ее не страшила враждебность де Гизов и Филиппа Испанского; она скрывала свою веру из уважения к чувствам отца.
О, Жанна, подумал он, как я люблю тебя! Восхищаюсь тобою, моя дорогая! Ты больше, чем женщина… больше, чем жена. Я рад тому, что вел распутную жизнь до встречи с тобой, потому что общение с пустыми, легкомысленными женщинами помогло мне лучше оценить тебя.
Жанна хотела, чтобы он возглавил движение реформистов и помог им избавиться от периодических гонений. В глазах Жанны он уже был вождем. Он вернется в Нерак, к Жанне и детям; она сможет гордиться его достижениями.
Он сказал своим спутникам:
— Мы с минуты на минуту встретим короля и его свиту. Будьте готовы.
Но они так и не увидели короля; когда Антуан и его эскорт достигли Сент-Жермена, придворные, похоже, удивились их появлению.
Антуан, возмущенный таким приемом, произнес холодным тоном:
— Отведите меня немедленно в мои покои.
— Принц, — сказали ему, — для вас не приготовлены покои.
— Это абсурд. Меня не ждут? Отведите меня к королю… нет, к королеве-матери.
— Мой господин, они уехали на охоту и вернутся к вечеру.
Антуан понял, что это не случайное недоразумение, а преднамеренное пренебрежение; он догадался, кто стоял за этим. Происшедшее могло значить только одно. Его давнишние враги де Гизы контролировали ситуацию.
Антуан заколебался, проявил нерешительность: он знал, как поступил бы на его месте Франциск де Гиз. Герцог выхватил бы свою шпагу и обрушил бы на людей поток брани; он потребовал бы немедленно приготовить для него покои. А кардинал? Антуан представил себе полное презрения лицо с холодными, красивыми чертами; он услышал четкий, резкий голос, внушавший страх всем, кто слышал его.
Но Антуан не был де Гизом. Он не знал, как ему поступить. Будучи смелым воином, он робел в ситуациях, требовавших моральной стойкости, не умел быстро соображать и правильно реагировать на неожиданные обстоятельства. Он храбро дрался в бою, но это было не военное сражение.
Его друг, маршал де Сент-Андре, пришел ему на помощь; он предложил Антуану свою комнату во дворце и пообещал найти жилье в деревне для спутников Антуана. Принц с благодарностью согласился. Он понял, что все подстроено де Гизами, пожелавшими, чтобы, приехав ко двору, он оказался один среди своих врагов, в то время как его немногочисленный эскорт будет разбросан по деревне. Он знал, что поступал неразумно, долго откладывая визит в Сент-Жермен; ему следовало явиться ко двору на несколько недель раньше; возможно, тогда власть де Гизов еще не была столь полной. Он, Антуан, должен был прибыть с помпой и надежной собственной охраной. Он совершил глупость, вняв недоброму совету, и теперь понял это. Антуан полностью осознал, какие силы работали против него, когда по завершении охоты вошел в комнату для аудиенций.
Король Франциск — смущенный, но явно подчинявшийся приказам — стоял неподвижно, не пытаясь поприветствовать гостя. Кардинал Лоррен, замерший возле короля, повел себя точно так же. Это было серьезным оскорблением, поскольку Антуан занимал более высокое положение, чем кардинал, и даже если король желал унизить принца, то Лоррен определенно не имел права держаться подобным образом. Но Антуан был лишен собственного достоинства. Он неуверенно обнял короля и кардинала, которые никак не отреагировали на этот жест.
На аудиенции присутствовали Катрин и юная королева; наблюдая за Антуаном де Бурбоном, Катрин испытывала желание рассмеяться. Слава Богу, что она не доверилась Бурбону. Ему отвели роль камеристки, подумала Катрин. И он безропотно смирился с этим! Глупец! Неужели он не видит, что сейчас ему нельзя показывать слабость?
Он должен был потребовать почтения от кардинала; если бы Антуан сделал это, бедный юный король дрогнул бы, и кардинал понял бы, что имеет дело с сильным человеком. Но, увы, у Антуана не было чувства собственного достоинства, уверенности в себе.
Кардинал говорил с ним весьма высокомерно; Антуан улыбался, радуясь хоть какому-то вниманию.
Бедный жалкий щеголь! — подумала Катрин. Появился человек, использовать которого не составит труда.
Антуан вернулся к жене; Катрин с улыбкой рисовала себе их встречу. Она больше не завидовала их взаимной любви, поскольку была уверена, что Жанна когда-нибудь разочаруется в этом браке. Жанна была сильной, она должна презирать слабость. Катрин с удовольствием представляла себе, как Антуан возвращается к жене, чтобы рассказать ей о том, как его приняли при дворе, что он смог сделать для протестантов, надеждой которых являлся с тех пор, как принца Конде преднамеренно отправили с миссией за границу — Антуан не добился ровным счетом ничего.
