Они проверяли и перепроверяли, как работают рации, другое необходимое снаряжение.
До въезда на территорию жилого комплекса фургон будет сопровождать полицейская машина без опознавательных знаков; водитель выучил расположение домов в районе Хейз и знал, как отыскать Черрихейз-клоуз. Как только они въедут в Хейз, их движение будет контролировать капитан со своего поста у окна. Кузов фургона выстелили пенополистиролом, чтобы не было слышно лязга металла о металл.
Участники группы захвата экипировались должным образом. Каждый из них поверх нижнего белья надел черный комбинезон из огнестойкого материала. В последний момент будет надет черный шлем, прикрывавший голову и шею. На костюм надет бронежилет — легкий, изготовленный из кевлара фирмой «Бристоль Армор». Под бронежилеты десантники подложили специальные керамические прокладки, чтобы еще больше обезопасить себя от выстрелов.
Поверх всего они надели своеобразную сбрую для того, чтобы на ней закрепить орудия штурма, ХК, гранаты и пистолеты. Обуты они были в традиционные ботинки — высокие, до щиколотки, на толстой каучуковой подошве, известные как десантные ботинки; их цвет можно определить только словом «грязные».
Капитан Линдхерст переговорил с каждым перед отъездом, дольше других — со своим заместителем Стивом Билбоу. По традиции никто из них не желал друг другу удачи. Затем он отбыл на наблюдательный пост.
В дом Адрианов он вошел около восьми. Престон чувствовал физически, как от него исходит напряжение. В 8.30 зазвонил телефон. В это время в холле был Барни, он и взял трубку. В тот день уже было несколько телефонных звонков. Престон решил, что лучше отвечать на звонки, чем принимать нежданных гостей. Каждому звонившему отвечали, что Адрианы уехали к матери, что по телефону с ним разговаривает маляр из бригады, которая делает ремонт в гостиной. Всех удовлетворяло такое объяснение. Когда Барни поднял трубку, капитан Линдхерст выходил из кухни с чашкой чая в руках.
— Это вас, — позвал Барни и вернулся наверх.
Начиная с девяти часов напряжение стало нарастать. Линдхерст Долго разговаривал по рации с «зоной ожидания», откуда в 9.15 выехали к району Хейз серый фургон и сопровождающая его машина полиции. В 9.33 обе машины были у поворота на Белстед-роуд, метров за двести до цели. Они остановились и стали ждать. В 9.41 из своего дома вышел мистер Армитедж, чтобы оставить четыре бутылки для молочника. К ярости капитана он остановился в сгущающихся сумерках осмотреть свою цветочную клумбу посередине лужайки. Затем он поздоровался с соседом через улицу.
— Иди домой, старый дурак, — прошептал Линдхерст, стоя в центре гостиной и глядя через дорогу на огни за занавесками дома-цели. В 9.42 полицейская машина без опознавательных знаков была уже в районе Брэкенхейз. Через десять секунд мистер Армитедж пожелал соседу доброй ночи и ушел в дом.
В 9.43 серый фургон въехал на улицу Горсхейз, которая вела внутрь поселка. Престон, стоявший в холле рядом с телефоном, слышал переговоры Линдхерста с его водителем. Фургон медленно и неслышно подъезжал к Черрихейз.
Прохожих на улицах не было. Линдхерст приказал двоим, прикрывающим операцию с тыла, выйти из полицейской машины и начать продвижение.
— Через пятнадцать секунд въезжаем в Черрихейз, — негромко сообщил напарник водителя фургона.
— Притормозите, осталось тридцать секунд, — сказал Линдхерст, а спустя двадцать секунд приказал:
— Въезжайте.
Из-за угла выполз фургон.
— Восемь секунд, — сказал Линдхерст в переговорное устройство, а затем грубым шепотом Престону:
— Набирайте номер.
Фургон проехал по улице мимо входной двери дома 12 и остановился напротив клумбы мистера Армитеджа. Это было сделано специально; группа захвата намеревалась подойти к цели сбоку. Отъехала хорошо смазанная дверь, и в темноту в полной тишине вышли четыре человека в черном. Никто не бежал, не топал ногами, ничего не выкрикивал хриплым голосом. В отработанном порядке все спокойно пересекли лужайку мистера Армитеджа, обошли пикап мистера Росса и оказались прямо у двери дома 12. Десантник с «вингмастером» отлично знал, с какой стороны расположены дверные петли. На ходу он поднял ружье к плечу и аккуратно прицелился. Рядом с ним стоял другой с кувалдой наготове. За ними с автоматами — Стив и капрал...
