Немного оправившись, он решил укрыться в Наварре. Там правил его шурин.
Лукреция не переставала думать о своем брате.
Времена были тревожные. Юлий оказался не менее воинственным Папой, чем Александр, – продолжая политику своего предшественника, он делал все возможное для укрепления власти Ватикана во всех королевствах и герцогствах Италии.
Он вступил в альянс со старым Орсини, выдав за его племянника Джиана Джордано свою дочь Феличе делла Ровере; своего племянника Никола делла Ровере женил на Лауре, дочери самого Орсино Орсини и его прекрасной супруги Джулии. Поговаривали, что на самом деле Лаура была дочерью Александра, но Юлий не придавал значения слухам.
Заключив мир с семьями Орсини и Колонна, он почувствовал себя увереннее и стал готовиться к военным походам против двух других знатных родов – Бальони, владевших Перуджией, и Бентивольо, которым принадлежала Болонья.
Бентивольо давно поддерживали дружественные отношения с семьей Эсте, но Феррару вынудили стать союзницей Ватикана. Кроме того, Ипполит находился в зависимости от Папы, а Папа не упускал случая, чтобы показать свое недовольство щеголеватым кардиналам, еще при Александре принятым в Священную Коллегию.
Вот почему в Ферраре опасались, что после походов в Перуджию и Болонью Папа обратит внимание и на семью Эсте.
Лукреция была готова к любым неприятностям. Ее давняя подруга Джулия Фарнезе часто писала ей и рассказывала о неуживчивом характере Юлия. Впрочем, по тону ее писем можно было догадаться, что она довольна браком своей дочери и племянника нового Папы.
От Санчи, другой давней подруги Лукреции, письма уже не приходили. Та умерла в самом расцвете своей красоты и молодости. Неаполитанский наместник Консальво де Кордоба горько оплакивал ее скоропостижную смерть.
И вот, в такое-то тяжелое, непредсказуемое время, в Феррару прискакал гонец с известием о побеге Чезаре.
Лукреция приняла его в своих апартаментах и заставила несколько раз повторить сообщение о том, что ее брат свободен, здоров и собирается отвоевать все утерянные владения.
Затем она крепко обняла и поцеловала этого юношу. – Ты не пожалеешь о том, что принес мне такую радостную новость, – сказала она.
А вскоре у Лукреции появилась и другая причина для ликования. В Феррару прибывал гость, и в его честь уже был назначен бал.
Она сама удивлялась тому, что могла так радоваться этому событию. Слишком уж часто ее взгляд останавливался на башне, в которой заточили двоих молодых людей. Слишком уж часто на ее глазах выступали слезы при мысли о несчастной судьбе Юлия, вся вина которого заключалась лишь в том, что он любил молодую красивую девушку и их любовь была взаимна. Она упросила Альфонсо, и братьев поместили в одну камеру. Однако посетителей к ним все равно не пускали. Туда ходил только один сторож, носивший им еду и одежду, все остальные уже сейчас могли считать их мертвыми.
– Почему ты так обращаешься с ними? – спрашивала Лукреция. – Неужели ты не понимаешь, что Ипполит оклеветал их?
Обычно Альфонсо отмалчивался, но однажды холодно посмотрел на нее и сказал:
– Я был бы благодарен тебе, если бы ты занималась своими делами, а в мои не лезла.
– Полагаю, твои проблемы в какой-то степени касаются и меня, – вспыхнула Лукреция. – Как-никак я твоя супруга.
– Я бы попросил тебя почаще вспоминать об этом, – ледяным тоном произнес Альфонсо. – А главное, не забывать, что обязанности супруги состоят в рождении и воспитании детей для мужа. В этом отношении ты еще не доказала свои супружеские качества.
Ей нечем было возразить ему – как и всегда, когда он упрекал ее в неспособности родить наследника.
Впрочем, через несколько недель она снова забеременела, и Альфонсо немного потеплел к ней.
Но к этому времени Лукреция уже не думала о двух молодых узниках, заточенных в башне ее замка. Она ждала ребенка и молилась о том, чтобы на сей раз не разочаровать Альфонсо. Кроме того, скоро должен был состояться бал в честь гостя, который – тут она не сомневалась – предпринял поездку в Феррару исключительно ради того, чтобы повидаться с ней. В замке готовились принимать Франческо Гонзага.
На ней были золотые парча и бархат; в подобранных волосах сверкали крупные бриллианты.
Эркюль Строцци шепнул ей, что никогда не видел ее такой прекрасной, как в этот вечер. Она благодарно взглянула на него и потупилась. Его общество всегда напоминало ей о другом поэте – Пьетро Бембо.
