И вот он объявился, и он здесь, в этом городе. Человек, которого Злата полюбила сердцем и душой, но они не могут быть вместе, потому что между ними пропасть. Вне стен гарема они принадлежат к абсолютно разным и непересекающимся мирам.
Злате в российском посольстве определили в услужение немногословную пожилую женщину, Глафиру, отлично справлявшуюся со своими обязанностями. Но вот поговорить с ней о том, что сейчас тревожило Злату, абсолютно невозможно. И с Теряевым Злата не могла откровенничать. Он мужчина, и вряд ли поймет молодую девушку. Бесполезно!
Злата пришла в кабинет Теряева после обеда, когда тот находился в благодушном настроении.
- Что, барышня, душенька? Да садись, садись! - Посол указал на мягкое кресло. - Как чувствуешь себя?
- Благодарю, Виктор Александрович, теперь хорошо, - ответила Злата, как и положено благовоспитанной барышне. - У меня к вам просьба.
- Для тебя, Злата Петровна, все что угодно! - улыбнулся посол.
- Я хотела бы посетить мечеть Омейядов, - застенчиво попросила девушка. - Я себя отлично чувствую, а не посмотреть подобный выдающийся памятник архитектуры просто невозможно.
- Ты уверена? - обеспокоился посол. - Ох, и боязно мне тебя за порог посольства выпускать! А ну как снова украдут? - Он задумчиво нахмурился. Злата смотрела умоляюще. - Но если я с тобой поеду, то сам смогу и присмотреть.
- Хорошо! - просияла девушка.
Теряев подозрительно посмотрел на Злату и после паузы промолвил:
- Странная ты барышня, ох и странная! Другая бы на твоем месте в православный храм запросилась, а ты, вишь, в мечеть хочешь… Ну ладно, ладно! - воскликнул он, увидев растерянность Златы. - Всему свое время, и если душа просит, ехать надо. Завтра с утра и поедем.
- Идея постройки этой мечети, - рассказывал Виктор Александрович по пути к вожделенному памятнику архитектуры, - принадлежит халифу Вали-ду, жившему в начале восьмого века. В Европе в то время были темные времена, а арабы стремились на Запад, завоевать северные народы. Ну и об искусстве не забывали. Халиф Валид был, судя по всему, человеком непростым. Именно ему принадлежали в свое время знаменитые бани «Каср Амра» в Иордании - единственный уникальный памятник той эпохи, стены которого украшены изображениями живых существ. В мозаиках же самой мечети нет ни одного изображения человека.
…Злата стояла на огромной площади, вымощенной мрамором, и чувствовала, что не ошиблась, приехав сюда. Ступив на мозаичный пол, Злата почувствовала, как ее душа наполняется покоем. И вот сейчас - она будто с Амиром встретилась…
На следующий день после побоища в катакомбах Амир отправил слугу в российское посольство, чтобы осведомиться о здоровье Златы. Тот вернулся с ответом посла, что состояние девушки опасений не вызывает, а сама Злата не передала ни слова, ни записки, ничего.
Амир неприкаянно бродил по дому, не зная, на что решиться, что делать. Периодически к нему подходил лекарь Селим с какими-то лекарствами и примочками, юноша покорно подчинялся. Отец упорно избегал его, то куда-то уходя из дома, то запираясь в библиотеке.
Что же делать? Пойти в посольство, встретиться со Златой и спросить, любит ли она его? Или просто сказать ей о своей любви? Нет, признаниями они уже обменялись. Амир понял, что находится в тупике: все его воспитание, весь жизненный опыт просто не предусматривали такой ситуации. Будь Злата мусульманкой, Джибраил бы переговорил с отцом девушки, потом их представили бы друг другу, затем, если бы ни у кого не возникло возражений, была бы помолвка, дальше свадьба, и, наконец, если повезет, возникла бы любовь… У них же со Златой все совсем не так. У них есть любовь, но больше нет ничего. Достаточно ли одной любви?
Когда в жизни Амира возникала проблема, он взывал к Аллаху. Вот и теперь он возносил горячую мольбу, но ответа не находил, поэтому юноша решил пойти в мечеть Омейядов, где он всегда чувствовал себя ближе к Аллаху и тот всегда отзывался на его молитвы.
Чтобы туда попасть, нужно пройти через сук - крытую улицу-рынок, длинный сумеречный туннель, по обеим сторонам которого располагались лавки и магазинчики. Сук завершался великолепной античной колоннадой. Это - западные пропилеи храма Юпитера Дамасского, главного храма древнего римского города, что в незапамятные времена находился здесь.
