А если Лорье — дедушка Магали? А милая Франсина — травести, злоупотребляющая героином? Мой ум открыт для восприятия, валяйте.
Дядя Фернан возвращается с двумя стаканами тепловатой воды. Я жадно пью. Он поглаживает меня по голове, как будто я — это Тентен, жалко, что я не могу повилять хвостом. Чувствую под рукой вельвет его брюк. Словно бы я опять увидела его, в вечных вельветовых штанах, в поплиновой рубашке летом, в свитере с высоким воротником зимой. А вместе с ним возвращается аромат детства, смеха и семьи.
— Вы не можете тут оставаться, — говорит он, — это слишком опасно. Завтра же увезу вас в Ниццу. Три убийства! И одно — сегодня утром! А теперь еще и бомба!
Кашель Жюстины надрывает душу. У меня больше нет ни блокнота, ни ручки. Ну и влипла же я!
— Как там Леонар? — спрашивает дядя; судя по всему, энергии в нем — хоть отбавляй.
Леонар издает «о-о».
— Герой в отличной форме! — отвечает за него Юго. — Завтра будет как новенький!
— Если бы Элиз не выбила окно, мы бы все погибли, — замечает Жюстина.
Иногда я очень люблю Жюстину.
— Элиз у нас из тех, что в огне не горят, в воде не тонут, — дядя расхваливает меня, не замечая двусмысленности своих слов.
— Месье Андриоли, извините, что прерываю трогательные семейные излияния, но прошу вас последовать за мной, — перебивает его Лорье.
— Пока, девочки! Будьте умницами!
Тентен спрыгивает на пол и уходит с ним. Пока дверь не закрылась, я слышу голос дяди:
— Кого будете первым допрашивать, меня или собаку?
— Он очень беспокоится, — говорит мне Жюстина. — Когда он нервничает, он всегда дурачится.
Знаю, спасибо. Звук приближающихся шагов.
— Ле-ти…
— С ней все в порядке. Она пошла прилечь, — говорит Мартина. — И тебе бы не помешало.
Леонар что-то бормочет.
— В гостиной настоящая паника, — продолжает Мартина. — Клара спряталась под столом, Эмили заперлась в туалете, Бернар жует свою книгу, а Кристиан залез с ногами на диван и прыгает. У меня нет сил заставить его спуститься.
— Иду, — вздохнув, говорит Юго.
— А Франсина уронила любимый чайник.
— Вот это уже драма! — с этими словами Юго уходит в сопровождении Леонара и Мартины.
Мы с Жюстиной снова остались одни. Жандармы носятся взад и вперед, бормоча что-то в свои рации. Эксперты-криминалисты словно обалдели от всего происходящего и начинают всерьез переругиваться. Все пропитано запахом дыма. Вместе с запахом снега это создает иллюзию романтического лесного костра. А я с успехом играю роль полена.
— А вы знаете, что Дед Мороз — это на самом деле очень древний скандинавский демон? Именно поэтому он одет в красное, — вдруг сообщает Жюстина.
Наверное, все дело в усталости, но на меня вдруг нападает дикий нервный смех. Я слышу собственное глупое гоготанье, а остановиться не могу, и чем настойчивее Жюстина спрашивает меня, все ли в порядке, тем больше я икаю. Дед Мороз! Тот, что по вызову приходит в камины, зажав в зубах нож! Коммунистический демон, Дед Мороз, приехавший из Сибири, ох! Живот болит…
Камин. Камин! Огромный камин в кухне! Вот каким путем он ушел! Вор! Я хватаю Жюстину за руку и трясу ее, бумагу, ручку, живее!
— Фернан! — пищит Жюстина неуверенным голосом.
Потом, поскольку я продолжаю трясти ее, «Фернан!» звучит уже громче.
— Что тут еще? — спрашивает Лорье, приоткрывая дверь
— Пропустите меня, послушайте, — протестует дядя, прокладывая себе путь. — Я тут, все хорошо!