* * *
В гостиной майор Валерий Петровский не находил себе места от беспокойства. Он не мог сосредоточиться на телепередаче; его слух ловил каждый шорох — звон бутылок, которые кто-то выставлял на улицу, мяуканье кота, тарахтенье мотоцикла где-то вдалеке, гудок баржи, входящей в устье Оруэлл.
В девять тридцать показали очередной выпуск последних новостей, опять состоящий из интервью с министрами и теми, кто надеялся в скором будущем ими стать. В раздражении он переключил канал на Би-би-си-2, где шел научно-популярный фильм о птицах. Он вздохнул. Все-таки это лучше политики.
Не прошло и десяти минут, когда он услышал, что сосед Армитедж вышел выставить пустые молочные бутылки. Постоянно одно и то же количество и всегда в это же время. Потом старый дурень заговорил с кем-то через улицу. Неожиданно телепередача привлекла его внимание, он с изумлением уставился в экран. Журналистка разговаривала с долговязым мужчиной в плоской кепке о его увлечении голубями. Он держал одного питомца перед камерой — откормленную птицу с характерной формой клюва и головы.
Петровский сидел прямо. Не сводя глаз с птицы. Он был уверен, что уже видел где-то такую.
— Эта прекрасная птица — выставочный экземпляр? — допытывалась молодая журналистка. Она недавно начала работать на телевидении и была слишком настойчивой, пытаясь выжать из интервью больше, чем оно могло дать.
— Боже мой, нет, — сказал человек в кепке, — это уэсткотт.
Петровский вдруг ясно вспомнил комнату в гостевых апартаментах на даче Генерального секретаря в Усове.
— Нашел его на улице прошлой зимой, — сказал старый высохший англичанин, а птица поглядывала из клетки своими блестящими умными глазами.
— Но таких птиц не встретишь в городе... — предположила репортерша в телевизоре.
В этот момент в холле зазвонил телефон...
Обычно он бы пошел взять трубку, вдруг это звонит сосед. Странно делать вид, что тебя нет дома, когда в окнах горит свет. Но он остался на месте, продолжая смотреть на экран. Телефон звонил не переставая. Звонки и звук телевизора заглушили мягкие шаги ботинок на каучуковой подошве по дорожке.
— Хотелось бы надеяться, что нет, — бодро ответил человек в кепке. Уэсткотт — не «уличная» порода. Это одна из лучших пород почтовых голубей. Этот красавчик всегда возвратится на ту голубятню, где вырос. Вот почему их еще называют почтовиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
До въезда на территорию жилого комплекса фургон будет сопровождать полицейская машина без опознавательных знаков; водитель выучил расположение домов в районе Хейз и знал, как отыскать Черрихейз-клоуз. Как только они въедут в Хейз, их движение будет контролировать капитан со своего поста у окна. Кузов фургона выстелили пенополистиролом, чтобы не было слышно лязга металла о металл.
Участники группы захвата экипировались должным образом. Каждый из них поверх нижнего белья надел черный комбинезон из огнестойкого материала. В последний момент будет надет черный шлем, прикрывавший голову и шею. На костюм надет бронежилет — легкий, изготовленный из кевлара фирмой «Бристоль Армор». Под бронежилеты десантники подложили специальные керамические прокладки, чтобы еще больше обезопасить себя от выстрелов.
Поверх всего они надели своеобразную сбрую для того, чтобы на ней закрепить орудия штурма, ХК, гранаты и пистолеты. Обуты они были в традиционные ботинки — высокие, до щиколотки, на толстой каучуковой подошве, известные как десантные ботинки; их цвет можно определить только словом «грязные».
Капитан Линдхерст переговорил с каждым перед отъездом, дольше других — со своим заместителем Стивом Билбоу. По традиции никто из них не желал друг другу удачи. Затем он отбыл на наблюдательный пост.
В дом Адрианов он вошел около восьми. Престон чувствовал физически, как от него исходит напряжение. В 8.30 зазвонил телефон. В это время в холле был Барни, он и взял трубку. В тот день уже было несколько телефонных звонков. Престон решил, что лучше отвечать на звонки, чем принимать нежданных гостей. Каждому звонившему отвечали, что Адрианы уехали к матери, что по телефону с ним разговаривает маляр из бригады, которая делает ремонт в гостиной. Всех удовлетворяло такое объяснение. Когда Барни поднял трубку, капитан Линдхерст выходил из кухни с чашкой чая в руках.
— Это вас, — позвал Барни и вернулся наверх.
Начиная с девяти часов напряжение стало нарастать. Линдхерст Долго разговаривал по рации с «зоной ожидания», откуда в 9.15 выехали к району Хейз серый фургон и сопровождающая его машина полиции. В 9.33 обе машины были у поворота на Белстед-роуд, метров за двести до цели. Они остановились и стали ждать. В 9.41 из своего дома вышел мистер Армитедж, чтобы оставить четыре бутылки для молочника. К ярости капитана он остановился в сгущающихся сумерках осмотреть свою цветочную клумбу посередине лужайки. Затем он поздоровался с соседом через улицу.
