Первое, что я увидел, когда проснулся, были четыре паспорта Спрейгов на журнальном столике; и первое, что пришло мне в голову, было: они должны за все заплатить.
Если Эммета обвинят в нарушении техники безопасности и правил об охране труда при возведении зданий или в чем похуже, я хотел бы, чтобы вся семья осталась на территории страны и узнала бы, что такое страдание. Позвонив в паспортно-визовую службу США и представившись капитаном следственного отдела, я попросил наложить запрет на повторный выпуск паспортов для всех четырех Спрейгов. Это было своего рода жест отчаяния — как удар по запястью. Затем я побрился и принял душ, стараясь не намочить наложенные швы и бинты. Чтобы не думать о тех руинах, в которых лежала моя жизнь, я стал размышлять об окончании дела Шорт. Я вспомнил, что накануне Мадлен произнесла фразу, которая мне показалась странной, неправильной и не соответствующей действительности. Одеваясь, я старался вспомнить ее слова; и только когда стал выходить из номера, чтобы купить еды, до меня дошло: Мадлен говорила, что это Марта позвонила в полицию и сообщила им про бар «Ла Берна». Но я знал досье по этому делу лучше чем кто бы то ни было, и в нем точно не было никакого упоминания об этом эпизоде. Мне на ум сразу же пришло два случая: первый, когда Ли с кем-то долго разговаривал по телефону, когда мы сидели в офисе на следующее после встречи с Мадлен утро, и второй, когда сразу же после просмотра порнушки он поехал прямиком в «Ла Берну». Только «гениальная» Марта могла ответить на мучившие меня вопросы. И чтобы заполучить ее, я направился в район рекламных агентств.
Я нашел единственную дочку Эммета Спрейга на скамеечке перед зданием «Янг энд Рубикам». Она обедала. Когда я сел на скамейку напротив, она даже не взглянула; я вспомнил, что черный блокнот Бетти Шорт и те фотографии обнаружили в почтовом ящике, который находился всего в одном квартале отсюда.
Я наблюдал как пухленькая девочка-женщина уплетает салат и читает газету. За два с половиной года, которые я ее не видел, она не особо потолстела и подурнела — но все же осталась толстенькой копией Эммета.
Марта отложила в сторону газету и наконец заметила меня. Я ожидал, что в ее глазах вспыхнет ярость, но она удивила меня, просто сказав:
— Здравствуйте, мистер Блайкерт, — и при этом даже слегка улыбнулась.
Я подошел и сел рядом. Мой взгляд случайно упал на заголовок сложенной вдвое «Таймс»: «Странный пожар в предгорье Силверлейк — найдено обгоревшее до неузнаваемости тело».
Марта сказала:
— Простите меня за ваш портрет, который я нарисовала в тот вечер, когда вы приходили к нам на ужин.
Я показал на газету.
— А вы не очень то удивились, увидев меня снова.
— Бедный Джорджи... Нет. Я не удивляюсь, что снова встретила вас. Папа говорил мне, что вы все знаете. Меня недооценивали всю мою жизнь, и мне кажется, что Мэдди и папа всегда недооценивали вас.
Я не принял ее комплимент.
— Вы знали, что сделал этот «бедный Джорджи»?
— С самого начала. Я видела, как той ночью он увез эту девчонку Шорт на своем грузовичке. Мэдди и папа думали, что я этого не знаю, но они ошибались. Только мама так ничего и не узнала. Вы его убили?
Я не ответил.
— Вы собираетесь навредить нашей семье?
Меня особо задело ее гордое «нашей».
— Пока еще не знаю, что буду делать.
— Я не виню вас за то, что вы хотите им навредить. Отец и Мэдди — страшные люди. Я и сама из кожи вон лезла, чтобы им насолить.
— Когда прислала вещи Бетти?
Ее глаза вспыхнули.
— Да. Я вырвала страницу из телефонной книги с нашим домашним номером, но я думала, что есть другие телефонные номера, которые могут вывести полицию на отца и Мэдди. У меня не хватило смелости послать наш номер. Хотя надо было. Я...
Подняв руку, я остановил ее.
— Но почему, Марта? Ты знаешь, что случилось бы, если бы полиция узнала все подробности про Джорди? Дополнительные пункты обвинения, суд, тюрьма.
— Мне было все равно. Мэдди владела тобой и отцом, у нас с мамой ничего не было. Я просто хотела, чтобы этот корабль пошел ко дну. У мамы туберкулез кожи, ей осталось всего несколько лет. Она умрет, и это так несправедливо.
— Рисунки и царапины на них. Что ты этим хотела сказать?
Марта сцепила руки и сжала их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Мне было девятнадцать, и все, что я умела, — это рисовать. Я хотела, чтобы Мэдди выглядела как лесбиянка, а на последнем рисунке был изображен мой отец — его лицо вымарано. Я надеялась, что он оставил отпечатки пальцев на обороте рисунка. Мне так хотелось ему досадить.