Входя в ворота мечети Омейядов, Амир ощущал благоговейное чувство: он попадал туда, где человек взывает к Богу в течение тысячелетий. Римляне воздвигли свой имперский храм не на пустом месте: здесь всегда был дом Бога, пусть молящиеся в нем знали Всеблагого под другими именами.
Огромный прямоугольный двор, обрамленный портиками, с южной стороны был замкнут зданием многоколонного молитвенного зала, не разделенного на женскую и мужскую половины, как повелось позже.
Амир прошел к гробнице Хусейна. Здесь всегда очень спокойно и печально, а можно почувствовать чудесное благоухание, которое источает святыня. Амира здесь всегда охватывало трудно передаваемое чувство подлинности, сакральной достоверности этих мест. Замкнутый архитектурный космос мечети создавал отгороженное от внешнего мира пространство, располагающее к созерцательности и размышлению.
Амир считал, что созерцание - отнюдь не привилегия дервишей. Дом молитвы не подавлял его - здесь было просто хорошо…
Завершив молитву, в которой юноша просил Аллаха дать ему понимание, подсказать, что делать, он отошел от гробницы и опустился на колени, чтобы просто поразмышлять в тишине. Что-то зрело внутри, требовало выхода какое-то решение…
Злата… Без нее он дальнейшей жизни не представлял. Что он должен сделать, чтобы быть с ней? Злата…
И тут он увидел ее! Девушка стояла у дальней стены мечети, возле гробницы пророка Яхьи. Иоанн Креститель. Для нее он христианский святой. Крест и полумесяц. Если под одной крышей уживаются святые гробницы ислама и христианства, то почему нельзя быть вместе мусульманину и православной?
Амир молча коснулся лбом пола.
Через неделю после затмения приехал папенька. Петр Алимов обнял дочь, долго не выпускал из объятий и плакал, не стесняясь слез.
- Златочка, золотинка моя, доченька! - Петр Евгеньевич то гладил дочь по голове, то прижимал к груди. - Я уж и не чаял, уж и похоронил, и оплакал!
- Папенька! - воскликнула Злата. - Я тоже страшно за вас боялась! Я ведь сначала думала, что вы погибли, поэтому меня не ищете!
- Так мне сказали, умерла ты, смирись! - Петр Евгеньевич стукнул кулаком по ладони. - Ироды!
- Я знаю, папа.
Они долго еще разговаривали, плакали и смеялись, Злата пересказала все свои приключения, ничего не пропустив, так как решилась просить у отца совета. То есть она вообще решилась, но как-то страшно было и какой-то холодок внутри пробегал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Злате в российском посольстве определили в услужение немногословную пожилую женщину, Глафиру, отлично справлявшуюся со своими обязанностями. Но вот поговорить с ней о том, что сейчас тревожило Злату, абсолютно невозможно. И с Теряевым Злата не могла откровенничать. Он мужчина, и вряд ли поймет молодую девушку. Бесполезно!
Злата пришла в кабинет Теряева после обеда, когда тот находился в благодушном настроении.
- Что, барышня, душенька? Да садись, садись! - Посол указал на мягкое кресло. - Как чувствуешь себя?
- Благодарю, Виктор Александрович, теперь хорошо, - ответила Злата, как и положено благовоспитанной барышне. - У меня к вам просьба.
- Для тебя, Злата Петровна, все что угодно! - улыбнулся посол.
- Я хотела бы посетить мечеть Омейядов, - застенчиво попросила девушка. - Я себя отлично чувствую, а не посмотреть подобный выдающийся памятник архитектуры просто невозможно.
- Ты уверена? - обеспокоился посол. - Ох, и боязно мне тебя за порог посольства выпускать! А ну как снова украдут? - Он задумчиво нахмурился. Злата смотрела умоляюще. - Но если я с тобой поеду, то сам смогу и присмотреть.
- Хорошо! - просияла девушка.
Теряев подозрительно посмотрел на Злату и после паузы промолвил:
- Странная ты барышня, ох и странная! Другая бы на твоем месте в православный храм запросилась, а ты, вишь, в мечеть хочешь… Ну ладно, ладно! - воскликнул он, увидев растерянность Златы. - Всему свое время, и если душа просит, ехать надо. Завтра с утра и поедем.
- Идея постройки этой мечети, - рассказывал Виктор Александрович по пути к вожделенному памятнику архитектуры, - принадлежит халифу Вали-ду, жившему в начале восьмого века. В Европе в то время были темные времена, а арабы стремились на Запад, завоевать северные народы. Ну и об искусстве не забывали. Халиф Валид был, судя по всему, человеком непростым. Именно ему принадлежали в свое время знаменитые бани «Каср Амра» в Иордании - единственный уникальный памятник той эпохи, стены которого украшены изображениями живых существ. В мозаиках же самой мечети нет ни одного изображения человека.
