Контролер, надзиратель, сама начальница колонии были для отбывающих наказание своими, теми людьми, которые хорошо знают и понимают их нужды. Их можно любить, ненавидеть, но они все равно были своими. Их объединяла воспитательно-трудовая колония. Лена была чужой, как и любой человек, появившийся оттуда, с воли. Только теперь она поняла, что имела в виду подполковник, когда говорила, как нелегко найти общий язык с осужденной за преступление.
Лене вдруг стало неудобно. Какое она имеет право ковыряться в чужой беде? Потому что профессия такая?.. А этой Светлане плевать на ее профессию. Если бы она дерзила, задиралась, было бы легче. Но она лишь односложно отвечала на вопросы журналистки, и на лице ее было написано: слушай, что ты в душу лезешь, приехала, фря этакая, и смотришь на меня, как на нечисть, которую надо уничтожать. Ты по одну сторону, я по другую. И не суйся ко мне ни с сочувствием, ни с советами, ни с жалостью. А злости у меня и своей на семерых хватит. И лучше бы ты меня не трогала, не мутила душу.
В конце беседы Лена спросила:
- Вас никто не обижает?
- Меня? - изумилась Светлана. - Меня - нет. Обижают слабых, а я сильная.
Неподвижные и отстраненные от всего глаза девушки вспыхнули огнем. В них отразилась боль и еще что-то, что было не понять. У дверей она остановилась и, взглянув на Лену, сказала:
- Выйду, сюда больше не вернусь.
Неслышно в комнату вошла надзирательница.
- Она сначала наотрез отказалась беседовать. Уперлась и ни в какую, твердит одно: журналист из Москвы приехал, будет во всем этом ковыряться... Лишь когда я сказала, что это не мужчина, а женщина, женщина-журналистка, она согласилась.
В Москву Лена возвращалась в той же компании, с которой приехала в Рязань.
- Леночка, что такая грустная? - весело спросил у нее один из попутчиков.
- Место невеселое, - пробормотала Лена, забиваясь на заднее сиденье.
Говорить ни с кем не хотелось. Сколько боли и несчастья вокруг... Сегодня она близко-близко подошла к чужой беде и заглянула ей в глаза.
- Место, говорят, красивое, где ВТК расположена, на самом берегу Оки.
- Да? А я и не заметила, - ответила Лена.
Перед глазами встала женщина-часовой на контрольном пункте и табличка: "Входить не более 3-х человек".
На душе сделалось тяжело и муторно, как будто это не Светлану, а ее, Лену Калинину, повела по коридорам контролер. От тюрьмы и от сумы не зарекайся... Сегодня она очень остро почувствовала значение этих слов. Собственные беды и неприятности показались ей пустяками, через которые легко перешагнуть.
Она продолжала думать о том, что увидела. И о том, чего не увидела, - тоже. Большой процент осужденных в воспитательно-трудовых колониях потенциальные клиенты психиатрических лечебниц. Многие из тех, кто отбывает срок, - дебилы. О порядках и законах, которые существуют в среде воспитанниц, не принято говорить вслух. Многие из девчонок образуют "семейные" пары и живут друг с другом, как муж с женой. Контролер, интересная тридцатилетняя женщина с жестким волевым лицом, сказала, что она, стоит войти в автобус, по глазам может определить, кто имел срок.
- Почему? - пыталась выяснить Лена, но та в ответ лишь пожала плечами.
- Это невозможно объяснить.
Лена, находясь под впечатлением увиденного, безразлично смотрела на дорогу.
- Нет, Леночка, - начал опять донимать ее неугомонный мужик, который доставал по дороге в Рязань, - вам надо нервную систему закалять. Очерк-то хоть получится, а то, может, мы вас зря возили?
- Получится.
- Вот и хорошо. Советую принять. - Он вытащил бутылку и щелкнул по ней пальцем. - Годится? Как рукой снимет.
- Годится. - Лена глотала водку и думала о том, какой нелегкий у нее хлеб.
Прошло много времени, но и теперь она вспоминала иногда выражение глаз Светланы и пугливые взгляды других девчонок, которых видела, когда ее водили по территории.
Профессия сталкивала с людьми, встречи с которыми запоминались надолго и оставляли след в душе.
Завотделом Игнат, прочитав материал про колонию, скроил недовольное лицо.
- Могла бы покруче, подробностей про изнасилование побольше, чтоб обыватель вздрогнул, - повторил он любимое выражение главного.
- Покруче с изнасилованием - поезжай сам, - взбеленилась Лена.
- Да я ничего, нормально все, - тут же пошел на попятную завотделом.
- А действительно, - стала подковыривать его Лена. - Ты у нас парень видный, тебе любая не то что душу, все, что попросишь, обнажит. Поезжай, Игнаша.
