Он будет пытаться (или уже пытается) выйти через графа на запад с очередными сепаратными предложениями. Пусть даже это произойдет только через несколько дней – имя Бернадота уже наверняка прокручивается в голове рейхсфюрера СС. Тем неожиданнее и ошеломительнее должен быть эффект от такого превентивного хода.
Всё это вкупе с газетными объявлениями призвано было посеять панику и неразбериху в мозгах высокопоставленных заговорщиков. Оставалось завтра же по-тихому отправить Веллера от греха подальше из Фленсбурга. Его положение сейчас самое рискованное, ведь он принимал и шифровал все переговоры Крайновски. Пускай убирается к себе в Австрию, а лучше в Данию, где, как он сам говорил, у него есть знакомые коллеги-рунологи. Пересидит там месяц, и всё закончится.
А теперь спать.
Но заснуть не удавалось. Головная боль не утихала, и пришлось выпить хорошую порцию коньяка, припасенного как раз для приема на ночь в качестве успокоительного. Кроме этого, из головы не шел один недавний случай, о котором по некоторым соображениям Ротманн не стал рассказывать Дворжаку.
Буквально через несколько дней после их возвращения из саксонского круиза его вызвал Крайновски и, велев поплотнее прикрыть дверь, сказал:
– Вот что, Отто, завтра вы должны выполнить одно несложное, но ответственное задание.
– Слушаю, оберштурмбаннфюрер.
– Вечером из Киля привезут шестерых английских летчиков, сбитых над Фленсбургом двенадцатого февраля. Вы как раз отсутствовали, когда наши зенитчики отличились. Так вот, завтра с утра их проведут по улицам города и доставят в лес Мариенхельцунг, где в девять часов утра они должны быть расстреляны. Руководить казнью поручается вам.
Ротманн, ожидавший чего угодно, только не этого, пытался осмыслить, чего от него хотят. Он стоял молча и смотрел на ожидавшего ответа Крайновски.
– Ну в чем еще дело? – сказал тот раздраженно. – Не нравится поручение?
– Почему я, оберштурмбаннфюрер? Расстрельным взводом вполне может командовать младший офицер.
– Слушайте, Ротманн, я давно заметил, что вы чистюля. И, если помните, даже потакал вам в некоторых ваших гуманистических фантазиях. Но есть же предел. Не вы ли несколько дней назад были свидетелем очередного чудовищного преступления этих мерзавцев? Наша жемчужина, благороднейший город Европы, была осквернена и разрушена у него на глазах, а он еще выкобенивается! Я вас не понимаю.
Ротманн молчал.
– Это политическое мероприятие, – продолжил Крайновски. – Вы сами знаете, что все пленные – вражеские летчики, принимавшие участие в бомбардировках наших мирных городов, – с некоторого времени подлежат расстрелу. На них, как на военных преступников, не распространяется никакая юрисдикция. Завтра же, ко всему прочему, ожидается присутствие гауляйтера, кого-то из магистрата и, возможно, корреспондента из центральной газеты. Поэтому я настаиваю, чтобы командовали именно вы, отмеченный наградами фронтовик, а не какой-нибудь Флейдерер со значком гитлерюгенда. Короче, это не обсуждается, – отрезал Крайновски. – Без пятнадцати девять быть в назначенном месте и ожидать Хольстера с приговоренными.
К вечеру Ротманн узнал кое-какие подробности относительно сбитых британцев.
Это был ночной налет, целью которого, по всей видимости, являлись береговые бетонные укрытия для подводных лодок. Сначала совершенно неожиданно появился одинокий легкий бомбардировщики сбросил в район укрытий несколько зажигалок и ракет на парашютах. Через пять минут, когда дымовые посты уже затягивали бухту белой пеленой, двадцать или двадцать пять тяжелых бомбардировщиков атаковали высвеченную пожаром цель. Их атака не имела особого успеха. Ни одна лодка не пострадала. Бомбы только зажгли северо-западную окраину города и повредили несколько небольших судов у причала. В кутерьме мечущихся прожекторных лучей и тяжелых трассирующих пуль зенитных автоматов один из самолетов вдруг вспыхнул и стал резко падать, уходя на запад. Через час его дымящиеся обломки обнаружили в пятнадцати километрах от города. Экипаж выпрыгнул на парашютах, но уже к утру пятеро англичан были схвачены. Поскольку сбитый «Ланкастер» должен был обслуживаться семью членами экипажа, продолжили поиск остальных. Пленные на допросе тем временем утверждали, что их было только пятеро. Они объясняли это внезапной болезнью двоих и общей нехваткой людей. Крайновски предложил им жизнь, если они скажут правду. Если же продолжат запираться, а немцы тем временем найдут следы шестого или тем паче седьмого, он пообещал всех повесить. Британцы стояли на своем.
