.
– Вы хотите ее убить? – сказал я. – Но она же ваша жена!
– Была жена, – ответил тот, у которого кулаки были в порядке. – Умрет – будет не жена.
За загородкой послышалось чихание, потом надрывный кашель. Я рванулся, но меня придавила нога в войлочной упаковке.
– Какие сволочи! – хрипел я. – Раньше вы боялись! А теперь она больна… Вы шакалы, не люди… Вы беспомощную хотите убить.
Полураздетую Чхину вытолкнули из загородки, она упала на колени. Потом посмотрела на ладони и начала брезгливо вытирать о себя. Похудевшая, бледная, она была еще прекрасней, чем прежде. Мои обостренные чувства захлебнулись в предчувствии непоправимой беды.
– Чхина! – закричал я, но меня еще сильней придавила толстая нога.
Мужчины оцепенело смотрели на Чхину, видно, проняла все же ее красота.
– Она совсем вылечилась! – обеспокоенно сказала женщина. – Чего вы смотрите? Начинайте!
Тот, что дул на кулаки, уже держал в зубах красный шелковый шнурок, закатывая рукава халата.
Я изо всех сил рванулся, и путы на мне лопнули. Тотчас сильная боль в затылке ошеломила меня. Сначала я подумал – ударили чем-то по голове. Но и все, кроме Чхины, корчились на полу, взвывая от боли и сжимая головы ладонями.
Я увидел лицо Чхины. Ее демонический взгляд испепелял ненавистью. Женщина, катаясь по полу, рвала на себе волосы. Теряя сознание, я выбежал из дома и тоже с шумом сосчитал все ступени до одной…
В темноте я нашел лужу и окунул в нее голову, потом натирал прохладной грязью затылок. Мне казалось, я схожу с ума. Наконец боль ослабла, и я пошел вокруг дома, негромко выкрикивая:
– Чжанг, где ты? Откликнись, это же я, Пхунг! Но он как сквозь землю провалился.
Боль в затылке вовсе пропала, и я вернулся в дом. Чхина, опустошенная выбросом энергии, сидела на голом полу. Лицо осунулось, постарело. Она взглянула на меня потухшими глазами.
– Я так ждала тебя…
Трое мужчин и женщина распластались ниц у ее голых ступней – поза предельной покорности в даньчжинском мире. В этих затвердевших спинах я вдруг увидел те са мые глыбы, по которым шагал Небесный Учитель! И все мои мысли отшибло. Я с ужасом смотрел на них и видел жуткую пустыню, усеянную подобными глыбами от горизонта до горизонта. И немощного старичка с лицом гневного «проповедника из Сусхары», ступающего по ним.
– Пхунг, – донеслось словно издали, – неужели ты их боишься?
– Покорные спины – беда… – пробормотал я, приходя в себя.
– Они же меня хотели убить. Меня…
– Что ты хочешь сделать с ними?
– Ты не знаешь, почему они хотели убить. Не потому, что я полюбила кого-то… Я мешаю этой женщине… Если я умру, то Пананг, Баданг и Чачанг станут ее мужьями. У нас не бывает разводов… Неужели… теперь ты не захочешь мне помочь?
– Помочь?
– Я хочу превратить их в овец. Или в собак. Я знаю заклинания.
Нет, это был не бред, а всего лишь эпизод из жизни каменного века. Я успокоился. Мне предстояло убить этих людей, чтобы их души с помощью Чхины переселились в животных. Логика первобытного мышления. Что удивительно – она была мне приятной! Очень заманчиво знать, что в стойле есть баран или осел с душой ненавистного тебе негодяя. Или даже монстра!
Я сел рядом с Чхиной, обнял ее за плечи, неуклюже поцеловал в сухие губы. Ее голая кожа обжигала холодом.
– Ты не разлюбил меня, Пхунг? – Она посмотрела мне в глаза. – Какой-то ты другой… Может, мне надо умереть? Может, и тебе я мешаю? Ты скажи, не бойся… Я сделаю так, как ты хочешь…
А с Чжангом произошло вот что. Скатившись с лестницы, он побежал, не соображая куда, и налетел на толпу людей, вооруженных до зубов. Его осветили электрическими фонарями.
– О боги! – поразились люди. – Неужели Пхунг!
– Я не Пхунг! – заверещал несчастный монах.
– Он врет, – сказал старший. – Он должен быть Пхунгом. Я вижу правильным зрением: Пхунг!
Вскоре избитый до неузнаваемости монах предстал перед Страшным человеком.
– Надо признаться, Пхунг, – Шеф Службы Княжеской Безопасности мрачно смотрел на него. Сонная виверра на его плече дернулась и застонала, как человек. Чжанг в ужасе смотрел то на животное, то на шкафоподобного человека, они казались ему духами зла. Он упал на колени и заплакал.
– Я не Пхунг! Спросите самого Пхунга! Он скажет, что я не Пхунг!
– Хорошо. Давай спросим. Где он?
– У чухчи по имени Чхина… в доме… там его кто-то схватил…
– Кто схватил?
– Может, злые духи…
Пришло время снимать кожу с бродяги, чтобы признался во всем, – ведь не назвал своего имени, не сказал, откуда пришел и почему знает Пхунга. Но Страшный человек уловил острый блеск на грязной руке Чжанга.
– Что это? Дай!
Монах совершенно забыл об «инструменте»! Поспешно содрав его с пальца, положил на стол перед светильником. Страшный человек принялся разглядывать перстень, напряженно размышлял. И вдруг жутковато улыбнулся.
– Мне надо много таких. Денег дам. Не веришь?
Он отвязал от пояса мешочек из тонкой обезьяньей кожи, украшенный бисером, и высыпал перед Чжангом монеты и мятые купюры.
– Все твое. Бери. Еще принесешь – еще дам. Чжанг в ужасе прошептал:
– Не надо! Мне ничего не надо!
Страшный человек догадался, что перед ним бессребреник, а таких он не понимал, поэтому считал опасными сумасшедшими. Казнить бы при попытке к бегству, но было ясно, что перстень из Подвалов. Этот тип, конечно же, знал дорогу к сокровищнице Тхэ-чхубанга!
Страшный человек пригвоздил Чжанга к стене мрачным взглядом.
– Разве ты не знаешь, что сказал Небесный Учитель о своем учении? Он сказал: пятьсот лет будет учение, потом появится другое.
Монах поспешно кивнул. Изречение о пятисотлетнем периоде учения он знал, оно входило в элементарное знание для избранных.
– Придворная религия – самая правильная религия, – продолжал Страшный человек прежним тоном. – Сила богов – в деньгах. При Небесном Учителе не было денег. Но он знал: через пятьсот лет будут. Поэтому сказал, что через пятьсот лет будет еще лучшее учение. При дворе Великого Даньчжина – самое лучшее.
– Но как же с перерождением… – прошептал в страхе монах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73