Не иначе как дьявол забрал их у меня!
– Сэр, – ответил с улыбкою патер, – вам ни к чему оправдываться; если вы не склонны одолжить мне денег, я удовлетворен.
– Сэр, – воскликнул Адамс, – будь у меня при себе самая крупная сумма на свете, – да будь у меня даже десять фунтов! – я бы отдал их целиком, чтобы выручить из беды христианина. Я огорчен больше за вас, чем за себя. Можно ли быть худшему несчастью, чем эта потеря? Оттого, что у меня нет в кармане денег, я заподозрен в том, что я не христианин!
– Я еще незадачливей вас, – промолвил тот, – если вы так великодушны, как вы уверяете, потому что поистине я был бы рад и кроне, мне ее вполне достало бы, чтобы добраться до места, куда я иду: это не более как в двадцати милях пути, и я бы мог прийти туда завтра к вечеру. Уверяю вас, не в моем это обыкновении пускаться в дорогу без денег. Но я только что прибыл в Англию, а буря принудила нас при переезде выбросить за борт все, что у нас было. Я не сомневаюсь, что этот человек поверил бы мне на слово тот пустяк, какой я ему задолжал, но мне неприятно унижаться перед такими людьми, признаваясь, что у меня нет ни шиллинга: потому что хозяева гостиниц, да и многие другие, не полагают большого различия между нищим и вором.
Патер думал, однако, что с хозяином лучше поговорить в этот же вечер, чем на следующее утро, поэтому он решил двинуться в путь немедленно, невзирая на темноту; и, как только хозяин вернулся, он изложил ему состояние своих дел, на что хозяин, почесав затылок, ответил:
– Что ж, не знаю, сударь; раз оно так и денег у вас нет, я, мне думается, должен вам поверить. Хоть я всегда предпочитаю, где можно, получать наличными, но, право, вы с виду такой честный джентльмен, что я не убоялся бы вам поверить и в двадцать раз больше.
Священник не ответил и, наспех попрощавшись с ним– и с Адамсом, удалился в некотором смущении, и, может быть, не совсем поверив искренности Адамса.
Едва он ушел, хозяин, покачивая головой, объявил, что, заподозри он только, что у этого молодчика нет денег, он бы не дал ему ни глотка; он и не надеется, сказал он, когда-нибудь еще его увидеть, потому что и с лица-то он отъявленный плут.
– Ну и пройдоха! – воскликнул хозяин. – По его разговору насчет богатства я подумал, что у него по меньшей мере фунтов сто в кармане.
Адамс пожурил хозяина за такие подозрения, неподобающие, сказал он, доброму христианину, и затем, не помышляя о своей потере и не раздумывая о том, как сам он отбудет наутро, он улегся на очень грубой постели – следуя примеру своих спутников; однако здоровье и усталость обеспечили им такой сладкий отдых, какой не часто могут нам доставить бархат и пуховая перина.
Глава IX,
заключающая в себе самые удивительные и кровавые приключения, какие только можно встретить в этой, а может быть, и во всякой другой достоверной истории
Близилось утро, когда Джозефа Эндруса пробудила от сна мысль о его любезной Фанни; и в то время как лежал он в нежном раздумье об этом прелестном создании, раздался яростный стук в дверь, над которой приходилась его комната. Он тотчас вскочил с кровати и, растворив окно, услышал вопрос: нет ли в доме путешественников? И тут же другой голос спросил: не стали ли здесь на ночлег двое мужчин и молодая женщина? Хотя голоса были незнакомы Джозефу, он сразу заподозрил истину, – потому что в доме сквайра один лакей рассказал ему о планах своего господина, – и ответил отрицательно. Один из слуг, хорошо знавший кабатчика, окликнул его по имени в ту самую минуту, когда тот отворил другое окно, и задал тот же вопрос; кабатчик ответил утвердительно.
– Эге! – крикнул другой. – Мы, значит, вас поймали, голубчики! – и велел хозяину сойти вниз и отпереть дверь.
Фанни, не спавшая, как и Джозеф, едва услышав это, вскочила с кровати и, наспех натянув на себя юбки и платье, побежала в комнату возлюбленного, который был почти уже одет; тот, не мешкая, впустил ее и, обняв с самой страстной нежностью, наказал ей ничего не бояться, ибо он готов умереть, защищая ее.
– И поэтому я не должна бояться? – говорит она. – Когда я могу потерять то, что мне дороже всего мира?
Тогда Джозеф, целуя ей руку, сказал, что готов благодарить случай, исторгший у нее нежные слова, какими она не дарила его раньше… Затем он кинулся будить делившего с ним постель Адамса, который все еще крепко спал, хотя Джозеф уже не раз его окликнул. Но едва только пастор уразумел, какая грозит опасность, он тоже выскочил из постели, не помышляя о присутствии Фанни, которая поспешила отвернуться от него, вдвойне благословляя мрак: как мог бы он избавить от смущения невинность менее чистую или скромность менее щепетильную, так здесь укрыл он краску, залившую ей лицо.
Адамс вскоре надел на себя всю свою одежду, кроме штанов, о которых второпях забыл; впрочем, их довольно успешно возмещала длина его рубахи и рясы. А тем временем дверь была отперта, и в дом вошли капитан, поэт, актер и трое слуг. Капитан сказал хозяину, что двое молодцов, заночевавших здесь, сбежали с молодой девицей, и справился, в какой комнате она спит. Хозяин, сразу поверивший рассказу, пояснил им, куда идти, и капитан с поэтом кинулись взапуски наверх. Поэт, оказавшийся резвее, вошел в комнату первым, стал шарить в постели и по углам – но безуспешно: птичка улетела, о чем читатель, которому иначе пришлось бы, может быть, болеть за нее сердцем, был нами заранее извещен. Тогда они спросили, где спят мужчины, и уже подходили к комнате, когда Джозеф громким голосом провозгласил, что будет стрелять в первого, кто попробует взломать дверь. Капитан справился, какое у них огнестрельное оружие, и хозяин ответил, что скорее всего – никакого; он даже уверен, что так, потому что он слышал вечером, как один из них спрашивал у другого, что они будут делать без оружия, ежели их нагонят, а другой отвечал, что они будут защищаться палками, доколе смогут, и правому бог поможет. Это успокоило капитана, но не поэта, который благоразумно сошел вниз, объявив, что его дело – прославлять великие деяния, а не вершить их. Капитан, как только уверился, что огнестрельного оружия нет, тотчас изъявил готовность понюхать пороху, божась, что любит его запах, приказал слугам следовать за ним и, смело взбежав наверх, немедленно сделал попытку сорвать дверь, что ему с помощью слуг скоро и удалось исполнить. Когда дверь слетела с петель, они увидели неприятеля выстроившимся в три ряда – с Адамсом, в авангарде и с Фанни в тылу. Капитан сказал Адамсу, что, если они все немедленно вернутся в дом сквайра, они встретят учтивое обхождение, но если откажутся, то ему дан приказ увести от них молодую леди, так как имеются веские основания полагать, что они похитили ее из родительского дома; сколько бы она ни переодевалась, ее наружность, которую она не может скрыть, достаточно убеждает, что она стоит по рождению неизмеримо выше их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105