Но им не повезло. Через два дня километрах в шести от места пленения основной группы в лесу был обнаружен труп английского летчика, завернутый в парашют и присыпанный ветками и старой листвой. Судя по всему, он получил тяжелое ранение еще в самолете и был спрятан седьмым членом экипажа, оказавшимся поблизости. Еще через день взяли и того, седьмого. Всех шестерых сначала решили отправить в Нейнгамме – концентрационный лагерь под Гамбургом, – но тормознули на полпути, и теперь они ожидали своей судьбы в кильской тюрьме.
Наутро, когда Ротманн заехал в управление гестапо, его поймал Крайновски.
– Вы должны соблюсти одно важное условие, Отто. С осужденными, когда их привезут, никому нельзя разговаривать. Это непременное требование, и вы отвечаете за его исполнение. – Он оглядел подчиненного. – У вас есть сабля?
– Нет и никогда не было.
– Черт. Ладно, я распоряжусь, чтобы вам привезли служебную шпагу. Отправляйтесь. И, если будет фотокорреспондент, снимите там шинель, чтобы запечатлелись ваши кресты.
Через двадцать минут Ротманн прохаживался возле большой свежевыкопанной ямы в леске за западной окраиной Фленсбурга. Было довольно холодно, и на прошлогодней траве белел утренний иней. Неподалеку курила группа солдат в черных касках. Человек тридцать. Рядом в пирамидах стояли их карабины с примкнутыми штыками.
Без пяти девять подъехало два крытых брезентом грузовика. Из кабины одного из них выскочил Хольстер и стал командовать выгрузкой осужденных. То, что в следующую минуту увидел Ротманн, он никак не ожидал увидеть. На землю стали стаскивать людей с повязками на лицах. Они глубоко врезались им между губ и зубов. Во рту каждого, очевидно, был кляп и дополнительная белая тряпка, туго завязанная узлом на шее сзади и вдавливавшая его в самое горло несчастных. Лица их от этого выглядели просто ужасно. Они побагровели. Один, с разбитым и опухшим носом, и вовсе задыхался. Он еле сопел, пуская время от времени из одной ноздри кровавый пузырь. Вдобавок ко всему руки каждого были скручены за спиной.
– Их что, в таком виде провели по улицам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Всё это вкупе с газетными объявлениями призвано было посеять панику и неразбериху в мозгах высокопоставленных заговорщиков. Оставалось завтра же по-тихому отправить Веллера от греха подальше из Фленсбурга. Его положение сейчас самое рискованное, ведь он принимал и шифровал все переговоры Крайновски. Пускай убирается к себе в Австрию, а лучше в Данию, где, как он сам говорил, у него есть знакомые коллеги-рунологи. Пересидит там месяц, и всё закончится.
А теперь спать.
Но заснуть не удавалось. Головная боль не утихала, и пришлось выпить хорошую порцию коньяка, припасенного как раз для приема на ночь в качестве успокоительного. Кроме этого, из головы не шел один недавний случай, о котором по некоторым соображениям Ротманн не стал рассказывать Дворжаку.
Буквально через несколько дней после их возвращения из саксонского круиза его вызвал Крайновски и, велев поплотнее прикрыть дверь, сказал:
– Вот что, Отто, завтра вы должны выполнить одно несложное, но ответственное задание.
– Слушаю, оберштурмбаннфюрер.
– Вечером из Киля привезут шестерых английских летчиков, сбитых над Фленсбургом двенадцатого февраля. Вы как раз отсутствовали, когда наши зенитчики отличились. Так вот, завтра с утра их проведут по улицам города и доставят в лес Мариенхельцунг, где в девять часов утра они должны быть расстреляны. Руководить казнью поручается вам.
Ротманн, ожидавший чего угодно, только не этого, пытался осмыслить, чего от него хотят. Он стоял молча и смотрел на ожидавшего ответа Крайновски.
– Ну в чем еще дело? – сказал тот раздраженно. – Не нравится поручение?
– Почему я, оберштурмбаннфюрер? Расстрельным взводом вполне может командовать младший офицер.
– Слушайте, Ротманн, я давно заметил, что вы чистюля. И, если помните, даже потакал вам в некоторых ваших гуманистических фантазиях. Но есть же предел. Не вы ли несколько дней назад были свидетелем очередного чудовищного преступления этих мерзавцев? Наша жемчужина, благороднейший город Европы, была осквернена и разрушена у него на глазах, а он еще выкобенивается! Я вас не понимаю.
