Кое-кому казались странными его отношения с Лукрецией – говорили, что он питал к ней далеко не родственные чувства. Иные даже утверждали, что его врагом становился всякий, кто пользовался у нее успехом; в таком случае холодные глаза Чезаре Борджа должны были первым делом присмотреться к ее жениху.
А Лукреция? Какой видел ее этот молодой жених, что так неохотно ехал по дороге в Рим?
Бесстыжая распутница. Джованни Сфорца, состоявший с ней в разводе, кое-что порассказал о порочных забавах своей бывшей супруги. Правда, этот человек не был беспристрастным судьей – ведь на память о женитьбе Папа оставил ему позорное клеймо импотенции. Дядя Федерико говорил, что Сфорца хотел бы отомстить – да что же мог поделать, как не злословить о женщине, чья семья настаивала на расторжении брака с ним? Но верно ли, что Лукреция была уже на шестом месяце беременности, когда перед кардиналами и епископами объявляла себя целомудренной девственницей? Верно ли, что ребенок, родившийся тремя месяцами позже, был тайком вынесен из Ватикана, а любовник убит вместе со служанкой, которая знала секреты своей госпожи?
Если во всех этих рассказах была хоть толика правды, то что можно было подумать о женщине, к которой дядя послал его? Сейчас Папа и его кровожадный сын желали скорейшего заключения брака, но что если они разочаруются в нем? Джованни Сфорца избежал смерти – но какой ценой? Доволен ли он своей нынешней жизнью?
Какая судьба ожидала новоиспеченного герцога Бишельи?
Его страхи росли по мере приближения к Риму.
Эти страхи могли бы в какой-то степени рассеяться, если бы он сейчас видел будущую супругу. Лукреция сидела в своих покоях, склонившись над вышиванием. Золотистые пряди свежевымытых волос то и дело спадали на ее бледное лицо. Она очень похудела за последнее время – никак не могла оправиться от постигшего ее горя.
Рядом сидели служанки и негромко переговаривались, пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей. Они обсуждали скорое прибытие герцога Бишельи.
– Я слышала, он очень красивый мужчина.
– Донна Санча ждет его не дождется.
Лукреция не вслушивалась в их беззаботную болтовню. Чем они могли порадовать ее? Какое ей дело до него, даже если он окажется самым красивым мужчиной в мире? Она мечтала только об одном супруге, и у нее никогда не будет его. Три месяца назад его тело вытащили из Тибра.
– Ах, Педро, Педро, – с трудом удерживая слезы, прошептала она.
Как ей избавиться от этой несчастной привычки жить воспоминаниями о прошлом? До недавних пор она в совершенстве владела даром своего отца – никогда не оглядываться назад. А вот теперь ее по ночам преследовали кошмары; днем же иной раз достаточно было выглянуть в окно дворца Санта Марии дель Портико, чтобы на какое-то мгновение поверить, будто все события минувших месяцев окажутся не более, чем жутким наваждением, и она сейчас увидит своего Педро – такого же молодого и прекрасного, как в те дни, когда они любили друг друга и мечтали о будущем счастье. Но вот на глаза попадалась какая-нибудь женщина с ребенком или откуда-то доносился детский крик, и ее мучения немедленно возвращались.
– Я хочу видеть свое дитя, – стонала она. – Хоть бы на минуту подержать его в руках… По какому праву его отняли у меня?
По праву силы, вот и весь ответ. После родов она лежала уставшая и беспомощная, а в это время ее возлюбленного завлекли в ловушку и убили; у нее не было возможности сопротивляться даже тогда, когда похитили ее ребенка.
За дверью послышались шаги, и какая-то служанка сказала:
– Госпожа, к вам пришла донна Санча.
Вместе с Санчей в комнату впорхнули три ее неизменные служанки: Лойзелла, Бернардина и Франческа. Беззаботная неаполитанка ни в грош не ставила римский этикет.
Обычно, глядя на Санчу, Лукреция не переставала изумляться – более красивой женщины она никогда не видела. Лукреция, со своими золотистыми волосами, длинными ресницами, нежной бархатистой кожей, открытым лицом и ямочкой над подбородком, придававшей ей какой-то по-детски невинный вид, слыла красавицей, но рядом с черноволосой синеглазой Санчей все-таки терялась, выглядела невзрачной простушкой. Кое-кто поговаривал, что Санча приложила руку к колдовству – потому-то и обладала такой неотразимой красотой, перед которой не мог устоять ни один мужчина. Лукреция верила слухам. По ее мнению, Санча была способна на что угодно.
