Чтобы хоть изредка прерывать связное действие, Холин заводил на три часа ночи будильник - время, когда во сне наступала кульминация. Но сон тоже «заводил» будильник, и Холин так и не знал, какой будильник звенит - настоящий или во сне, проснулся он или нет. Только под утро воображение истощалось, и Николай Егорович спал спокойно, без сновидений.
Прежние сны всегда происходили днем, были полны ярких красок, музыки, в них действовали в основном красивые девушки, и хоть в них тоже случались ужасы, но Холин всегда мог «переключить» сон на «вторую программу», достаточно было сказать: «Мне этот сон не нравится. Давай что-нибудь другое», и сон послушно заменялся другим. Раньше за ночь Николай Егорович смотрел три-четыре она и утром обычно не помнил их. Сейчас же все, что снилось, происходило ночью, сон был единым и обычно кончался неприятно; впечатление от него усиливалось оттого, что он мешался с реальностью. Например, если Холин вставал пить воду, он не знал, было это во сне или наяву, и Николай Егорович не мог этот сон долго забыть, как хорошую кинокартину.
- Я, наверно, не давал вам спать? - виновато спросил Холин.
- Нет, что вы.
- Но все же я, наверно, мешал.
- Вы кричали и плакали.
- Плакал утром?
- Да. Перед тем, как я вас разбудила. Вам снилось что-нибудь неприятное? Вы вообще плохо спите?
- Нет, я сплю хорошо, но меня мучают сны.
- Вы знаете что, кладите в ноги грелку. Я так всегда делаю.
- Чтобы снилась Африка?
- Мне - обычно море. Подъезжаем.
- Да?
«Надо же ей было присниться, - подумал Холин. - Теперь я ее не смогу забыть как случайную попутчицу».
Толкач достал чемодан, раскрыл его, положил сверху журнал, который читал, щелкнул никелированными замками, опять стал смотреть в окно, напевая «Фу-р-рр…». За окном медленно плыл мокрый, испещренный ногами людей и колесами тележек перрон, чисто выметенный, но кое-где с островками подтаявшего снега. Толпа встречающих была в весенних пальто и шляпах, женщины в легких платочках.
- Весна, - сказал толкач и улыбнулся Холину.
Холин с трудом ответил на его улыбку. Он не мог простить толкачу ночного преследования. Состав дернулся и застыл.
- Приехали, - сказала главреж. Она очень быстро сориентировалась. На главреже вместо зимнего одеяния было ярко-красное пальто, темно-вишневая шляпка, кружевные розовые перчатки и каштановые сапожки.
- Вас не узнать, - сказал Николай Егорович.
Она кокетливо улыбнулась.
- Весна. До свидания.
- Вам помочь?
- Нет, спасибо.
- Я все же помогу.
- Не стоит, - голос женщины был неуверенный.
Холин взял ее чемодан, похожий на сундук. Чемодан был тяжелый, как и тот, ночью. Как ночью, он пропустил ее вперед, а сам пошел следом с вещами. У него было такое же ощущение, словно она везет его с собой, к своей матери.
- До свидания, - сказал он проводнице. Холин чувствовал к ней легкую благодарность за то, что хоть она не преследовала его ночью.
Солнце вставало из-за строений. Перрон был разделен на полосы, пятна света и тени. Там, где была тень, стоял еще крепкий утренний морозец, асфальт был покрыт инеем, а на солнце перрон выглядел сырым, незастывшим, только что положенным; лужицы завернулись в хрусткий целлофан.
- Поставьте вот здесь, - сказала главреж. - Меня будут встречать.
«Любовник», - подумал Холин.
- Я очень вам признательна.
- Не стоит.
У нее уже были отсутствующие глаза. Она искала кого-то в толпе, чуть вытянув шею.
- Желаю вам всего хорошего, - сказал Николай Егорович. Ему очень хотелось, чтобы она протянула руку, но она не протянула.
Холин взял свой чемодан.
- Вам тоже, - сказала женщина ему в спину. - Спасибо.
Через несколько шагов Николай Егорович оглянулся, но ее уже заслонила толпа.
Сзади его толкнули. Это был лысый попутчик. Он явно спешил, наверно, на самолет или автобус, чтобы мчаться дальше. Дальше и дальше, пока не свалит сердечный приступ или язва желудка. Такая уж профессия.
- Надо было проводить до конца, - подмигнул толкач.
- Кого?
- Занятная барышня.
- А… - сказал Холин деланно равнодушным голосом. - Вот вы про что…
Толкач, конечно, считает его рохлей. Даже телефон у нее не взял. Рохля он и есть. Рохлей был, рохлей и остался. Упустил удачный момент. Он всегда упускал в жизни удачные моменты. Он всегда упускал в жизни удачные моменты, поэтому и остался у разбитого корыта. Провести ночь рядом с интересной женщиной, женщиной, которая явно ему симпатизировала, и не взять у нее телефон. Только он, Холин, и способен на это. Только рохля на это способен, и не просто рохля, а рохля Холин, рохля из рохль. Может быть, побежать и попросить у нее телефон? Мол, извините, я свалял дурака, я всю жизнь только и занимаюсь тем, что валяю дурака. Я, мол, свалял дурака и поэтому прошу меня простить и дать телефон.
- Ну, бывайте, - сказал толкач. - Мне еще на самолет. - Толкач опять улыбнулся. Видно, чем-то Холин был ему симпатичен. Может быть, тем, что не осмелился попросить у соседки телефон? Рохли всегда симпатичны. Потому что они оттесняют другие, более сильные характеры.
- Бывайте, - пробормотал Холин. Толкач был ему неприятен. Из-за сна. Надо же, какая чепуха - человек может быть, оказывается, неприятен из-за сна.
Лысый попутчик смешался с толпой.
Все. Кончился еще один отрезок его, Холина, жизни. Маленький кусочек длиною в сутки. Распался, отошел в вечность и никогда больше не вернется. Никогда больше не пересечется его судьба ни с судьбою Мальвины, ни с судьбою лысого толкача. Вот еще одно, за что он не любил железные дороги. На железных дорогах люди слишком сближаются. Они вместе спят, едят, играют в игры, иногда рассказывают друг другу свои жизни, иногда влюбляются. А потом расстаются навсегда. Маленькие трагедии, если вдуматься. А впрочем, почему маленькие? Это довольно жестоко. Встретить какого-то человека, а потом его никогда не увидеть… Холину было немного грустно и не совсем уютно на душе. «Это все из-за сна, - подумал он. - Проклятый сон».
Этот день Николай Егорович решил отдать Симферополю. Побродить весь день по улицам, пообедать в ресторане, сходить за город, посмотреть, как встречают весну виноградники, а к вечеру уехать в Ялту. От Ялты, ему рассказывали, «наркомовский» недалеко. Можно взять такси. Он хотел уехать в Ялту вечером, чтобы посмотреть, как к ночи синеют горы.
Холин расспросил, как добраться до автовокзала, сдал там чемодан в камеру хранения, узнал, что троллейбусы и автобусы ходят до Ялты очень часто, и отправился бродить по улицам.
Солнце уже стояло высоко. Тротуары были сухие и теплые. У обочин, там, где еще лежал снег, вились тонкие струйки пара, а если смотреть вперед, напротив солнца, и если проезжая часть улицы была пуста, даже можно было заметить легкий мираж, какой бывает ранней весной над свежевспаханным полем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62