Конде был человеком другой породы. Его нельзя было игнорировать с такой же легкостью, как Антуана, старшего брата Конде. Но сейчас он находился в отъезде, и о нем можно было забыть. Борьба за власть — сложное дело, поглощающее человека целиком; здесь нельзя предвидеть будущее дальше, чем на расстояние нескольких ходов.
Она, однако, располагала временем представить себе Антуана, с поджатым хвостом возвращающегося к супруге, чтобы поведать ей историю своего унизительного поражения. Когда-нибудь мадам Жанне придется понять, за какого человека она вышла замуж.
Катрин часто преследовали мысли о Жанне; она всегда будет ненавидеть ее, считать своей политической противницей, а также женщиной, счастливой в любви — хотя с каким партнером! В будущем ей следует остерегаться Жанны.
Катрин было о чем поразмышлять дома. С помощью братьев Руджери, а также ее парфюмера Рене, державшего лавку на набережной напротив Лувра, она убрала одну или две второстепенные фигуры, мешавшие ей. Такие действия позволяли Катрин ощутить свою власть; она с удовольствием улыбалась намеченным ею жертвам и обещала им свое расположение. Затем следовала ликвидация — мгновенная или длительная, в зависимости от целей, которые преследовала Катрин. Это действовало на нее, точно обезболивающая мазь, приложенная к ранам, нанесенным когда-то Дианой, а в последнее время де Гизами. Иногда ей казалось, что следует подсыпать что-нибудь в бокал Франциска де Гиза — какое-нибудь ядовитое вещество, улучшающее вкус вина, поскольку герцог обладал даром дегустатора; в другие моменты она думала о том, что с радостью подарила бы кардиналу Лоррену книгу, обработанную особым образом Рене или одним из братьев Руджери; она охотно преподнесла бы этому денди, Антуану де Бурбону, пару надушенных перчаток, которые убивали надевшего их. Но это сулило лишь мгновенное удовлетворение. Неразумно поступать так с людьми влиятельными или имевшими высокое звание. Кроме того, она начала видеть, что живые де Гизы и Бурбоны полезнее для нее, чем мертвые, — она может с выгодой для себя столкнуть два соперничающих дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
О, Жанна, подумал он, как я люблю тебя! Восхищаюсь тобою, моя дорогая! Ты больше, чем женщина… больше, чем жена. Я рад тому, что вел распутную жизнь до встречи с тобой, потому что общение с пустыми, легкомысленными женщинами помогло мне лучше оценить тебя.
Жанна хотела, чтобы он возглавил движение реформистов и помог им избавиться от периодических гонений. В глазах Жанны он уже был вождем. Он вернется в Нерак, к Жанне и детям; она сможет гордиться его достижениями.
Он сказал своим спутникам:
— Мы с минуты на минуту встретим короля и его свиту. Будьте готовы.
Но они так и не увидели короля; когда Антуан и его эскорт достигли Сент-Жермена, придворные, похоже, удивились их появлению.
Антуан, возмущенный таким приемом, произнес холодным тоном:
— Отведите меня немедленно в мои покои.
— Принц, — сказали ему, — для вас не приготовлены покои.
— Это абсурд. Меня не ждут? Отведите меня к королю… нет, к королеве-матери.
— Мой господин, они уехали на охоту и вернутся к вечеру.
Антуан понял, что это не случайное недоразумение, а преднамеренное пренебрежение; он догадался, кто стоял за этим. Происшедшее могло значить только одно. Его давнишние враги де Гизы контролировали ситуацию.
Антуан заколебался, проявил нерешительность: он знал, как поступил бы на его месте Франциск де Гиз. Герцог выхватил бы свою шпагу и обрушил бы на людей поток брани; он потребовал бы немедленно приготовить для него покои. А кардинал? Антуан представил себе полное презрения лицо с холодными, красивыми чертами; он услышал четкий, резкий голос, внушавший страх всем, кто слышал его.
Но Антуан не был де Гизом. Он не знал, как ему поступить. Будучи смелым воином, он робел в ситуациях, требовавших моральной стойкости, не умел быстро соображать и правильно реагировать на неожиданные обстоятельства. Он храбро дрался в бою, но это было не военное сражение.
