- Потаскуха, проститутка! Лучше бы ты под забором сдохла, чем меня позорить! - орала мать, не стесняясь соседей.
Действительно, лучше бы сдохла.
Отчим наблюдал за всем молча, ни во что не вмешиваясь, лишь глаза его радостно поблескивали. По его все-таки вышло, явилась, не запылилась.
- Ее надо в венерологическом диспансере проверить, - гнусавил он. - Кто ее знает, где она шлялась все это время.
Он отводил глаза от красавицы падчерицы. Неплохо, видно, жилось, морду наела, в теле, не то что раньше.
Людмила и впрямь изменилась. Спокойная сытная жизнь у Вадима пошла на пользу, отъелась, отоспалась, почувствовала себя человеком.
Она старалась не думать о том, что погнало ее в родной город. Даже здесь, вдалеке от убийцы, не чувствовала себя в безопасности. Труп красивой молодой женщины все время стоял перед глазами. Она боялась.
Когда вернулась в квартиру Вадима, поняла, что не может ни секунды оставаться в одиночестве. Она сама не понимала того, что делает. Бежать! Куда угодно, только подальше отсюда. Верзила узнал ее и захочет вернуться. Если бы сейчас приехал Вадим или Саша! Она металась по квартире, как помешанная. Если останется здесь, то произойдет что-то страшное. Ее действиями будто кто-то руководил.
Она написала Вадиму записку, взяла немного денег на дорогу. Как была, в его куртке и джинсах, кроссовки Вадим купил ей еще раньше, выбежала из дома.
Не успокоилась, пока не села в электричку. Странное дело, в тот же миг чужая воля перестала на нее давить, отпустила ее.
Она смотрела в окно, за которым мелькали остановки. Было странно видеть знакомые станции. Казалось, все это осталось в прошлой жизни и уже никогда не вернется. Оказывается, вернулось.
Она думала о Саше Грабневе и о Вадиме. Она обязательно встретится с ними, только сейчас должна уехать.
Мать с отчимом жили в старом двухэтажном деревянном доме. Если точнее, квартира была полуторакомнатной. К большому помещению, мать называла его залой, лепилась маленькая каморка с окном, расположенным под самым потолком. Мать с отчимом спали в этой комнатенке без дверей, туда как раз помещались кровать и пара стульев.
Когда Людка явилась к вечеру в квартиру, мать онемела, а потом начала орать на весь дом.
Но Людмила изменилась не только внешне. Пройдя страшную школу Сусанны, она закалилась. Теперь она могла дать отпор.
- Ну, наоралась? - нарочно грубо сказала она и, оттеснив от дверей растерявшихся родичей, протиснулась в тесную прихожую.
У матери от такой наглости отвисла челюсть. Раньше на дочь ногой топни, заплачет, а сейчас...
- Это что же это такое! - опять заголосила родительница. Шлялась, шлялась, теперь приехала, нате вам...
Мать здорово изменилась за последнее время. Постарела еще больше, лицо издерганное. В сердце Людмилы шевельнулось что-то, похожее на жалость. В застиранном халатике, плечи ссутулились. Кто теперь скажет, что это была не так давно очень симпатичная стройная женщина? Главное, черты лица у нее стали какими-то мелкими, неприятными. Теперь она была похожа на своего гниду-муженька, который всегда ходил с недовольным выражением лица, как будто все на свете ему были должны.
- Мама! - Людка шагнула к матери, хотелось рассказать ей все, пожаловаться, прижаться к родному человеку. Сейчас она готова была простить ей все: и попреки, и крики, и несправедливое отношение.
Мать поняла это по-своему, шарахнулась от дочери в сторону и завопила:
- А-а, про мать теперь вспомнила, жрать нечего стало, вот и приехала, а зачем ты мне нужна? Дом бабкин без твоего согласия я продать не могу, а ты, паскуда...
Людка устало прислонилась к стене.
- Я переночую у вас, поздно уже, завтра что-нибудь придумаю.
- А? Видал? - обратилась мать к мужу, который стоял рядом. Придумает она что-то, видите ли. Ждала я тебя, ждала? Ишь принцесса какая приехала!
- Господи! Неужели ты за всю свою жизнь еще не наоралась? Сказала, переночую здесь, потом в бабушкином доме жить стану.
Мать размахнулась и влепила ей пощечину.
Кровь прихлынула к лицу, но Людмила уже научилась сдерживать себя. Раньше она готова была ночевать на холодной скамейке, в подъезде, где угодно, только бы родственничков не видеть.
- Будешь орать, дом без моего согласия не продашь.
- Да я...
- Сожгу, а вам не достанется.
Мать подавилась криком.
- Что ты на самом деле разоралась, - подал голос отчим. - Пусть переночует. Не под забором же ей спать.
- А по мне хоть на помойке! Не дам ей постель чистую, пусть на коврике, как собака, валяется.
- Ладно, пусть на коврике. - Людка уже снимала кроссовки, потом прошла в комнату.
Здесь ничего не изменилось. Она медленно обводила глазами залу. И стоило всю жизнь рваться, чтобы заработать денег на покупку этого барахла!
- Что, не нравится? - мать следила за ней взглядом.
- Я очень устала, посплю немного.
Поесть ей не предложили.
Спала она крепко, но чутко. Ночью проснулась и услышала, что в каморке разговаривают.
- Ты не тирань ее, - тихо учил отчим. - Надо дом бабкин продать, без ее подписи не обойдешься.
- А если не захочет?
- Уговори, ты мать.
- Мать! Видишь, как она со мной разговаривать научилась? Меньше года до совершеннолетия осталось, и тогда сама все решит. Ее еще старуха соседка мутит, стерва старая.
- Не сказала, где была все это время?
- Черт ее знает. Спрашивала, молчит. Не изработалась.
- Ты к ней завтра как-нибудь подойди, - продолжал наставлять отчим. - За дом деньги хорошие дают. Я опять недавно покупателя видел. Квартиру мы и так, и этак получим, наши дома под снос идут, а там деньги светят.
- Подойду, - вздыхала мать.
Людка лежала и молча плакала. Приехала к родственничкам. Вдруг слезы сами собой высохли. А на что она надеялась? Что ее встретят с распростертыми объятиями? Как бы не так. Мать, живя с этим ублюдком, совсем образ человеческий потеряла. Раньше хоть какое-то слово доброе от нее услыщишь. Ну их, хуже чужих! Одна бабушка у нее была. Завтра к ней на кладбище сходит. Засыпая, она думала про Сашу и Вадима. Ей стало тоскливо и неуютно.
Утром ее ожидал новый скандал.
Мать сидела в тесной кухоньке и пила чай.
- Иди, пока горячий, - позвала она дочь.
Людмила быстро умылась и привела себя в порядок, мать так и не дала постельного белья. Она уже отвыкла спать в одежде, тело с непривычки ныло.
За чаем мать начала атаку прямо с места в карьер, опять заговорила о продаже дома.
- Нам уже ничего не светит, - завела она жалобным голосом и подперла голову ладонью. - Самим о себе приходится заботиться, а ты молодая, устроишься, замуж выйдешь.
- Кто же меня возьмет, если я и проститутка, и зараза, и тварь подзаборная? - невинно спросила Людмила. - Бабушка мне дом обещала завещать, да не успела.
Мать завелась с пол-оборота.
- А-а-а.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93