— Нет, не совсем, по-моему, Элиз очень… хм… устала, — бормочет Жюстина.
Я отпускаю ее руку, поднимаю свою и тщательно изображаю движение, будто пишу. Лорье мгновенно понимает и протягивает мне свои блокнот и ручку — ну, наконец!
«Проход через камин».
— Боже правый! — восклицает он. — Морель, возьмите двоих людей и пойдите проверьте камин. Пусть кто-нибудь поднимется на крышу!
— На крышу? Но там жутко скользко, столько снега!
— Плевать! Я хочу знать, можно ли пройти через камин в кухне и есть ли следы на снегу на крыше! Действуйте, быстро!
— Ловко, Элиз, — хвалит меня дядя. — Ей всегда удавались головоломки, — добавляет он, подкрепляя мою легенду. — Она разгадывала все загадки в «Журнале Микки».
Мне кажется, я слышу, как ржет Мерканти. После чего все мы остаемся сидеть, словно незнакомые друг с другом люди в приемной дантиста. Странная атмосфера осадного положения, царящая в ГЦОРВИ, судя по всему, уже начала действовать и на дядю. Все по очереди покашливают. Кто-то трещит пальцами. Мерканти скрипит башмаками. Жюстина напевает «Падает снег… », дядя насвистывает «Мадлон». Мерканти, сам того не осознавая, начинает ему подсвистывать. Несколько нот, потом такт, потом два. Потом подключается Лорье. И вернувшийся Морель видит двух слепых женщин, прижавшихся друг к дружке на диване, и трех мужчин, которые, вместо того чтобы поддерживать их, высвистывают каноном «и принеси нам винца… ».
— Э-э… Простите, шеф…
— А, Морель! Что-то вы быстро!
— Шеф, Дюпюи упал с крыши.
— Дерьмо!
— Ну да, шеф, снег очень скользкий, и там его много…
— Он ранен?
— Нет, шеф, он приземлился в цистерну, полную ледяной воды.
— Так все в порядке?
— Нет, шеф, потому что мы его не сразу вытащили, так что он весь синий и стучит зубами, как будто у него во рту кастаньеты.
— Скажите женщинам, чтобы дали ему выпить какой-нибудь отвар, уложили у огня под одеялом, ноги пусть сунет в таз с горячей водой, — приказывает Лорье.
— Каким женщинам, шеф?
— Старушкам, Морель. Черт возьми, вы же видите, что остальные недееспособны!
Морель идет к выходу.
— Стойте!
Скрип каблуков.
— На этой чертовой крыше следы были?
— Да, шеф, возле трубы. Кто-то там недавно ходил, и следы вели к желобу, и вот как раз, когда Дюпюи нагнулся, чтобы получше их рассмотреть…
— Ясно, хватит!
Морель убегает.
— Значит, моя племянница была права! — ликует дядюшка. — Именно оттуда этот тип и проник в дом, и оттуда он и смылся, убив бедную Вероник.
— Вы знали Вероник Ганс?
— У вас что, замедленная реакция? Да, разумеется, я знал Вероник Ганс. Как и все тут. Не оченьто симпатичная девушка. Она поругалась с Соней из-за Пайо.
— Пайо? — повторяет Лорье.
— Да, инструктор. Ему нравилась Соня, а Вероник это не нравилось. Ну, это с вашим делом никак не связано. Мы говорили о каминной трубе.
Я почти что слышу, как скрипят зубы Лорье, когда он отвечает:
— Точно.
— Вот только, — задумчиво продолжает дядя, — он не мог пробраться через трубу этим утром, пока мадам Реймон готовила завтрак. Она бы его заметила. Значит, он должен был войти прежде, чем она принялась за работу. Когда она начинает?
— Мерканти, в котором часу кухарка начинает работать с утра?
— В семь тридцать, старшина.
— И где же он прятался полтора часа? — спрашивает дядя.