Но в последние месяцы они сблизились – Санча, как никто другой, умела утешать ее. Лукреция и не подозревала, что в сердце Санчи жили такие глубокие чувства. Правда… Санча, повелевавшая полчищами любовников, с улыбкой выслушала исповедь трагической страсти Лукреции и Педро. Она посоветовала: «Найди другого. Так будет легче забыть его».
В общем, они были слишком разными женщинами. Вероятно, Санча и сама понимала это.
Взглянув на пяльцы и иглу в руках Лукреции, Санча нахмурилась.
– Ты вышиваешь, а в любой момент может появиться мой брат.
Санча состроила недовольную гримасу; она села в кресло с высокой спинкой, а ее служанки пододвинули стулья и устроились возле ее ног. Служанки Лукреции притихли, надеясь, что их не прогонят из комнаты; Санча любила поговорить о пикантных подробностях из жизни знатных особ, и, если бы Лукреция забыла отослать прислугу – а в последнее время она часто бывала рассеянной, – они могли бы узнать какие-нибудь интересные новости.
– Ох уж мне этот Гоффредо! – вздохнула Санча. – Только не суди меня слишком строго, моя дорогая сестра. Я люблю твоего брата, но для таких женщин, как я, супруг должен быть чем-то большим, чем просто прелестным мальчиком.
– Мой брат счастлив быть твоим супругом, – пробормотала Лукреция.
– Но он так молод! Во всяком случае – для меня.
– Ему уже шестнадцать лет.
– А мне двадцать один год, и для меня он все еще ребенок. Ты же знаешь, мы до сих пор не вступили в супружеские отношения…
Голос Санчи звучал негромко, но отчетливо. Она помнила о присутствии служанок. Ей хотелось, чтобы ее услышали – весь Рим должен был узнать новость о том, что ее брак не был полноценным браком. Правда, к несчастью для Санчи, свершение всех положенных процедур было засвидетельствовано королем и кардиналом Неаполя. Но как бы то ни было, Санча мечтала о разводе и понимала, что если с достаточной твердостью заявить о неполноценности брака, то ее заявление будет принято.
– Бедный, бедный Гоффредо, – сказала Лукреция. Санча тут же переменила тему разговора.
– Ах, как блестят на свету твои волосы! Улыбнись, Лукреция. А то кажется, будто у тебя на уме похороны – не свадьба.
– Просто она еще не видела герцога, – улыбнулась Лойзелла.
– Уверяю, тебе он понравится, – кивнула Санча. – Внешне он очень похож на его сестру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
А Лукреция? Какой видел ее этот молодой жених, что так неохотно ехал по дороге в Рим?
Бесстыжая распутница. Джованни Сфорца, состоявший с ней в разводе, кое-что порассказал о порочных забавах своей бывшей супруги. Правда, этот человек не был беспристрастным судьей – ведь на память о женитьбе Папа оставил ему позорное клеймо импотенции. Дядя Федерико говорил, что Сфорца хотел бы отомстить – да что же мог поделать, как не злословить о женщине, чья семья настаивала на расторжении брака с ним? Но верно ли, что Лукреция была уже на шестом месяце беременности, когда перед кардиналами и епископами объявляла себя целомудренной девственницей? Верно ли, что ребенок, родившийся тремя месяцами позже, был тайком вынесен из Ватикана, а любовник убит вместе со служанкой, которая знала секреты своей госпожи?
Если во всех этих рассказах была хоть толика правды, то что можно было подумать о женщине, к которой дядя послал его? Сейчас Папа и его кровожадный сын желали скорейшего заключения брака, но что если они разочаруются в нем? Джованни Сфорца избежал смерти – но какой ценой? Доволен ли он своей нынешней жизнью?
Какая судьба ожидала новоиспеченного герцога Бишельи?
Его страхи росли по мере приближения к Риму.
Эти страхи могли бы в какой-то степени рассеяться, если бы он сейчас видел будущую супругу. Лукреция сидела в своих покоях, склонившись над вышиванием. Золотистые пряди свежевымытых волос то и дело спадали на ее бледное лицо. Она очень похудела за последнее время – никак не могла оправиться от постигшего ее горя.
Рядом сидели служанки и негромко переговаривались, пытаясь отвлечь ее от мрачных мыслей. Они обсуждали скорое прибытие герцога Бишельи.
– Я слышала, он очень красивый мужчина.
– Донна Санча ждет его не дождется.
Лукреция не вслушивалась в их беззаботную болтовню. Чем они могли порадовать ее? Какое ей дело до него, даже если он окажется самым красивым мужчиной в мире? Она мечтала только об одном супруге, и у нее никогда не будет его. Три месяца назад его тело вытащили из Тибра.