Франческо, почетный гость бала, взял ее за руку и повел на танец. Выражение его лица было торжественным, глаза сияли.
– Мы с вами как будто сто лет не виделись, – выдохнул он. – Помните ваш визит в Мантую? Лукреция, дорогая… скажите, Изабелла тогда очень расстроила вас?
Лукреция улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Тогда меня ничто не могло расстроить. А вы были очень гостеприимны.
– Я хотел защитить вас от нее… не дать в обиду. Она вас ненавидит, потому что я – люблю.
– Она ненавидела меня еще тогда, когда вы толком и не ведали о моем существовании.
– Я не забывал о вас со времени нашей первой встречи. А теперь между нами уже никто не встанет. Ни Альфонсо, ни вся Феррара. Ни даже Изабелла со всей ее злобой.
– Франческо, мы не сможем стать любовниками, – сказала она. – Это и в самом деле невозможно.
– Моей любви все под силу! На свете нет такой преграды…
– Франческо, если мы не будем танцевать, на нас обратят внимание, – перебила она. – Во всем зале только мы одни стоим на месте.
– Пусть все знают, что я люблю вас. Пусть знают – и завидуют.
– У меня есть враги, – сказала она. – Вон Альфонсо смотрит на нас.
– Черт бы побрал вашего Альфонсо, – пробормотал Франческо.
В этот вечер Лукреция танцевала с такой грацией и изяществом, что и сам Александр, всегда любивший наблюдать за нею на балах, не мог бы не восхититься отточенными и уверенными движениями своей дочери. Многие гости не сводили с нее глаз, когда она кружилась по залу.
Казалось, ею владело вдохновение. Она сияла счастьем – была такой, какой ее привыкли видеть отец и брат. Все удивлялись ее жизнерадостному настроению.
«Мадонну Лукрецию сегодня как будто подменили. Она никогда не была такой счастливой», – говорили друг другу гости. Они прикрывались веерами и похихикивали. Что если это ее кавалер так волшебно подействовал на нее? Франческо Гонзага был не из красавцев, но все знали о том неизменном успехе, которым он пользовался у женщин.
– Где мы сможем встретиться… наедине? – допытывался он.
– Нигде, – ответила она. – Нам этого никогда не позволят. За мной все время следит мой супруг – да и доносчики Изабеллы, я думаю, сейчас не дремлют.
– Лукреция, несмотря ни на что мы должны встретиться.
Некоторое время она молчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Лукреция не переставала думать о своем брате.
Времена были тревожные. Юлий оказался не менее воинственным Папой, чем Александр, – продолжая политику своего предшественника, он делал все возможное для укрепления власти Ватикана во всех королевствах и герцогствах Италии.
Он вступил в альянс со старым Орсини, выдав за его племянника Джиана Джордано свою дочь Феличе делла Ровере; своего племянника Никола делла Ровере женил на Лауре, дочери самого Орсино Орсини и его прекрасной супруги Джулии. Поговаривали, что на самом деле Лаура была дочерью Александра, но Юлий не придавал значения слухам.
Заключив мир с семьями Орсини и Колонна, он почувствовал себя увереннее и стал готовиться к военным походам против двух других знатных родов – Бальони, владевших Перуджией, и Бентивольо, которым принадлежала Болонья.
Бентивольо давно поддерживали дружественные отношения с семьей Эсте, но Феррару вынудили стать союзницей Ватикана. Кроме того, Ипполит находился в зависимости от Папы, а Папа не упускал случая, чтобы показать свое недовольство щеголеватым кардиналам, еще при Александре принятым в Священную Коллегию.
Вот почему в Ферраре опасались, что после походов в Перуджию и Болонью Папа обратит внимание и на семью Эсте.
Лукреция была готова к любым неприятностям. Ее давняя подруга Джулия Фарнезе часто писала ей и рассказывала о неуживчивом характере Юлия. Впрочем, по тону ее писем можно было догадаться, что она довольна браком своей дочери и племянника нового Папы.
От Санчи, другой давней подруги Лукреции, письма уже не приходили. Та умерла в самом расцвете своей красоты и молодости. Неаполитанский наместник Консальво де Кордоба горько оплакивал ее скоропостижную смерть.
И вот, в такое-то тяжелое, непредсказуемое время, в Феррару прискакал гонец с известием о побеге Чезаре.
Лукреция приняла его в своих апартаментах и заставила несколько раз повторить сообщение о том, что ее брат свободен, здоров и собирается отвоевать все утерянные владения.
Затем она крепко обняла и поцеловала этого юношу. – Ты не пожалеешь о том, что принес мне такую радостную новость, – сказала она.
А вскоре у Лукреции появилась и другая причина для ликования. В Феррару прибывал гость, и в его честь уже был назначен бал.