— Он мог затаиться на лестнице, там никто не ходит, — предполагает Мерканти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Дядя Фернан возвращается с двумя стаканами тепловатой воды. Я жадно пью. Он поглаживает меня по голове, как будто я — это Тентен, жалко, что я не могу повилять хвостом. Чувствую под рукой вельвет его брюк. Словно бы я опять увидела его, в вечных вельветовых штанах, в поплиновой рубашке летом, в свитере с высоким воротником зимой. А вместе с ним возвращается аромат детства, смеха и семьи.
— Вы не можете тут оставаться, — говорит он, — это слишком опасно. Завтра же увезу вас в Ниццу. Три убийства! И одно — сегодня утром! А теперь еще и бомба!
Кашель Жюстины надрывает душу. У меня больше нет ни блокнота, ни ручки. Ну и влипла же я!
— Как там Леонар? — спрашивает дядя; судя по всему, энергии в нем — хоть отбавляй.
Леонар издает «о-о».
— Герой в отличной форме! — отвечает за него Юго. — Завтра будет как новенький!
— Если бы Элиз не выбила окно, мы бы все погибли, — замечает Жюстина.
Иногда я очень люблю Жюстину.
— Элиз у нас из тех, что в огне не горят, в воде не тонут, — дядя расхваливает меня, не замечая двусмысленности своих слов.
— Месье Андриоли, извините, что прерываю трогательные семейные излияния, но прошу вас последовать за мной, — перебивает его Лорье.
— Пока, девочки! Будьте умницами!
Тентен спрыгивает на пол и уходит с ним. Пока дверь не закрылась, я слышу голос дяди:
— Кого будете первым допрашивать, меня или собаку?
— Он очень беспокоится, — говорит мне Жюстина. — Когда он нервничает, он всегда дурачится.
Знаю, спасибо. Звук приближающихся шагов.
— Ле-ти…
— С ней все в порядке. Она пошла прилечь, — говорит Мартина. — И тебе бы не помешало.
Леонар что-то бормочет.
— В гостиной настоящая паника, — продолжает Мартина. — Клара спряталась под столом, Эмили заперлась в туалете, Бернар жует свою книгу, а Кристиан залез с ногами на диван и прыгает. У меня нет сил заставить его спуститься.
— Иду, — вздохнув, говорит Юго.
— А Франсина уронила любимый чайник.
— Вот это уже драма! — с этими словами Юго уходит в сопровождении Леонара и Мартины.
Мы с Жюстиной снова остались одни. Жандармы носятся взад и вперед, бормоча что-то в свои рации. Эксперты-криминалисты словно обалдели от всего происходящего и начинают всерьез переругиваться. Все пропитано запахом дыма. Вместе с запахом снега это создает иллюзию романтического лесного костра. А я с успехом играю роль полена.
— А вы знаете, что Дед Мороз — это на самом деле очень древний скандинавский демон? Именно поэтому он одет в красное, — вдруг сообщает Жюстина.
Наверное, все дело в усталости, но на меня вдруг нападает дикий нервный смех. Я слышу собственное глупое гоготанье, а остановиться не могу, и чем настойчивее Жюстина спрашивает меня, все ли в порядке, тем больше я икаю. Дед Мороз! Тот, что по вызову приходит в камины, зажав в зубах нож! Коммунистический демон, Дед Мороз, приехавший из Сибири, ох! Живот болит…
Камин. Камин! Огромный камин в кухне! Вот каким путем он ушел! Вор! Я хватаю Жюстину за руку и трясу ее, бумагу, ручку, живее!
— Фернан! — пищит Жюстина неуверенным голосом.
Потом, поскольку я продолжаю трясти ее, «Фернан!» звучит уже громче.
— Что тут еще? — спрашивает Лорье, приоткрывая дверь
— Пропустите меня, послушайте, — протестует дядя, прокладывая себе путь. — Я тут, все хорошо!