Ротманн молчал.
– Это политическое мероприятие, – продолжил Крайновски. – Вы сами знаете, что все пленные – вражеские летчики, принимавшие участие в бомбардировках наших мирных городов, – с некоторого времени подлежат расстрелу. На них, как на военных преступников, не распространяется никакая юрисдикция. Завтра же, ко всему прочему, ожидается присутствие гауляйтера, кого-то из магистрата и, возможно, корреспондента из центральной газеты. Поэтому я настаиваю, чтобы командовали именно вы, отмеченный наградами фронтовик, а не какой-нибудь Флейдерер со значком гитлерюгенда. Короче, это не обсуждается, – отрезал Крайновски. – Без пятнадцати девять быть в назначенном месте и ожидать Хольстера с приговоренными.
К вечеру Ротманн узнал кое-какие подробности относительно сбитых британцев.
Это был ночной налет, целью которого, по всей видимости, являлись береговые бетонные укрытия для подводных лодок. Сначала совершенно неожиданно появился одинокий легкий бомбардировщики сбросил в район укрытий несколько зажигалок и ракет на парашютах. Через пять минут, когда дымовые посты уже затягивали бухту белой пеленой, двадцать или двадцать пять тяжелых бомбардировщиков атаковали высвеченную пожаром цель. Их атака не имела особого успеха. Ни одна лодка не пострадала. Бомбы только зажгли северо-западную окраину города и повредили несколько небольших судов у причала. В кутерьме мечущихся прожекторных лучей и тяжелых трассирующих пуль зенитных автоматов один из самолетов вдруг вспыхнул и стал резко падать, уходя на запад. Через час его дымящиеся обломки обнаружили в пятнадцати километрах от города. Экипаж выпрыгнул на парашютах, но уже к утру пятеро англичан были схвачены. Поскольку сбитый «Ланкастер» должен был обслуживаться семью членами экипажа, продолжили поиск остальных. Пленные на допросе тем временем утверждали, что их было только пятеро. Они объясняли это внезапной болезнью двоих и общей нехваткой людей. Крайновски предложил им жизнь, если они скажут правду. Если же продолжат запираться, а немцы тем временем найдут следы шестого или тем паче седьмого, он пообещал всех повесить. Британцы стояли на своем.
Но им не повезло. Через два дня километрах в шести от места пленения основной группы в лесу был обнаружен труп английского летчика, завернутый в парашют и присыпанный ветками и старой листвой. Судя по всему, он получил тяжелое ранение еще в самолете и был спрятан седьмым членом экипажа, оказавшимся поблизости. Еще через день взяли и того, седьмого. Всех шестерых сначала решили отправить в Нейнгамме – концентрационный лагерь под Гамбургом, – но тормознули на полпути, и теперь они ожидали своей судьбы в кильской тюрьме.
Наутро, когда Ротманн заехал в управление гестапо, его поймал Крайновски.
– Вы должны соблюсти одно важное условие, Отто. С осужденными, когда их привезут, никому нельзя разговаривать. Это непременное требование, и вы отвечаете за его исполнение. – Он оглядел подчиненного. – У вас есть сабля?
– Нет и никогда не было.
– Черт. Ладно, я распоряжусь, чтобы вам привезли служебную шпагу. Отправляйтесь. И, если будет фотокорреспондент, снимите там шинель, чтобы запечатлелись ваши кресты.
Через двадцать минут Ротманн прохаживался возле большой свежевыкопанной ямы в леске за западной окраиной Фленсбурга. Было довольно холодно, и на прошлогодней траве белел утренний иней. Неподалеку курила группа солдат в черных касках. Человек тридцать. Рядом в пирамидах стояли их карабины с примкнутыми штыками.
Без пяти девять подъехало два крытых брезентом грузовика. Из кабины одного из них выскочил Хольстер и стал командовать выгрузкой осужденных. То, что в следующую минуту увидел Ротманн, он никак не ожидал увидеть. На землю стали стаскивать людей с повязками на лицах. Они глубоко врезались им между губ и зубов. Во рту каждого, очевидно, был кляп и дополнительная белая тряпка, туго завязанная узлом на шее сзади и вдавливавшая его в самое горло несчастных. Лица их от этого выглядели просто ужасно. Они побагровели. Один, с разбитым и опухшим носом, и вовсе задыхался. Он еле сопел, пуская время от времени из одной ноздри кровавый пузырь. Вдобавок ко всему руки каждого были скручены за спиной.
– Их что, в таком виде провели по улицам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139