Она сама удивлялась тому, что могла так радоваться этому событию. Слишком уж часто ее взгляд останавливался на башне, в которой заточили двоих молодых людей. Слишком уж часто на ее глазах выступали слезы при мысли о несчастной судьбе Юлия, вся вина которого заключалась лишь в том, что он любил молодую красивую девушку и их любовь была взаимна. Она упросила Альфонсо, и братьев поместили в одну камеру. Однако посетителей к ним все равно не пускали. Туда ходил только один сторож, носивший им еду и одежду, все остальные уже сейчас могли считать их мертвыми.
– Почему ты так обращаешься с ними? – спрашивала Лукреция. – Неужели ты не понимаешь, что Ипполит оклеветал их?
Обычно Альфонсо отмалчивался, но однажды холодно посмотрел на нее и сказал:
– Я был бы благодарен тебе, если бы ты занималась своими делами, а в мои не лезла.
– Полагаю, твои проблемы в какой-то степени касаются и меня, – вспыхнула Лукреция. – Как-никак я твоя супруга.
– Я бы попросил тебя почаще вспоминать об этом, – ледяным тоном произнес Альфонсо. – А главное, не забывать, что обязанности супруги состоят в рождении и воспитании детей для мужа. В этом отношении ты еще не доказала свои супружеские качества.
Ей нечем было возразить ему – как и всегда, когда он упрекал ее в неспособности родить наследника.
Впрочем, через несколько недель она снова забеременела, и Альфонсо немного потеплел к ней.
Но к этому времени Лукреция уже не думала о двух молодых узниках, заточенных в башне ее замка. Она ждала ребенка и молилась о том, чтобы на сей раз не разочаровать Альфонсо. Кроме того, скоро должен был состояться бал в честь гостя, который – тут она не сомневалась – предпринял поездку в Феррару исключительно ради того, чтобы повидаться с ней. В замке готовились принимать Франческо Гонзага.
На ней были золотые парча и бархат; в подобранных волосах сверкали крупные бриллианты.
Эркюль Строцци шепнул ей, что никогда не видел ее такой прекрасной, как в этот вечер. Она благодарно взглянула на него и потупилась. Его общество всегда напоминало ей о другом поэте – Пьетро Бембо.
Франческо, почетный гость бала, взял ее за руку и повел на танец. Выражение его лица было торжественным, глаза сияли.
– Мы с вами как будто сто лет не виделись, – выдохнул он. – Помните ваш визит в Мантую? Лукреция, дорогая… скажите, Изабелла тогда очень расстроила вас?
Лукреция улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Тогда меня ничто не могло расстроить. А вы были очень гостеприимны.
– Я хотел защитить вас от нее… не дать в обиду. Она вас ненавидит, потому что я – люблю.
– Она ненавидела меня еще тогда, когда вы толком и не ведали о моем существовании.
– Я не забывал о вас со времени нашей первой встречи. А теперь между нами уже никто не встанет. Ни Альфонсо, ни вся Феррара. Ни даже Изабелла со всей ее злобой.
– Франческо, мы не сможем стать любовниками, – сказала она. – Это и в самом деле невозможно.
– Моей любви все под силу! На свете нет такой преграды…
– Франческо, если мы не будем танцевать, на нас обратят внимание, – перебила она. – Во всем зале только мы одни стоим на месте.
– Пусть все знают, что я люблю вас. Пусть знают – и завидуют.
– У меня есть враги, – сказала она. – Вон Альфонсо смотрит на нас.
– Черт бы побрал вашего Альфонсо, – пробормотал Франческо.
В этот вечер Лукреция танцевала с такой грацией и изяществом, что и сам Александр, всегда любивший наблюдать за нею на балах, не мог бы не восхититься отточенными и уверенными движениями своей дочери. Многие гости не сводили с нее глаз, когда она кружилась по залу.
Казалось, ею владело вдохновение. Она сияла счастьем – была такой, какой ее привыкли видеть отец и брат. Все удивлялись ее жизнерадостному настроению.
«Мадонну Лукрецию сегодня как будто подменили. Она никогда не была такой счастливой», – говорили друг другу гости. Они прикрывались веерами и похихикивали. Что если это ее кавалер так волшебно подействовал на нее? Франческо Гонзага был не из красавцев, но все знали о том неизменном успехе, которым он пользовался у женщин.
– Где мы сможем встретиться… наедине? – допытывался он.
– Нигде, – ответила она. – Нам этого никогда не позволят. За мной все время следит мой супруг – да и доносчики Изабеллы, я думаю, сейчас не дремлют.
– Лукреция, несмотря ни на что мы должны встретиться.
Некоторое время она молчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78