— Нет, не совсем, по-моему, Элиз очень… хм… устала, — бормочет Жюстина.
Я отпускаю ее руку, поднимаю свою и тщательно изображаю движение, будто пишу. Лорье мгновенно понимает и протягивает мне свои блокнот и ручку — ну, наконец!
«Проход через камин».
— Боже правый! — восклицает он. — Морель, возьмите двоих людей и пойдите проверьте камин. Пусть кто-нибудь поднимется на крышу!
— На крышу? Но там жутко скользко, столько снега!
— Плевать! Я хочу знать, можно ли пройти через камин в кухне и есть ли следы на снегу на крыше! Действуйте, быстро!
— Ловко, Элиз, — хвалит меня дядя. — Ей всегда удавались головоломки, — добавляет он, подкрепляя мою легенду. — Она разгадывала все загадки в «Журнале Микки».
Мне кажется, я слышу, как ржет Мерканти. После чего все мы остаемся сидеть, словно незнакомые друг с другом люди в приемной дантиста. Странная атмосфера осадного положения, царящая в ГЦОРВИ, судя по всему, уже начала действовать и на дядю. Все по очереди покашливают. Кто-то трещит пальцами. Мерканти скрипит башмаками. Жюстина напевает «Падает снег… », дядя насвистывает «Мадлон». Мерканти, сам того не осознавая, начинает ему подсвистывать. Несколько нот, потом такт, потом два. Потом подключается Лорье. И вернувшийся Морель видит двух слепых женщин, прижавшихся друг к дружке на диване, и трех мужчин, которые, вместо того чтобы поддерживать их, высвистывают каноном «и принеси нам винца… ».
— Э-э… Простите, шеф…
— А, Морель! Что-то вы быстро!
— Шеф, Дюпюи упал с крыши.
— Дерьмо!
— Ну да, шеф, снег очень скользкий, и там его много…
— Он ранен?
— Нет, шеф, он приземлился в цистерну, полную ледяной воды.
— Так все в порядке?
— Нет, шеф, потому что мы его не сразу вытащили, так что он весь синий и стучит зубами, как будто у него во рту кастаньеты.
— Скажите женщинам, чтобы дали ему выпить какой-нибудь отвар, уложили у огня под одеялом, ноги пусть сунет в таз с горячей водой, — приказывает Лорье.
— Каким женщинам, шеф?
— Старушкам, Морель. Черт возьми, вы же видите, что остальные недееспособны!
Морель идет к выходу.
— Стойте!
Скрип каблуков.
— На этой чертовой крыше следы были?
— Да, шеф, возле трубы. Кто-то там недавно ходил, и следы вели к желобу, и вот как раз, когда Дюпюи нагнулся, чтобы получше их рассмотреть…
— Ясно, хватит!
Морель убегает.
— Значит, моя племянница была права! — ликует дядюшка. — Именно оттуда этот тип и проник в дом, и оттуда он и смылся, убив бедную Вероник.
— Вы знали Вероник Ганс?
— У вас что, замедленная реакция? Да, разумеется, я знал Вероник Ганс. Как и все тут. Не оченьто симпатичная девушка. Она поругалась с Соней из-за Пайо.
— Пайо? — повторяет Лорье.
— Да, инструктор. Ему нравилась Соня, а Вероник это не нравилось. Ну, это с вашим делом никак не связано. Мы говорили о каминной трубе.
Я почти что слышу, как скрипят зубы Лорье, когда он отвечает:
— Точно.
— Вот только, — задумчиво продолжает дядя, — он не мог пробраться через трубу этим утром, пока мадам Реймон готовила завтрак. Она бы его заметила. Значит, он должен был войти прежде, чем она принялась за работу. Когда она начинает?
— Мерканти, в котором часу кухарка начинает работать с утра?
— В семь тридцать, старшина.
— И где же он прятался полтора часа? — спрашивает дядя.
— Он мог затаиться на лестнице, там никто не ходит, — предполагает Мерканти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73