.. Хотя теперь я знаю про него все, знаю все его преступления, все его страшные дела. Знаю, какой это ужасный человек. Все равно, если б мне сказали, что я всего один только год проживу на свете, но тот год, что мы были с ним, с радостью соглашусь...
Короче, организовал он свою фирму - он, я, Утиный Нос и эта девчонка Ру. Тоже, скажу я вам, штучка! Впрочем, это я ее приобщила.
Знаю я ее еще с тех пор, когда работала в кафе. Она как-то приходила с товарищами своими - студентами, один очкарик там был, тихий такой. Потом-то уж она только с ним и ходила.
Иногда приходит одна, делится со мной своими делами, мыслями.
Если б могла, мол, ушла от родителей, от всей этой благополучной жизни (а она не из бедных), доказала бы, что сама пробьется, что она смелая, сильная, без предрассудков, вот как то телевизору показывают...
Ох, как она начинает про телевизор, так становится непонятно, откуда у нее на что-нибудь еще берется время. Кажется, она только у телевизора время и проводит. Все фильмы, передачи, программы, особенно про преступления, убийства всякие наизусть выучила. Эх, девочка, знала бы ты эту жизнь не на экране...
И вот ее я втянула в нашу "фирму".
И подумала, какая же я подлая! Какая гнусная! Девчонку эту, которая всю грязь, всю мерзость на своем экране раньше видела. А теперь сама в нее окунется.
Значит, Рокко - меня, я - ее... А кто-то в свое время ведь - его... А кого-то когда-нибудь - Ру.
Такая вот эстафета бесконечная. Эстафета зла.
Мы что ль виноваты? Так уж мир устроен. И ничего тут изменить нельзя.
Правильно говорит Рокко: "В этой жизни на час вперед и то загадывать нельзя. Так вот, этот час надо прожить получше".
Так и живем.
И Рокко, и Утиный Нос, и я, и Ру...
Кстати, насчет Ру напрасно я так уж сильно терзаюсь. Оказалось, что телевизор подготовил ее преотлично. Она там всяким бандитским навыкам и приемам научилась лучше, чем я за всю свою горемычную жизнь. Разве что только убийство еще не совершала. Ну, это уж вряд ли. Все же девчонка.
Хотя, помню, был у нас какой-то разговор с Рокко, и я ему эту мысль высказала.
А он как-то странно посмотрел на меня.
- Думаешь, убить человека она не сможет? - спрашивает.
- Ты что, смеешься? - говорю. - Никогда! А убила бы, с ума сошла. Для нее же это на всю жизнь потрясение. Чтоб до этого дойти, сам знаешь, надо, чтобы тебя годы такой вот жизни, как у меня, готовили, а не телевизор...
- Ты так думаешь? - усмехается. - Как знать, как знать...
Дурацкий разговор какой-то.
А вот я человека убила.
Это произошло так. Мне нужно было передать большой пакет "зелья" одному клиенту. Мы договорились встретиться на каком-то пустыре поздно вечером. Я шла спокойно, не первый раз, всегда так делали.
Прихожу. Смотрю - стоит, ждет.
Обычно я передаю чемоданчик с порошками, он мне портфель с деньгами. Пока он на выбор несколько пакетиков вскрывает, проверяет, я пересчитываю деньги. Вообще-то это формальность. В нашем деле, если кто-то кого-то обманет - я имею в виду солидных "коммерсантов", - это быстро узнается, и тогда обманщику доверия нет. К тому же обманутый его из-под земли достанет, отомстит. Это вопрос престижа.
Действительно, все в порядке. Порошки, как заказали, деньги все.
Собираемся расходиться.
И тут, словно из-под земли, четверо. В руках ножи, велосипедные цепи, лет по восемнадцать им - мальчишки.
- Ты бросай чемодан, - ему говорят, - а ты - портфель, - это мне. - И шагом марш, пока целы!
Представляете картину? Ну, ладно, мне Рокко еще поверит, если я без денег вернусь, ну, а тот как будет отчитываться за пропавший товар?
Мальцы подходят все ближе. Я их знаю. Они опасны, как волки, - могут броситься в любую секунду и пощады не знают, удивительно, что они нас сразу не прикончили, а еще дают возможность уйти. Но могут передумать.
Мы смотрим на них - ножи, цепи, палки, были бы пистолеты, они их давно бы вынули. Тогда мы с моим клиентом смотрим друг на друга. Нам не надо слов, и так поняли.
Он выхватывает из подмышки пистолет, я - из сумочки. Он стреляет быстро-быстро и точно. Раз, два, три. Я тоже стреляю и тоже точно. Тоже три раза.
Только он укладывает троих, я - одного. Чувствуется, у него это не впервые. Он быстро подбегает к ним, убеждается, что со всеми четырьмя покончено, делает мне прощальный знак рукой и исчезает в ночи.
Я еще некоторое время стою неподвижно, потом подхожу к "моему" и смотрю на него.
Он, наверное, самый молодой из них - не больше семнадцати. А сейчас, когда он вот так лежит на спине, раскинув руки, словно загорает на пляже, и удивленно смотрит в звездное небо, так вообще выглядит мальчиком. Чистое лицо, ни морщин, ни царапин, ни шрамов, большие светлые глаза, длинные ресницы, удивленный взгляд.
Вот этот взгляд мне больше всего и запомнился.
Чему он удивляется: что в него стреляли, что его не испугались двое, да к тому же одна женщина, против четверых, что не выполнили их приказа?
Или что можно умереть от пули в семнадцать лет? На грязном ночном пустыре? Ничего не повидав, ничего не успев?
Я спрятала пистолет в сумочку и ушла.
Реакция пришла потом - тихая такая истерика, дрожь, судорожные рыдания, бормотала чего-то, сама не помню, чего. Это когда я уже рассказывала Рокко обо всем.
Истерику мою он быстро прекратил - надавал пощечин, принес воды. Я успокоилась.
Он снова и снова допрашивал меня, выяснял подробности. Потом озабоченно сказал:
- Выследили. Хорошо, если сами молокососы, они больше не придут. А вот если их подослали, если они только исполнители...
- Но ты понимаешь, - говорю тихо, - что мы их убили, четверых, они же мальчишки.
Он только досадливо поморщился.
- Ну, и правильно сделали. Не велика потеря. Да, жаль меня не было. Я б одного в живых оставил, уж он бы мне все выложил (посмотрели бы вы в этот момент, какие у Рокко были глаза - да ему бы любой все выложил!). Но пустырь закрываем. Вообще весь этот район... Там больше коммерцией заниматься нельзя.
"Нельзя заниматься коммерцией"! Вот так я убила человека.
Ну, а теперь об этом деле.
Это было великолепное дело! Все-таки, Рокко - голова, даже две, три. Потому что трудно, имея лишь одну голову, так все обдумывать, предусматривать, предвидеть. С такой головой ему не контрабандой заниматься, а руководить крупнейшей промышленной корпорацией или банком. Быть президентом, генеральным директором - вот кем ему быть!
Впрочем, большой разницы нет. Ну, какая разница между какой-нибудь большой компанией и преступным синдикатом? Да никакой. И там и там идет грабеж, только в первом случае с тайным нарушением закона, а во втором - с явным.
Короче говоря, его идея с "фирмой" великолепна. За это недолгое время мы заработали, я, например, - больше, чем за всю предшествующую жизнь. Конечно, риск есть - а где его нет? В общем, поработаем еще немного - и на покой (впрочем, покойницей меня сделает и гораздо скорее мое "зелье", теперь я колюсь уже два раза в день).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30