— Потому что он касается тебя так же, как Мадлен?
— Потому что он этого не делает.
Я поежился.
— Марта, это ты позвонила в полицию и сказала про бар «Ла Берна»?
Она опустила глаза.
— Да.
— Ты разговаривала с...
— Я рассказала человеку, взявшему трубку, о моей сестре-лесбиянке и о том, что прошлым вечером она познакомилась в «Ла Берне» с полицейским, которого зовут Баки Блайкерт, и что сегодня вечером у них свидание. Мэдди все уши про вас прожужжала, и я стала ревновать. Но я хотела оскорбить ее, а не вас.
Я вспомнил, как Ли долго отвечает на звонок, а я в это время сижу напротив; как Ли посмотрев «Рабынь из ада», после которых у него снесло крышу, едет прямиком в «Ла Берну». Я сказал:
— Марта, рассказывайте дальше.
Оглянувшись по сторонам, она вся напряглась — сомкнула колени, сжала руки в кулак и прижала их к телу.
— К нам домой пришел Ли Бланчард и сказал, что он разговаривал с женщинами в «Ла Берне» — с лесбиянками, и что они могут сообщить в полицию о связи Мадлен и Черной Орхидеи. Он также сказал, что ему надо уехать из города и что за определенную плату он готов скрыть свою информацию о Мэдди. Отец согласился и дал ему все деньги, которые были в его сейфе.
Ли, наглотавшийся амфетамина, не появляющийся ни в Отделе, ни на Университетском участке; предстоящее освобождение Бобби Де Витта как повод уехать из города. Деньги Эммета, те самые наличные, которые он транжирил в Мексике. Еле слышно я спросил:
— Что-то еще?
Ее тело сжалось словно пружина.
— На следующий день после этого Бланчард пришел снова. Он потребовал больше денег. Отец ему отказал, тогда он его избил и стал задавать все эти вопросы про Элизабет Шорт. Мы с Мэдди были в другой комнате и все слышали. Я злорадствовала, а она просто сходила с ума от ярости. Когда она уже не могла выносить тех унижений, которым подвергали ее любимого папочку, она ушла, но я продолжала слушать. Отец побоялся, что Бланчард повесит убийство на кого-нибудь из нас, и дал ему сто тысяч долларов, а также рассказал о том, что случилось с Джорджи и Элизабет Шорт.
Избитые в кровь пальцы Ли, его ложь: «Наказание за Джуниора Нэша». Звонок Мадлен в тот же день:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Если Эммета обвинят в нарушении техники безопасности и правил об охране труда при возведении зданий или в чем похуже, я хотел бы, чтобы вся семья осталась на территории страны и узнала бы, что такое страдание. Позвонив в паспортно-визовую службу США и представившись капитаном следственного отдела, я попросил наложить запрет на повторный выпуск паспортов для всех четырех Спрейгов. Это было своего рода жест отчаяния — как удар по запястью. Затем я побрился и принял душ, стараясь не намочить наложенные швы и бинты. Чтобы не думать о тех руинах, в которых лежала моя жизнь, я стал размышлять об окончании дела Шорт. Я вспомнил, что накануне Мадлен произнесла фразу, которая мне показалась странной, неправильной и не соответствующей действительности. Одеваясь, я старался вспомнить ее слова; и только когда стал выходить из номера, чтобы купить еды, до меня дошло: Мадлен говорила, что это Марта позвонила в полицию и сообщила им про бар «Ла Берна». Но я знал досье по этому делу лучше чем кто бы то ни было, и в нем точно не было никакого упоминания об этом эпизоде. Мне на ум сразу же пришло два случая: первый, когда Ли с кем-то долго разговаривал по телефону, когда мы сидели в офисе на следующее после встречи с Мадлен утро, и второй, когда сразу же после просмотра порнушки он поехал прямиком в «Ла Берну». Только «гениальная» Марта могла ответить на мучившие меня вопросы. И чтобы заполучить ее, я направился в район рекламных агентств.
Я нашел единственную дочку Эммета Спрейга на скамеечке перед зданием «Янг энд Рубикам». Она обедала. Когда я сел на скамейку напротив, она даже не взглянула; я вспомнил, что черный блокнот Бетти Шорт и те фотографии обнаружили в почтовом ящике, который находился всего в одном квартале отсюда.
Я наблюдал как пухленькая девочка-женщина уплетает салат и читает газету. За два с половиной года, которые я ее не видел, она не особо потолстела и подурнела — но все же осталась толстенькой копией Эммета.
Марта отложила в сторону газету и наконец заметила меня. Я ожидал, что в ее глазах вспыхнет ярость, но она удивила меня, просто сказав:
— Здравствуйте, мистер Блайкерт, — и при этом даже слегка улыбнулась.