– Ах, Педро, Педро, – с трудом удерживая слезы, прошептала она.
Как ей избавиться от этой несчастной привычки жить воспоминаниями о прошлом? До недавних пор она в совершенстве владела даром своего отца – никогда не оглядываться назад. А вот теперь ее по ночам преследовали кошмары; днем же иной раз достаточно было выглянуть в окно дворца Санта Марии дель Портико, чтобы на какое-то мгновение поверить, будто все события минувших месяцев окажутся не более, чем жутким наваждением, и она сейчас увидит своего Педро – такого же молодого и прекрасного, как в те дни, когда они любили друг друга и мечтали о будущем счастье. Но вот на глаза попадалась какая-нибудь женщина с ребенком или откуда-то доносился детский крик, и ее мучения немедленно возвращались.
– Я хочу видеть свое дитя, – стонала она. – Хоть бы на минуту подержать его в руках… По какому праву его отняли у меня?
По праву силы, вот и весь ответ. После родов она лежала уставшая и беспомощная, а в это время ее возлюбленного завлекли в ловушку и убили; у нее не было возможности сопротивляться даже тогда, когда похитили ее ребенка.
За дверью послышались шаги, и какая-то служанка сказала:
– Госпожа, к вам пришла донна Санча.
Вместе с Санчей в комнату впорхнули три ее неизменные служанки: Лойзелла, Бернардина и Франческа. Беззаботная неаполитанка ни в грош не ставила римский этикет.
Обычно, глядя на Санчу, Лукреция не переставала изумляться – более красивой женщины она никогда не видела. Лукреция, со своими золотистыми волосами, длинными ресницами, нежной бархатистой кожей, открытым лицом и ямочкой над подбородком, придававшей ей какой-то по-детски невинный вид, слыла красавицей, но рядом с черноволосой синеглазой Санчей все-таки терялась, выглядела невзрачной простушкой. Кое-кто поговаривал, что Санча приложила руку к колдовству – потому-то и обладала такой неотразимой красотой, перед которой не мог устоять ни один мужчина. Лукреция верила слухам. По ее мнению, Санча была способна на что угодно.
Но в последние месяцы они сблизились – Санча, как никто другой, умела утешать ее. Лукреция и не подозревала, что в сердце Санчи жили такие глубокие чувства. Правда… Санча, повелевавшая полчищами любовников, с улыбкой выслушала исповедь трагической страсти Лукреции и Педро. Она посоветовала: «Найди другого. Так будет легче забыть его».
В общем, они были слишком разными женщинами. Вероятно, Санча и сама понимала это.
Взглянув на пяльцы и иглу в руках Лукреции, Санча нахмурилась.
– Ты вышиваешь, а в любой момент может появиться мой брат.
Санча состроила недовольную гримасу; она села в кресло с высокой спинкой, а ее служанки пододвинули стулья и устроились возле ее ног. Служанки Лукреции притихли, надеясь, что их не прогонят из комнаты; Санча любила поговорить о пикантных подробностях из жизни знатных особ, и, если бы Лукреция забыла отослать прислугу – а в последнее время она часто бывала рассеянной, – они могли бы узнать какие-нибудь интересные новости.
– Ох уж мне этот Гоффредо! – вздохнула Санча. – Только не суди меня слишком строго, моя дорогая сестра. Я люблю твоего брата, но для таких женщин, как я, супруг должен быть чем-то большим, чем просто прелестным мальчиком.
– Мой брат счастлив быть твоим супругом, – пробормотала Лукреция.
– Но он так молод! Во всяком случае – для меня.
– Ему уже шестнадцать лет.
– А мне двадцать один год, и для меня он все еще ребенок. Ты же знаешь, мы до сих пор не вступили в супружеские отношения…
Голос Санчи звучал негромко, но отчетливо. Она помнила о присутствии служанок. Ей хотелось, чтобы ее услышали – весь Рим должен был узнать новость о том, что ее брак не был полноценным браком. Правда, к несчастью для Санчи, свершение всех положенных процедур было засвидетельствовано королем и кардиналом Неаполя. Но как бы то ни было, Санча мечтала о разводе и понимала, что если с достаточной твердостью заявить о неполноценности брака, то ее заявление будет принято.
– Бедный, бедный Гоффредо, – сказала Лукреция. Санча тут же переменила тему разговора.
– Ах, как блестят на свету твои волосы! Улыбнись, Лукреция. А то кажется, будто у тебя на уме похороны – не свадьба.
– Просто она еще не видела герцога, – улыбнулась Лойзелла.
– Уверяю, тебе он понравится, – кивнула Санча. – Внешне он очень похож на его сестру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78