Зэк, которого зовут Кузьма, откуда-то успел добыть сведения, что в поселке Лесной, этой неофициальной столице Вятлага, их этап разделят на две части, примерно поровну. Часть осужденных будет отбывать срока в ИТК-12, других погонят глубже в тайгу, в медвежий угол, в ИТК-9…
Обе эти зоны, как он, Анохин, понял, ничем существенным друг от друга не отличаются.
В обеих колониях существует четыре вида режимов. Первый из них является наиболее желанным для любого зэка: «Облегченные условия строгого вида режима». Проживание в общей казарме численностью 80–100 человек. Разрешено работать на пилораме или на мелком полукустарном производстве. Изредка дозволяются свидания с родными, разрешены переписка и получение до двенадцати посылок в год.
Второй тип режима: «Облегченные условия особого вида». Все то же самое, что в первом случае, но урезывается количество свиданий и посылок.
Третий: «Строгие условия особого вида режима». Камера на 15–20 зэков, параша, спертый воздух, насыщенный туберкулезными палочками, частые запреты на ежедневную 1,5-часовую прогулку и невозможность трудиться на производстве.
И, наконец, четвертый, самый убойный: заключение в камеру-одиночку сроком до полумесяца…
– Я тут, Серый, еще одну штуковину слыхал, – еще сильнее понизив голос, так что Анохину пришлось напрягать слух, сипло произнес Кузьма. – На пересылке мы пересеклись с одним моим земелей… его выдернули из «девятой» на пересуд. Говорит, что там построили недавно по соседству особый лагпункт, и что оттуда уже какие-то бродяги попытались «сдернуть»…
– И што, Кузьма? Удалось им амнистироваться?
– Вот эт-то навряд ли. Не, грят, что побег не удался. Земеля божится, что это голимая правда – на местном погосте их закопали…
Анохин, на которого слово «побег» подействовало, как разряд электрического тока, едва сдержался. Во-первых, Кузьма сообщил, по-видимому, все, что знает, а во-вторых, излишнее любопытство к чужим разговорам среди данного людского контингента, мягко говоря, не приветствуется.
– Нас, верно, тоже в «девятку» направят, – спустя какое-то время сказал Кузьма. – А што это за дед в малахае, к которому ты на шконку подсаживался? Знакомец, что ли?
– Ага, парились вместе в «девятке», – отозвался другой зэк. – Да он не старый еще, и шести десятков нет. Федором его кличут… Леший, истинное дело! Он из местных: все эти края с ружьишком обходил… Но и молчун редкий! Из такого слова клещами не вытянешь!..
На каком-то полустанке этап выгрузили из вагонзаков и здесь же сформировали из них две партии.
Сергей Анохин попал в партию из почти полусотни зэков, которую, погрузив в автозаки, куда-то повезли уже во второй половине дня – как выяснилось несколько позднее, их путь лежал в ИТК-9 строгого режима.
Но еще прежде, когда зэков выгружали из вагона, уже знакомый Сергею старик в волчьем малахае – которому, если можно верить Серому, еще нет и шестидесяти, – оказавшись поблизости от Анохина, шепотом сказал:
– Будь настороже, мил человек. Недоброе против тебя замышляется.
Поездка оказалась не так чтоб долгой: примерно через два часа автозак, в котором находился Анохин, фургон этот шел замыкающим в спецколонне, – въехал в ворота колонии номер 9 строгого режима.
Но, в отличие от других заключенных, которых привезли этапом из пересылки, Анохина и еще девятерых зэков, в чьих сопроводительных документах имелись пометы, сразу же препроводили, минуя общую зону, в некую «секцию „В“» …
Никто из этих людей, ни уголовник Гриша Ивашов по прозвищу Клещ (он же Синий), которому предстояло перенять «дела» у смотрящего , откидывающегося через два-три месяца на волю, и который уже в пересыльной сумел пристегнуть к себе в свиту сразу несколько полезных для будущего зэков, того же Крюка, например, ни Крыса и Гамадрил, ни тем более «первопроходец» Анохин, не знали до поры – и знать не могли, – куда именно они попали. И что именно им предстоит пережить уже в ближайшие несколько дней и недель.
В каждой избушке, видать, свои игрушки… а в каждом монастыре – свой устав.
Уже около часа Анохина держали в тесном боксе, где можно было лишь сидеть или стоять.
Кажется, шло оформление новой партии заключенных: слышны были звуки отпираемых дверей боксов, негромкие команды конвоиров и еще какие-то малоразборчивые шумы.
Под потолком вполнакала светит лампочка. В каморке душно, вдобавок здесь тошнотно пахнет краской и еще чем-то, каким-то дезинфицирующим средством. В голове тяжело ворочаются мысли, от которых ему в последние три с лишним месяца нет покоя ни днем, ни ночью…
Он думал о том, что если бы он тогда – злополучного четвертого января – не купил жене букет цветов, то, наверное, ничего бы плохого с ними не произошло.
У него был отпуск, у Ольги тоже образовалось свободное окно в связи со школьными каникулами; они ехали погостить к родне Сергея. Причем удачно, как им казалось, подгадывали к православному Рождеству. Да еще и ехали транзитом через обновившуюся, почти незнакомую, фантасмагоричную, блистающую в эти праздничные новогодние дни Москву. Кремль, Красная площадь, Тверская, улицы и переулки, сияющие витринами и свежими фасадами домов. Издалека видимая громада Храма Христа Спасителя… Чтобы задать ногам отдых и чуточку согреться, они слегка подкрепились и выпили кофе в одном из баров в районе Арбата. Ольга по преимуществу восторгалась увиденным, да и Сергей, который еще из своих «командировок» вынес двойственное отношение к Москве – к этой новой «вавилонской блуднице», покоящейся на чужом несчастье и даже на крови, – не мог не отдать должное тому великолепию, которое их взорам явила украшенная по-праздничному столица.
Что характерно: пока они гуляли по центру, ни один сотрудник милиции даже не посмотрел в их сторону, не говоря уже о том, чтобы проверить у них документы.
Они решили, перед тем как сесть в поезд, основательно подкрепиться в каком-нибудь кафе, расположенном неподалеку от Рижского вокзала (до отправления поезда оставалось немногим более полутора часов).
Выбравшись из подземки на поверхность – станция метро «Рижская», – они немного задержались, потому что Анохину пришло в голову – но что же в этом плохого?! – подарить своей жене красивый букет красных роз.
Затем они двинулись к длинному подземному переходу, проложенному под проспектом Мира. Анохин нес довольно тяжелую сумку с разными подарками, сувенирами для родни Сергея и всякими-разными продуктами. Ольга же шла налегке, если не считать дамской сумочки и только что подаренного ей мужем букета цветов.
В переходе шла бойкая торговля: здесь функционировало что-то вроде дикого, стихийного рынка. Они находились примерно посередке «тоннеля», когда среди продавцов и тусующегося здесь люда вдруг вспыхнула паника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88