- Ага, - ухмыльнулся Игнат. - Как же, разбежались. Они, говорят, мужиков терпеть не могут.
- Ну тогда, извини, - развела руками Лена и прищурилась: - А ты закоси под лесбиянца.
- Ну и шутки у тебя, - мгновенно обиделся Игнат.
Главному очерк понравился, а редакционные матроны скривились: психологии много.
Игнат заступился за Лену и свой отдел:
- То вам крови много, то психологии, - зло буркнул он. - Не умеешь сам - научи другого.
Началась обычная редакционная свара, и Лена успокоилась: жизнь продолжается.
Новое задание было интересным. Сделать очерк или целую серию о проститутках-малолетках.
- С предыдущей твоей темой перекликается, - напутствовал ее главный.
И Лена впряглась в работу.
Сегодня она договорилась встретиться с одной из своих будущих героинь в зале ожидания Ярославского вокзала.
Она, занятая своими мыслями, шагала по дорожке, ведущей от дома к метро и не заметила, что параллельно с ней по проезжей части улицы медленно движется "джип". За рулем автомобиля сидел крепко сбитый мужчина кавказской национальности. Рядом с ним на переднем сиденье находилась пассажирка, полная женщина в роскошной норковой шубе и с пучком темных волос на затылке.
Дама в шубе сделала знак рукой водителю, и "джип" остановился.
- Эй, погоди, - услышала Лена за своей спиной и обернулась.
Пассажирка "джипа" приветливо махала ей рукой.
- Погоди, говорю.
Удивленная Лена остановилась, она не понимала, почему эта женщина обращается к ней.
- Я вас слушаю, - начала она, и вдруг внутри у нее протянуло нехорошим холодком.
Калинина узнала окликнувшую ее даму, она совсем недавно видела ее. Только тогда та была в домашнем халате, растрепанная и заплаканная, и причитала, как над покойником, сидя на полу гостиной в арбатском особняке, где руоповцы производили обыск. Это была разведенная жена Газиева, против которого возбудили уголовное дело. Сейчас ее темные глаза впились в Лену.
- Вижу, узнала. - Женщина говорила с заметным акцентом.
- В чем дело? - Калинина взяла себя в руки.
- А вот в чем, дорогая. Ты свидетелем идешь по уголовному делу. Откажись.
Лена разозлилась. Испуг прошел.
- Пошла ты, знаешь куда...
- Не горячись, молодая еще. Помирать молодой плохо будет.
- Ты мне угрожаешь?
Лицо восточной женщины было непроницаемо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Лене вдруг стало неудобно. Какое она имеет право ковыряться в чужой беде? Потому что профессия такая?.. А этой Светлане плевать на ее профессию. Если бы она дерзила, задиралась, было бы легче. Но она лишь односложно отвечала на вопросы журналистки, и на лице ее было написано: слушай, что ты в душу лезешь, приехала, фря этакая, и смотришь на меня, как на нечисть, которую надо уничтожать. Ты по одну сторону, я по другую. И не суйся ко мне ни с сочувствием, ни с советами, ни с жалостью. А злости у меня и своей на семерых хватит. И лучше бы ты меня не трогала, не мутила душу.
В конце беседы Лена спросила:
- Вас никто не обижает?
- Меня? - изумилась Светлана. - Меня - нет. Обижают слабых, а я сильная.
Неподвижные и отстраненные от всего глаза девушки вспыхнули огнем. В них отразилась боль и еще что-то, что было не понять. У дверей она остановилась и, взглянув на Лену, сказала:
- Выйду, сюда больше не вернусь.
Неслышно в комнату вошла надзирательница.
- Она сначала наотрез отказалась беседовать. Уперлась и ни в какую, твердит одно: журналист из Москвы приехал, будет во всем этом ковыряться... Лишь когда я сказала, что это не мужчина, а женщина, женщина-журналистка, она согласилась.
В Москву Лена возвращалась в той же компании, с которой приехала в Рязань.
- Леночка, что такая грустная? - весело спросил у нее один из попутчиков.
- Место невеселое, - пробормотала Лена, забиваясь на заднее сиденье.
Говорить ни с кем не хотелось. Сколько боли и несчастья вокруг... Сегодня она близко-близко подошла к чужой беде и заглянула ей в глаза.
- Место, говорят, красивое, где ВТК расположена, на самом берегу Оки.
- Да? А я и не заметила, - ответила Лена.
Перед глазами встала женщина-часовой на контрольном пункте и табличка: "Входить не более 3-х человек".
На душе сделалось тяжело и муторно, как будто это не Светлану, а ее, Лену Калинину, повела по коридорам контролер. От тюрьмы и от сумы не зарекайся... Сегодня она очень остро почувствовала значение этих слов. Собственные беды и неприятности показались ей пустяками, через которые легко перешагнуть.
