Ратибор подошел к кучке воинов и что-то затараторил, размахивая руками. К нему подошли дочери. Дуня спросила у отца, где Володя. Тот указал в сторону реки. Настя не спросила ничего, но темные круги под глазами и надутые губы давали представление о ее состоянии. Ратибор нахмурился. Он понял, что что-то произошло. Отозвав Булдакова в сторонку, старейшина поинтересовался:
– Олег, ты мне не скажешь, что произошло между моей дочерью и этим парнем, Андреем Волковым.
– Я, старина, знаю только, что Андрей отпросился до утра, а вернулся вчера вечером, – Олег Палыч подумал и добавил, – причем, сильно не в духе.
– Послушай, а ты не смог бы спросить у него в чем дело – мне как-то неудобно у дочки выспрашивать…
– Во-первых, дружище, это не входит в мои полномочия, а во-вторых, парень беседует сейчас с Привратником по поводу несвоевременности посещения господа Бога, и ему не до меня.
– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Ратибор.
– Андрей ранен. Он потерял много крови и сейчас без сознания в медчасти. Над ним колдует капитан Львов – наш, в общем, знахарь. Он делает все возможное, чтобы парень остался жив. Так что, милый, передавай своей дочурке от него привет. Извини, меня вызывают.
Ратибор поскребся, переговорил еще с несколькими бойцами, а затем подошел к дочерям.
– Тут вот что, девки. Андрей при смерти лежит. Сильно поранена рука и сломаны ребра. Он без сознания, потерял много крови и передает вам привет. Или я что-то напутал? Да какой к лешему привет! Просто, без сознания. Сейчас за ним ухаживает знахарь, – Дуня присела и побелела от ужаса. Настя во время отцовской тирады стояла к нему вполоборота, да так и застыла. Лицо её окаменело, глаза закатились, и она с едва слышным стоном оплыла на землю.
– Настенка! – закричал Ратибор. Услыхав крик, Булдаков, уже окончивший разговор, подошел к неподвижному телу и, присев, похлопал девушку по щекам. Никакого результата.
– Ишь ты! – покрутил он головой и достал самое современное средство для борьбы с потерей сознания – пузырек нашатыря. Отвинтив колпачок, он смочил нашатырем свой носовой платок и поводил под носом у девушки.
Почуяв смрадное дыхание ада, мозг среагировал моментально. Девушка открыла глаза и скорчила рожу. Довольный, как слон, Булдаков завинтил пузырек и спрятал его в карман.
– А отчего тебе не дать понюхать это Андрею? – проявил свою крестьянскую сметливость Ратибор, – Олег Палыч скептически ухмыльнулся. Ну что возьмешь с прапорщика? Дерево, оно и в Африке дерево.
– А может ему просто скомандовать «Подъем»! – старейшина засомневался.
– Он, пожалуй, не услышит.
– Молодец, – хлопнул его по плечу майор, – соображаешь! Хэй, держи ее!
Получившая контроль над опорно-двигательным аппаратом, Анастасия воспользовалась им для ускоренного передвижения в сторону городка.
– Шиш ее догонишь! – махнул рукой Ратибор, – пущай бежит.
– Табаков! – позвал Булдаков. Подошел высокий румяный солдат, с гусарскими усиками.
– Серега, видишь вон то бегущее тело?
– Так точно!
– Возьми УАЗик и догони. Догонишь, подвези к медчасти. Да повежливей с ней!
– Есть! – ефрейтор бросился выполнять приказ.
– Внимание, все ко мне! – скомандовал майор. Его обступили тесным кругом.
С дрожью в голосе он сообщил:
– Товарищи, сегодня войска доблестной Красной армии освободили Пермь! Нету, больше свеонов – подохли! Наверное. Съели что-нибудь…
– Знаю я ваше «съели», – заворчал Ратибор. Майор сатанински расхохотался.
– Папа, они возвращаются! – закричала Дуня, увидев БТР, который на всех парах мчался от реки к слободе. Через несколько минут машина влетела в ворота и лихо осадила прямо перед собравшимися. Из нее первым выскочил Мурашевич, подошел к Булдакову и спокойно, будто на рыбалке был, доложил:
– Товарищ майор, задание выполнено! Прошу прощения, но пленных мы не брали.
– А на кой они нам? – пожал плечами Олег Палыч, – гауптвахту только загадят, а толку от них никакого.
– Я не в том смысле…
– Я вас, товарищ сержант, понял. Идите отдыхайте. Стоп, Володя! Потрудись объяснить мне вот это, – Булдаков указал на зеленых, точно листья салата, великолитовцев, с трудом вывалившихся из бронетранспортера.
– Они же ни разу не видели настоящего боя – всё луки да мечи! Мы подъехали, а на этой посудине человек шесть охраны. Начали по нам палить из катапульты. Я чтобы долго не топтаться, приказал пару раз долбануть из гранатометов, а на закуску прошелся по этой посудине из «Шмеля». Этот самый ког затонул не хуже «Титаника».
– Зря, батенька! – пожурил сержанта Булдаков, – эта лодка могла бы нам пригодится.
– Видели бы вы эту лодку! Я уверенней чувствовал себя бы на плоту. Коряга какая-то!
– Ладно, шельмец, свободен! Иди, вон тебя твоя Дуняха ждет – глазами стреляет, – майор повернулся к Казимиру, – как понравилось сражение?
В ответ донеслось что-то совсем уж нечленораздельное.
– Ясно! – протянул Булдаков, – Ратибор, веди своих гостей на сеанс водочной терапии. Это значит – по двести грамм на рыло, а затем будем разговаривать.
Глава 11.
Солнце уже встало и глядело на землю дурацким взглядом. По крайней мере, пришедшему в сознание Андрею солнечные лучи казались слишком наглыми. Он попытался повернуться на другой бок, но не смог – тело его не слушалось.
– Эге! Наш герой очнулся! – раздался сочный голос, и в поле зрения Андрея попала усатая физиономия капитана Львова.
«Каюк»! – подумал парень и закрыл глаза.
– Не дрейфь, мужик! На сегодня никаких зеленок и клизм, – успокоил его врач. Сержант открыл глаза, а затем и рот.
– А вот разговаривать тебе пока не советую, как и боксировать правой рукой. Хорошо, хоть не по суставу попал топорик – через полгодика сможешь держать в руке ложку, через год – вилку… Не разговаривать, я кому сказал! Понемногу начнешь шептать месяцев через восемь, ха-ха! Я пошутил! Через пару деньков, чтобы ребра не беспокоить – три у тебя сломано и в двух трещины, – любящий мужскую задушевную беседу, капитан уже раскрыл рот для произнесения новых гнусностей, но тут в дверь просунулась голова прапорщика Починка и поманила его таинственным жестом.
– В чем дело? – зашипел недовольный Львов выходя в коридор.
– Там, Игорь Леоныч, посетители к раненому!
– Пусть зайдут через недельку.
– Лично Норвегов с семьей!
– Боже ж мой! Шо вы мне сразу не сказали? Сами Константин Константинович! Просите, Акиш Иванович, просите!
Вошло семейство Норвеговых. Полковничий чин не располагает к сентиментальности, поэтому лицо Константина Константиновича было всего лишь нахмуренным. Елизавета Петровна представляла собой саму матушку скорбь, а Андрей-младший испытывал неловкость. Он слишком мало знал брата, и был расстроен скорее из-за того, что не мог создать в себе настроение, приличествующее данному случаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123