…Злата стояла на огромной площади, вымощенной мрамором, и чувствовала, что не ошиблась, приехав сюда. Ступив на мозаичный пол, Злата почувствовала, как ее душа наполняется покоем. И вот сейчас - она будто с Амиром встретилась…
На следующий день после побоища в катакомбах Амир отправил слугу в российское посольство, чтобы осведомиться о здоровье Златы. Тот вернулся с ответом посла, что состояние девушки опасений не вызывает, а сама Злата не передала ни слова, ни записки, ничего.
Амир неприкаянно бродил по дому, не зная, на что решиться, что делать. Периодически к нему подходил лекарь Селим с какими-то лекарствами и примочками, юноша покорно подчинялся. Отец упорно избегал его, то куда-то уходя из дома, то запираясь в библиотеке.
Что же делать? Пойти в посольство, встретиться со Златой и спросить, любит ли она его? Или просто сказать ей о своей любви? Нет, признаниями они уже обменялись. Амир понял, что находится в тупике: все его воспитание, весь жизненный опыт просто не предусматривали такой ситуации. Будь Злата мусульманкой, Джибраил бы переговорил с отцом девушки, потом их представили бы друг другу, затем, если бы ни у кого не возникло возражений, была бы помолвка, дальше свадьба, и, наконец, если повезет, возникла бы любовь… У них же со Златой все совсем не так. У них есть любовь, но больше нет ничего. Достаточно ли одной любви?
Когда в жизни Амира возникала проблема, он взывал к Аллаху. Вот и теперь он возносил горячую мольбу, но ответа не находил, поэтому юноша решил пойти в мечеть Омейядов, где он всегда чувствовал себя ближе к Аллаху и тот всегда отзывался на его молитвы.
Чтобы туда попасть, нужно пройти через сук - крытую улицу-рынок, длинный сумеречный туннель, по обеим сторонам которого располагались лавки и магазинчики. Сук завершался великолепной античной колоннадой. Это - западные пропилеи храма Юпитера Дамасского, главного храма древнего римского города, что в незапамятные времена находился здесь.
Входя в ворота мечети Омейядов, Амир ощущал благоговейное чувство: он попадал туда, где человек взывает к Богу в течение тысячелетий. Римляне воздвигли свой имперский храм не на пустом месте: здесь всегда был дом Бога, пусть молящиеся в нем знали Всеблагого под другими именами.
Огромный прямоугольный двор, обрамленный портиками, с южной стороны был замкнут зданием многоколонного молитвенного зала, не разделенного на женскую и мужскую половины, как повелось позже.
Амир прошел к гробнице Хусейна. Здесь всегда очень спокойно и печально, а можно почувствовать чудесное благоухание, которое источает святыня. Амира здесь всегда охватывало трудно передаваемое чувство подлинности, сакральной достоверности этих мест. Замкнутый архитектурный космос мечети создавал отгороженное от внешнего мира пространство, располагающее к созерцательности и размышлению.
Амир считал, что созерцание - отнюдь не привилегия дервишей. Дом молитвы не подавлял его - здесь было просто хорошо…
Завершив молитву, в которой юноша просил Аллаха дать ему понимание, подсказать, что делать, он отошел от гробницы и опустился на колени, чтобы просто поразмышлять в тишине. Что-то зрело внутри, требовало выхода какое-то решение…
Злата… Без нее он дальнейшей жизни не представлял. Что он должен сделать, чтобы быть с ней? Злата…
И тут он увидел ее! Девушка стояла у дальней стены мечети, возле гробницы пророка Яхьи. Иоанн Креститель. Для нее он христианский святой. Крест и полумесяц. Если под одной крышей уживаются святые гробницы ислама и христианства, то почему нельзя быть вместе мусульманину и православной?
Амир молча коснулся лбом пола.
Через неделю после затмения приехал папенька. Петр Алимов обнял дочь, долго не выпускал из объятий и плакал, не стесняясь слез.
- Златочка, золотинка моя, доченька! - Петр Евгеньевич то гладил дочь по голове, то прижимал к груди. - Я уж и не чаял, уж и похоронил, и оплакал!
- Папенька! - воскликнула Злата. - Я тоже страшно за вас боялась! Я ведь сначала думала, что вы погибли, поэтому меня не ищете!
- Так мне сказали, умерла ты, смирись! - Петр Евгеньевич стукнул кулаком по ладони. - Ироды!
- Я знаю, папа.
Они долго еще разговаривали, плакали и смеялись, Злата пересказала все свои приключения, ничего не пропустив, так как решилась просить у отца совета. То есть она вообще решилась, но как-то страшно было и какой-то холодок внутри пробегал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49