Она продолжала думать о том, что увидела. И о том, чего не увидела, - тоже. Большой процент осужденных в воспитательно-трудовых колониях потенциальные клиенты психиатрических лечебниц. Многие из тех, кто отбывает срок, - дебилы. О порядках и законах, которые существуют в среде воспитанниц, не принято говорить вслух. Многие из девчонок образуют "семейные" пары и живут друг с другом, как муж с женой. Контролер, интересная тридцатилетняя женщина с жестким волевым лицом, сказала, что она, стоит войти в автобус, по глазам может определить, кто имел срок.
- Почему? - пыталась выяснить Лена, но та в ответ лишь пожала плечами.
- Это невозможно объяснить.
Лена, находясь под впечатлением увиденного, безразлично смотрела на дорогу.
- Нет, Леночка, - начал опять донимать ее неугомонный мужик, который доставал по дороге в Рязань, - вам надо нервную систему закалять. Очерк-то хоть получится, а то, может, мы вас зря возили?
- Получится.
- Вот и хорошо. Советую принять. - Он вытащил бутылку и щелкнул по ней пальцем. - Годится? Как рукой снимет.
- Годится. - Лена глотала водку и думала о том, какой нелегкий у нее хлеб.
Прошло много времени, но и теперь она вспоминала иногда выражение глаз Светланы и пугливые взгляды других девчонок, которых видела, когда ее водили по территории.
Профессия сталкивала с людьми, встречи с которыми запоминались надолго и оставляли след в душе.
Завотделом Игнат, прочитав материал про колонию, скроил недовольное лицо.
- Могла бы покруче, подробностей про изнасилование побольше, чтоб обыватель вздрогнул, - повторил он любимое выражение главного.
- Покруче с изнасилованием - поезжай сам, - взбеленилась Лена.
- Да я ничего, нормально все, - тут же пошел на попятную завотделом.
- А действительно, - стала подковыривать его Лена. - Ты у нас парень видный, тебе любая не то что душу, все, что попросишь, обнажит. Поезжай, Игнаша.
- Ага, - ухмыльнулся Игнат. - Как же, разбежались. Они, говорят, мужиков терпеть не могут.
- Ну тогда, извини, - развела руками Лена и прищурилась: - А ты закоси под лесбиянца.
- Ну и шутки у тебя, - мгновенно обиделся Игнат.
Главному очерк понравился, а редакционные матроны скривились: психологии много.
Игнат заступился за Лену и свой отдел:
- То вам крови много, то психологии, - зло буркнул он. - Не умеешь сам - научи другого.
Началась обычная редакционная свара, и Лена успокоилась: жизнь продолжается.
Новое задание было интересным. Сделать очерк или целую серию о проститутках-малолетках.
- С предыдущей твоей темой перекликается, - напутствовал ее главный.
И Лена впряглась в работу.
Сегодня она договорилась встретиться с одной из своих будущих героинь в зале ожидания Ярославского вокзала.
Она, занятая своими мыслями, шагала по дорожке, ведущей от дома к метро и не заметила, что параллельно с ней по проезжей части улицы медленно движется "джип". За рулем автомобиля сидел крепко сбитый мужчина кавказской национальности. Рядом с ним на переднем сиденье находилась пассажирка, полная женщина в роскошной норковой шубе и с пучком темных волос на затылке.
Дама в шубе сделала знак рукой водителю, и "джип" остановился.
- Эй, погоди, - услышала Лена за своей спиной и обернулась.
Пассажирка "джипа" приветливо махала ей рукой.
- Погоди, говорю.
Удивленная Лена остановилась, она не понимала, почему эта женщина обращается к ней.
- Я вас слушаю, - начала она, и вдруг внутри у нее протянуло нехорошим холодком.
Калинина узнала окликнувшую ее даму, она совсем недавно видела ее. Только тогда та была в домашнем халате, растрепанная и заплаканная, и причитала, как над покойником, сидя на полу гостиной в арбатском особняке, где руоповцы производили обыск. Это была разведенная жена Газиева, против которого возбудили уголовное дело. Сейчас ее темные глаза впились в Лену.
- Вижу, узнала. - Женщина говорила с заметным акцентом.
- В чем дело? - Калинина взяла себя в руки.
- А вот в чем, дорогая. Ты свидетелем идешь по уголовному делу. Откажись.
Лена разозлилась. Испуг прошел.
- Пошла ты, знаешь куда...
- Не горячись, молодая еще. Помирать молодой плохо будет.
- Ты мне угрожаешь?
Лицо восточной женщины было непроницаемо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93