Я подошел и сел рядом. Мой взгляд случайно упал на заголовок сложенной вдвое «Таймс»: «Странный пожар в предгорье Силверлейк — найдено обгоревшее до неузнаваемости тело».
Марта сказала:
— Простите меня за ваш портрет, который я нарисовала в тот вечер, когда вы приходили к нам на ужин.
Я показал на газету.
— А вы не очень то удивились, увидев меня снова.
— Бедный Джорджи... Нет. Я не удивляюсь, что снова встретила вас. Папа говорил мне, что вы все знаете. Меня недооценивали всю мою жизнь, и мне кажется, что Мэдди и папа всегда недооценивали вас.
Я не принял ее комплимент.
— Вы знали, что сделал этот «бедный Джорджи»?
— С самого начала. Я видела, как той ночью он увез эту девчонку Шорт на своем грузовичке. Мэдди и папа думали, что я этого не знаю, но они ошибались. Только мама так ничего и не узнала. Вы его убили?
Я не ответил.
— Вы собираетесь навредить нашей семье?
Меня особо задело ее гордое «нашей».
— Пока еще не знаю, что буду делать.
— Я не виню вас за то, что вы хотите им навредить. Отец и Мэдди — страшные люди. Я и сама из кожи вон лезла, чтобы им насолить.
— Когда прислала вещи Бетти?
Ее глаза вспыхнули.
— Да. Я вырвала страницу из телефонной книги с нашим домашним номером, но я думала, что есть другие телефонные номера, которые могут вывести полицию на отца и Мэдди. У меня не хватило смелости послать наш номер. Хотя надо было. Я...
Подняв руку, я остановил ее.
— Но почему, Марта? Ты знаешь, что случилось бы, если бы полиция узнала все подробности про Джорди? Дополнительные пункты обвинения, суд, тюрьма.
— Мне было все равно. Мэдди владела тобой и отцом, у нас с мамой ничего не было. Я просто хотела, чтобы этот корабль пошел ко дну. У мамы туберкулез кожи, ей осталось всего несколько лет. Она умрет, и это так несправедливо.
— Рисунки и царапины на них. Что ты этим хотела сказать?
Марта сцепила руки и сжала их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Мне было девятнадцать, и все, что я умела, — это рисовать. Я хотела, чтобы Мэдди выглядела как лесбиянка, а на последнем рисунке был изображен мой отец — его лицо вымарано. Я надеялась, что он оставил отпечатки пальцев на обороте рисунка. Мне так хотелось ему досадить.
— Потому что он касается тебя так же, как Мадлен?
— Потому что он этого не делает.
Я поежился.
— Марта, это ты позвонила в полицию и сказала про бар «Ла Берна»?
Она опустила глаза.
— Да.
— Ты разговаривала с...
— Я рассказала человеку, взявшему трубку, о моей сестре-лесбиянке и о том, что прошлым вечером она познакомилась в «Ла Берне» с полицейским, которого зовут Баки Блайкерт, и что сегодня вечером у них свидание. Мэдди все уши про вас прожужжала, и я стала ревновать. Но я хотела оскорбить ее, а не вас.
Я вспомнил, как Ли долго отвечает на звонок, а я в это время сижу напротив; как Ли посмотрев «Рабынь из ада», после которых у него снесло крышу, едет прямиком в «Ла Берну». Я сказал:
— Марта, рассказывайте дальше.
Оглянувшись по сторонам, она вся напряглась — сомкнула колени, сжала руки в кулак и прижала их к телу.
— К нам домой пришел Ли Бланчард и сказал, что он разговаривал с женщинами в «Ла Берне» — с лесбиянками, и что они могут сообщить в полицию о связи Мадлен и Черной Орхидеи. Он также сказал, что ему надо уехать из города и что за определенную плату он готов скрыть свою информацию о Мэдди. Отец согласился и дал ему все деньги, которые были в его сейфе.
Ли, наглотавшийся амфетамина, не появляющийся ни в Отделе, ни на Университетском участке; предстоящее освобождение Бобби Де Витта как повод уехать из города. Деньги Эммета, те самые наличные, которые он транжирил в Мексике. Еле слышно я спросил:
— Что-то еще?
Ее тело сжалось словно пружина.
— На следующий день после этого Бланчард пришел снова. Он потребовал больше денег. Отец ему отказал, тогда он его избил и стал задавать все эти вопросы про Элизабет Шорт. Мы с Мэдди были в другой комнате и все слышали. Я злорадствовала, а она просто сходила с ума от ярости. Когда она уже не могла выносить тех унижений, которым подвергали ее любимого папочку, она ушла, но я продолжала слушать. Отец побоялся, что Бланчард повесит убийство на кого-нибудь из нас, и дал ему сто тысяч долларов, а также рассказал о том, что случилось с Джорджи и Элизабет Шорт.
Избитые в кровь пальцы Ли, его ложь: «Наказание за Джуниора Нэша». Звонок Мадлен в тот же день:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108