Его друг, маршал де Сент-Андре, пришел ему на помощь; он предложил Антуану свою комнату во дворце и пообещал найти жилье в деревне для спутников Антуана. Принц с благодарностью согласился. Он понял, что все подстроено де Гизами, пожелавшими, чтобы, приехав ко двору, он оказался один среди своих врагов, в то время как его немногочисленный эскорт будет разбросан по деревне. Он знал, что поступал неразумно, долго откладывая визит в Сент-Жермен; ему следовало явиться ко двору на несколько недель раньше; возможно, тогда власть де Гизов еще не была столь полной. Он, Антуан, должен был прибыть с помпой и надежной собственной охраной. Он совершил глупость, вняв недоброму совету, и теперь понял это. Антуан полностью осознал, какие силы работали против него, когда по завершении охоты вошел в комнату для аудиенций.
Король Франциск — смущенный, но явно подчинявшийся приказам — стоял неподвижно, не пытаясь поприветствовать гостя. Кардинал Лоррен, замерший возле короля, повел себя точно так же. Это было серьезным оскорблением, поскольку Антуан занимал более высокое положение, чем кардинал, и даже если король желал унизить принца, то Лоррен определенно не имел права держаться подобным образом. Но Антуан был лишен собственного достоинства. Он неуверенно обнял короля и кардинала, которые никак не отреагировали на этот жест.
На аудиенции присутствовали Катрин и юная королева; наблюдая за Антуаном де Бурбоном, Катрин испытывала желание рассмеяться. Слава Богу, что она не доверилась Бурбону. Ему отвели роль камеристки, подумала Катрин. И он безропотно смирился с этим! Глупец! Неужели он не видит, что сейчас ему нельзя показывать слабость?
Он должен был потребовать почтения от кардинала; если бы Антуан сделал это, бедный юный король дрогнул бы, и кардинал понял бы, что имеет дело с сильным человеком. Но, увы, у Антуана не было чувства собственного достоинства, уверенности в себе.
Кардинал говорил с ним весьма высокомерно; Антуан улыбался, радуясь хоть какому-то вниманию.
Бедный жалкий щеголь! — подумала Катрин. Появился человек, использовать которого не составит труда.
Антуан вернулся к жене; Катрин с улыбкой рисовала себе их встречу. Она больше не завидовала их взаимной любви, поскольку была уверена, что Жанна когда-нибудь разочаруется в этом браке. Жанна была сильной, она должна презирать слабость. Катрин с удовольствием представляла себе, как Антуан возвращается к жене, чтобы рассказать ей о том, как его приняли при дворе, что он смог сделать для протестантов, надеждой которых являлся с тех пор, как принца Конде преднамеренно отправили с миссией за границу — Антуан не добился ровным счетом ничего.
Конде был человеком другой породы. Его нельзя было игнорировать с такой же легкостью, как Антуана, старшего брата Конде. Но сейчас он находился в отъезде, и о нем можно было забыть. Борьба за власть — сложное дело, поглощающее человека целиком; здесь нельзя предвидеть будущее дальше, чем на расстояние нескольких ходов.
Она, однако, располагала временем представить себе Антуана, с поджатым хвостом возвращающегося к супруге, чтобы поведать ей историю своего унизительного поражения. Когда-нибудь мадам Жанне придется понять, за какого человека она вышла замуж.
Катрин часто преследовали мысли о Жанне; она всегда будет ненавидеть ее, считать своей политической противницей, а также женщиной, счастливой в любви — хотя с каким партнером! В будущем ей следует остерегаться Жанны.
Катрин было о чем поразмышлять дома. С помощью братьев Руджери, а также ее парфюмера Рене, державшего лавку на набережной напротив Лувра, она убрала одну или две второстепенные фигуры, мешавшие ей. Такие действия позволяли Катрин ощутить свою власть; она с удовольствием улыбалась намеченным ею жертвам и обещала им свое расположение. Затем следовала ликвидация — мгновенная или длительная, в зависимости от целей, которые преследовала Катрин. Это действовало на нее, точно обезболивающая мазь, приложенная к ранам, нанесенным когда-то Дианой, а в последнее время де Гизами. Иногда ей казалось, что следует подсыпать что-нибудь в бокал Франциска де Гиза — какое-нибудь ядовитое вещество, улучшающее вкус вина, поскольку герцог обладал даром дегустатора; в другие моменты она думала о том, что с радостью подарила бы кардиналу Лоррену книгу, обработанную особым образом Рене или одним из братьев Руджери; она охотно преподнесла бы этому денди, Антуану де Бурбону, пару надушенных перчаток, которые убивали надевшего их. Но это сулило лишь мгновенное удовлетворение. Неразумно поступать так с людьми влиятельными или имевшими высокое звание. Кроме того, она начала видеть, что живые де Гизы и Бурбоны полезнее для нее, чем мертвые, — она может с выгодой для себя столкнуть два соперничающих дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85