— Иди домой, старый дурак, — прошептал Линдхерст, стоя в центре гостиной и глядя через дорогу на огни за занавесками дома-цели. В 9.42 полицейская машина без опознавательных знаков была уже в районе Брэкенхейз. Через десять секунд мистер Армитедж пожелал соседу доброй ночи и ушел в дом.
В 9.43 серый фургон въехал на улицу Горсхейз, которая вела внутрь поселка. Престон, стоявший в холле рядом с телефоном, слышал переговоры Линдхерста с его водителем. Фургон медленно и неслышно подъезжал к Черрихейз.
Прохожих на улицах не было. Линдхерст приказал двоим, прикрывающим операцию с тыла, выйти из полицейской машины и начать продвижение.
— Через пятнадцать секунд въезжаем в Черрихейз, — негромко сообщил напарник водителя фургона.
— Притормозите, осталось тридцать секунд, — сказал Линдхерст, а спустя двадцать секунд приказал:
— Въезжайте.
Из-за угла выполз фургон.
— Восемь секунд, — сказал Линдхерст в переговорное устройство, а затем грубым шепотом Престону:
— Набирайте номер.
Фургон проехал по улице мимо входной двери дома 12 и остановился напротив клумбы мистера Армитеджа. Это было сделано специально; группа захвата намеревалась подойти к цели сбоку. Отъехала хорошо смазанная дверь, и в темноту в полной тишине вышли четыре человека в черном. Никто не бежал, не топал ногами, ничего не выкрикивал хриплым голосом. В отработанном порядке все спокойно пересекли лужайку мистера Армитеджа, обошли пикап мистера Росса и оказались прямо у двери дома 12. Десантник с «вингмастером» отлично знал, с какой стороны расположены дверные петли. На ходу он поднял ружье к плечу и аккуратно прицелился. Рядом с ним стоял другой с кувалдой наготове. За ними с автоматами — Стив и капрал...
* * *
В гостиной майор Валерий Петровский не находил себе места от беспокойства. Он не мог сосредоточиться на телепередаче; его слух ловил каждый шорох — звон бутылок, которые кто-то выставлял на улицу, мяуканье кота, тарахтенье мотоцикла где-то вдалеке, гудок баржи, входящей в устье Оруэлл.
В девять тридцать показали очередной выпуск последних новостей, опять состоящий из интервью с министрами и теми, кто надеялся в скором будущем ими стать. В раздражении он переключил канал на Би-би-си-2, где шел научно-популярный фильм о птицах. Он вздохнул. Все-таки это лучше политики.
Не прошло и десяти минут, когда он услышал, что сосед Армитедж вышел выставить пустые молочные бутылки. Постоянно одно и то же количество и всегда в это же время. Потом старый дурень заговорил с кем-то через улицу. Неожиданно телепередача привлекла его внимание, он с изумлением уставился в экран. Журналистка разговаривала с долговязым мужчиной в плоской кепке о его увлечении голубями. Он держал одного питомца перед камерой — откормленную птицу с характерной формой клюва и головы.
Петровский сидел прямо. Не сводя глаз с птицы. Он был уверен, что уже видел где-то такую.
— Эта прекрасная птица — выставочный экземпляр? — допытывалась молодая журналистка. Она недавно начала работать на телевидении и была слишком настойчивой, пытаясь выжать из интервью больше, чем оно могло дать.
— Боже мой, нет, — сказал человек в кепке, — это уэсткотт.
Петровский вдруг ясно вспомнил комнату в гостевых апартаментах на даче Генерального секретаря в Усове.
— Нашел его на улице прошлой зимой, — сказал старый высохший англичанин, а птица поглядывала из клетки своими блестящими умными глазами.
— Но таких птиц не встретишь в городе... — предположила репортерша в телевизоре.
В этот момент в холле зазвонил телефон...
Обычно он бы пошел взять трубку, вдруг это звонит сосед. Странно делать вид, что тебя нет дома, когда в окнах горит свет. Но он остался на месте, продолжая смотреть на экран. Телефон звонил не переставая. Звонки и звук телевизора заглушили мягкие шаги ботинок на каучуковой подошве по дорожке.
— Хотелось бы надеяться, что нет, — бодро ответил человек в кепке. Уэсткотт — не «уличная» порода. Это одна из лучших пород почтовых голубей. Этот красавчик всегда возвратится на ту голубятню, где вырос. Вот почему их еще называют почтовиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109