– Тут и договаривать нечего. Нового агрегата ты почти не знаешь, можешь сорваться. Видела, какой нынче урожай? Пшеница стеной стоит. Такого хлеба даже старики не видывали.
– Машину я уже опробовала. Работает сказочно!
– Кто ж у тебя будет штурвальным?
– Директор еще не решил.
– Интересно все ж получается! Меня не дождались… Может, и мне штурвального наметили? – спросил Соколов.
– Да, был разговор. Вы вдвоем с Мартьяном можете гору свернуть, лучшего вам не найти, – сказала Глаша.
– А чего ж ты его к себе не взяла? Он ведь просился…
Глаша вспыхнула и закусила губу, словно испугавшись, что выскажет не то, что следует. Михаил Лукьянович был рассержен на сноху, и ему трудно было сдерживаться. Пытливо поглядывая на ее покрасневшее лицо, переспросил:
– Почему ж сама не взяла?
– Могла бы, конечно…
– Так в чем же дело?
– Как будто ты не знаешь… Одна тетка Агафья чего стоит, – в замешательстве, не зная, что ответить, невольно призналась Глаша. Отвернувшись, посмотрела в открытое окно на дремлющую зелень сада, где вечерний прохладный воздух густо наполнялся запахом зрелой клубники.
– Я-то кое-что знаю, да помалкиваю… – Соколов стряхнул с папиросы пепел в цветочную плошку, размышляя о том, как продолжить этот щекотливый и неприятный для обоих разговор. – Вот курить надо бы бросить, да разве тут бросишь…
– Вы что-то хотели мне сказать, Михаил Лукьянович? – осторожно спросила она.
– Сразу, сношенька, не скажешь. Ломаю голову, кого б тебе в помощники определить. Раз решилась стать самостоятельной – не хочу, чтобы ты сорвалась. – Соколов говорил совсем не то, что ему хотелось сказать.
– Я думаю с нашим Колей попробовать, – неуверенно проговорила Глаша.
– Мальчишку за штурвал? Тоже нашла механизатора! – Голос Соколова прозвучал вызывающе громко и насмешливо.
– Он же хорошо знает и любит машину, да и практика у него есть, – возразила Глаша.
– Практика! Вы, может, нас с Мартьяном на соревнование вызовете?
– Возможно. А почему бы и нет? – Тон деверя не только сердил ее, но и до крайности изумлял. Раньше она как-то привыкла и мирилась с его непререкаемостью, а сейчас это уже было слишком.
– Валяйте! Мы вам вместо переходящего знамени Колькину портянку на агрегат пришпилим. Так и в условиях запишем.
– Ну и пожалуйста! – задетая его оскорбительной насмешкой, кратко ответила она.
– Нашла работягу! Он без меня, говорят, каждый день в футбол гонял да вон с птичницами на ферме цыплят выводил.
– Он там всю электропроводку сменил. А в прошлом году, когда я болела, разве не он меня заменил? Надо, отец, быть справедливым, а вы…
– Да, я отец, лучше знаю своего сына и с наждачком его продраю. Не защищай. Вон Дашка замуж собралась! Это что ж такое?
Соколов вскочил, потом снова сел и достал из пачки вторую сигарету.
– Но ведь должно же это когда-нибудь случиться, – сказала спокойно Глаша, мысленно посмеиваясь над вспышкой деверя, припоминая непоколебимую Дашину настойчивость, с которой она вот уже длительное время отстаивала свою любовь к Феде Сушкину и воевала с родителями. Откуда что взялось. Глаша даже немножко гордилась племянницей.
– Не хочу, чтоб такое случилось, как у Мартьяна с Варварой. Он из угла в угол мечется и тебе проходу не дает. Не хотелось мне о том говорить, но приходится…
– И не следовало, Михаил Лукьянович. – Глафира поднялась со стула и направилась к двери.
– А я желаю поговорить. Это всей нашей семьи касается.
– Это касается только меня одной, – твердо проговорила Глаша и, схватив лейку, выбежала в сад.
– Это, папаша, уже невыносимо! – раздался из горницы голос Николая. Он ловко выпрыгнул через окно из комнаты на веранду и остановился против отца, взбудораженный и рассерженный. – Я протестую, старик!
– Ты откуда взялся? – удивленно и немного растерянно заговорил Михаил Лукьянович.
– На ракете, из космоса! – выпалил Николай.
– Как ты с отцом разговариваешь?
– А как ты со снохой калякал? Знатный комбайнер! Сила! Наверное, на Марсе было слышно… Как тебе, батя… ай-яй-яй!
– Замолчи!
– Не намерен больше молчать! – петушился перед отцом Николай, широкоплечий и длинный. – Портянкой грозишься, а мы вот рванем с Глашей и тебе на самую трубу мешковину повесим, так и знай!
– Тебя вон тянет гонять в футбол и в дурачка, сынок, играть. А ты в механизаторы лезешь, – поддразнивал его отец.
– Смотри, как бы ты сам не остался с последним козыришком. Зазнался ты, батя, вот что я тебе скажу.
– Колька! – рявкнул Соколов.
– Чего вы на весь дом раскричались? – спросила вошедшая Анна Сергеевна.
– А ты спроси его, мама, до чего он тетю Глашу довел. Она убежала вся в слезах, – сказал Николай.
– Ну что с тобой, Миша! Не успел приехать, кидаешься на всех…
– Он, как наш покойный дед, Никифор Иванович, скоро начнет на каждого палкой махать. «Метода воспитания» называется… – не унимался Николай.
– Замолчишь ты или нет, школяр? – разворчался родитель.
– Я не школяр, папа. Мне уже осенью в армию. И ты на меня не шуми, штурвалить все равно буду, – упрямо проговорил сын.
– Анна, уйми его, а то я за себя не ручаюсь…
– Ну, остынь, отец, и скажи, что у вас тут произошло? – спросила Анна Сергеевна. Ей очень неприятен был этот содом, начавшийся в доме с приездом мужа и возвращением Даши.
Сейчас русая голова дочери с накрученными в волосах бумажными завитушками все время мелькала в открытом окне; Даша с любопытством выглядывала из-за косяка: она явно подслушивала и была в курсе всей перепалки.
– Глафира получает новую машину и уходит от меня. А этого молодца, – кивая на сына, говорил Соколов, – берет к себе в помощники.
– Ну и что тут такого? – спросила Анна Сергеевна.
– Она-то хочет иметь персональную славу! А он, видишь, начал пестренькие галстучки носить, ботиночки остроносенькие, об офицерском училище мечтает, с Раисой Спиглазовой сценки репетируют… Куда ж ему за штурвал, такому артисту! У него после первого же загона рубашонка от пота развалится, если работать так, как это делает его отец.
– Ну, погоди же, папаха! – Шагая по веранде, Николай все время закидывал за уши длинные светлые пряди волос. Он на самом деле похож был на артиста, разучивающего плохо усвоенную роль. – Погоди, знаменитый, мы тебя так обставим! Мы тебе покажем работенку!
– И правда, чего ты ерепенишься, отец. Он же убирал с тобой в прошлом году, не хуже других работал, – возразила Анна Сергеевна.
– То еще была не работа, а детская забава. Через каждый гон к бочке с водой бегал… Нынешний год штурвальному некогда будет водичкой прохлаждаться! Хлеб-то вон какой вымахал!
– Ну что, мама, с ним спорить? Я все равно к Ивану Михайловичу пойду, – нетерпеливо проговорил Николай.
– Сходи, сходи, жалобу на отца напиши…
Михаил Лукьянович поднялся, повертел в руках велосипедное колесо и, откатив его в угол, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86