— Ладно, пока все нормально, — раздался голос из глубины кузова. Это был Вед Форрест, руководивший всей операцией. — Мне нужно, чтобы Кроукер был в полном порядке, — сказал он, ни к кому особо не обращаясь. Это был мужчина крупного телосложения с маленькими ушами и короткой стрижкой, за зеркальными стеклами его очков прятались светлые глаза. Вед выставил вперед свой квадратный подбородок. — Ты в порядке, Кроукер?
«В колледже он, несомненно, пользовался успехом у самых красивых девушек», — подумал Лью и ответил:
— Дай мне минутку, ладно?
— У нас нет ни минуты времени, — сказал Форрест тем непреклонным тоном, который люди приобретают на государственной службе, и наклонился над Кроукером. — Послушай, я охочусь за Чезаре Леонфорте уже три года. — Вед дернул себя за волосы: — Из-за этого сукиного сына я поседел. Пропустил выпускной вечер дочери, потому что был в это время в Лос-Анджелесе, организовывал инфильтрацию, в результате которой получил один труп и открывшуюся язву. Сегодня я пропускаю день рождения младшей дочери потому, что нахожусь здесь. — Его сгорбленная фигура напоминала вырубленного из камня атланта. — Но на этот раз я собираюсь получить по всем счетам. Он нужен мне, Лью, и, видит Бог, ты и Веспер достанете мне его.
Кроукеру приходилось раньше иметь дело с федералами, и он знал, что они часто заводятся с пол-оборота. Поэтому иногда лучше всего было просто не обращать на них внимания и дать им излить свою желчь. Для него было ново слышать, как правительственный агент, ограниченный в своих действиях и подотчетный перед начальством, жалуется, что его сотрудник погиб.
Лью повернулся к Лаймону.
— Ты не можешь освободить меня от этой брони? — спросил он и приподнялся.
Рико наклонился над ним и отстегнул защелки, удерживающие кевларовый жилет на месте.
— Взгляните на эти дыры, — сказал врач с благоговейным ужасом. — Точно в область сердца! И кровь выглядит совсем как настоящая!
— Она и есть настоящая, — ответил Лаймон. — Это куриная кровь. — Он просунул палец сквозь дыру в рубашке Кроукера. — Как ты себя чувствуешь? Болит там, куда попали пули? — Зная возможности Чезаре Леонфорте, ни Лью, ни Веспер не захотели иметь дело с полицейским департаментом Майами. Рико установил дистанционно управляемые мини-заряды, которые разрывали прикрепленные к жилету пластиковые мешочки с кровью, чтобы создать впечатление, что пули, выпущенные Веспер, проникли в тело детектива.
Кроукер сморщился и ответил Лаймону:
— Чувствую себя так, будто у меня сердечный приступ. — Он медленно сел. — Я бы не рекомендовал тебе проделывать со мною такое часто, когда-нибудь это плохо кончится.
Пока врач, сняв с него рубашку, исследовал левую сторону груди, Лью не шелохнулся.
— Синяки очень обширные. Извините, я поверну вас немного. — Он покачал головой. — Кожа даже не повреждена. Поразительно! — Он начал собирать инструменты. — Хотите болеутоляющего? К вечеру синяки вас начнут беспокоить.
— Нет, спасибо, — ответил Кроукер. — Эти таблетки только замедлят мою реакцию.
— Как хотите. — Врач поднялся. — Да, кстати, можно посмотрю? — Он указал на биомеханическую руку детектива.
— Разумеется, — ответил Лью, — почему бы и нет? — Он наклонился и, сжав сделанные из титана и поликарбоната пальцы, пробил кулаком кузов «скорой помощи».
Врач подпрыгнул, как будто его ужалили, а водитель крикнул с переднего сиденья:
— Что там, черт возьми, случилось?
Остолбеневший, как от удара молнии, врач уставился на образовавшуюся в кузове дыру.
— Ну и дела... — пробормотал он.
— Ладно, вы удовлетворили свое любопытство, — буркнул Лаймон, отстраняя врача с дороги. — Мне нужно заняться делом. — Он склонился над тяжелой черной сумкой и начал в ней рыться. Рико был еще молод, строен и со своими большими, шоколадного цвета глазами, короткой стрижкой и тоненькими усиками выглядел весьма привлекательно. Он знал свое дело, делал его с удовольствием и был очень изобретателен. Кроме того, что немаловажно, он был местным.
— Отлично, — произнес Лаймон, вынимая каучуковый нос, — когда я закончу, даже родная мать тебя не узнает. — Он помахал носом: — Как тебе кажется, нормально выглядит?
Кроукер пожал плечами:
— Тебе видней.
— Ты чертовски прав, — сказал Рико. — И самое замечательное то, что в левой ноздре запрятано миниатюрное наводящее устройство, так что не советовал бы тебе сморкаться. — Он сделал жест рукой. — А теперь ложись на спину и веди себя смирно. Я должен снять с тебя гипсовую посмертную маску, чтобы убедиться в том, что все протезы, которые я приготовил, подойдут к твоему лицу.
— Посмертная маска, — усмехнулся детектив, удобнее устраиваясь на носилках и прислушиваясь к тому, как свистит ветер в дыре, которую он проделал в кузове автомобиля. — Сейчас это звучит для меня очень подходяще.
После того как Тецуо Акинага, оябун клана Сикей, был освобожден из тюрьмы, он не пожелал вернуться к своим многочисленным делам, потому что полагал, что после смерти Наохиро Усибы, главы МВТП, дела эти стали до некоторой степени опасны. Убийство Усибы заказал он, Акинага, потому что тот был на стороне Микио Оками и, следовательно, его непримиримым врагом.
Мрачное состояние Тецуо усугублялось еще и тем, что ему было нанесено публичное Оскорбление — Танака Джин арестовал его в присутствии множества людей в о-фуро — общественных банях, которые построил его отец. Не мог простить он прокурору и своего унизительного предварительного заключения.
В своем доме Акинага решил не появляться, и, войдя в одну из десятка квартир, которые он содержал по всему Токио, Тецуо первым делом сорвал с себя стоящий 3500 долларов импортный костюм, бросил его в раковину на кухне, облил керосином и поджег.
Он смотрел на разгорающееся пламя и чувствовал, как горят его щеки, щеки лица, которое он потерял. Все, что его прежде окружало, стало непригодным для использования. Подобно священнику, церковь которого подверглась осквернению, Акинаге некуда было идти. Пришлось забраться в эту крысиную нору, анонимное жилище, которое не обладало никакой эстетической ценностью. И если дальше продолжать сравнения, то он походил на священника, вынужденного отправлять службу в вестибюле офиса.
Пламя полыхало, разбрасывая искры, разгоралась и ярость Тецуо. В нос ударил запах горелой ткани и пота, и его чуть не стошнило. Он стоял обнаженный на своих сильных, кривых ногах, вцепившись в теплый фарфор раковины, и думал только о мести. Акинага был таким тощим, что походил на узника концентрационного лагеря. Ему было лет сорок пять, но власть и могущество оставили на нем свой след, поэтому выглядел он гораздо старше своего возраста. Вопреки моде Тецуо носил длинные волосы, которые уже давно поседели, он заплетал их в самурайскую косу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146