А бокал, тем временем, наполнили, он и заметить не успел как – слуги-вестри постоянно обходили гостей с графином драньи.
Йен пригубил немного напитка.
– Я… мне не по душе, когда гибнут дети. – Рука юноши сжала ножку бокала так, что костяшки пальцев побелели. Усилием воли он заставил себя успокоиться и опустил бокал на стол.
– А кому такое по душе? – Голова Марты чуть склонилась набок. – Я здесь не последнее лицо, маркграфиня как-никак. Это обеспечивает мне… возможность влиять на отдельные события. – Йену показалось, что она вот-вот поднимется из-за стола. – Но с кого мне спросить? Может, начать расследование – установить, виновен ли в происшедшем легкомысленный болван, которому было поручено охранять копье? Или виноват уважаемый Агловайн Тюрсон – ведь именно он настоял том, чтобы вы вошли к маркграфу без оружия? А может, предъявить претензии самому маркграфу, издавшему подобное распоряжение бог знает сколько лет назад? Или же виновны вы, тот, кто принес с собой оружие и всех без исключения строго-настрого предупредил, чтобы к копью не прикасались, поскольку от него исходит смертельная опасность?
Йен вопреки всему не смог удержаться от улыбки. Она, вполне возможно, супруга-пленница, своего рода военный трофей – но с неодолимым обаянием.
– Да, произошло ужасное, Йен Сильвер Стоун, – продолжала девушка. – Однако ваша вина в этом ничуть не больше моей. – И снова ее ладонь на мгновение легла на его руку, и снова это едва заметное пожатие.
Сколько уже минуло с той ночи в Бэсеттере, которую он провел со служанкой, с этой Линдой… нет, кажется, с Линди?.. Нахлынули воспоминания, и Йену опять пришлось сказать себе, что голова на плечах существует главным образом для того, чтобы иногда ею думать.
– Пойдемте, – пригласила маркграфиня, выходя из-за стола. – Я хочу показать вам сады перед тем, как подадут следующее блюдо. Я велела приготовить наш коронный деликатес из мяса, птицы и дичи, так что стоит нагулять аппетит.
Да, воистину, что ни дом, то обычай. Здесь, по-видимому, вполне в рамках приличия, если жена хозяина дома приглашает гостя выйти с ней в ночной сад. Наверняка это самый заурядный жест гостеприимства, поскольку, когда она, взяв юношу под руку, повела к дверям, Йен встретился глазами с маркграфом, и тот одобрительно ему кивнул.
Гром отгремел, хотя на востоке время от времени поблескивали зарницы, сопровождаемые ворчливым рокотом. Но дождь продолжал идти и, похоже, переставать не собирался. Капли стучали по навесу, высоко в ветвях деревьев шумел ветер. Сад был со всех сторон окружен стенами замка, что в какой-то степени уберегало от мелкой мороси, приносимой ветром.
Йен предпочел бы осматривать сад днем, но даже в темноте, в дождь приятно было видеть перед собой растения, усыпанные гравием дорожки…
Марта показала на одну из клумб.
– Если утро солнечное, мы называем этот цветок «Лилией доброго утра» – раскрываясь, он становится золотистым, оранжевым и красным, совсем как восход солнца.
Йену фраза показалась довольно странной.
– А если утро пасмурное, как тогда вы его называете?
– Я не точно выразилась? – Марта улыбнулась ему. – Хорошо, я скажу тебе, как мы его тогда называем – мы называем его «Валяйся в постели», потому что цветок достаточно разумен, чтобы в такие дни вообще не раскрываться.
Взяв юношу под руку, она повела его по дорожке.
– А вот здесь моя собственная клумба, – пояснила девушка, указывая на самую обычную клумбу с цветами – У меня мало времени ею заниматься, зато я все делаю здесь сама, – чуть горделиво продолжала она. – Как те гордые собой крестьяне, из которых я происхожу. Знаешь, самые красивые цветы растут в самом отвратительном навозе.
– Ты из крестьян? – удивленно переспросил Йен.
– Спасибо, что произнес это слово уважительно. Ничего постыдного, если ты рождена не аристократкой; главное, вести себя достойно, тем более, если тебе удается взлететь так высоко, как мой отец. Я… А-а, понимаю. – Марта подняла вверх палец. – Ты умен, Йен Сильверстейн – ведешь разговор обо мне и не даешь расспросить себя. – Пальцы Марты машинально погладили его руку. – Поскольку я не решаюсь состязаться с тобой по части сообразительности, задам вопрос прямо: ты – Обетованный Воитель?
– Даже и не знаю, что на это ответить, – пробормотал Йен. Разве что выложить искренне: мол, понятия не имею, о чем ты говоришь. – Сейчас я… ну, как бы это сказать… всего лишь вестник. Харбард попросил меня передать его просьбу и вручил мне то, что я не смог бы получить ни от кого другого.
– Всего лишь вестник, говоришь? – переспросила она. – То есть ты не Йен Сильвер Стоун, не тот, кто убивал бергениссе и огненных великанов?
– Одного бергениссе и одного огненного великана, – слегка смутился юноша. – И я не убил бергениссе, только ранил его.
Не хотелось признаваться, что он лишь слегка поцарапал врага, и неизвестно, как бы еще все обернулось, если бы в руках у юноши не оказался меч, закаленный в крови Осии, меч, который он впоследствии назвал «Покоритель великанов». Оружие из доброкачественной стали, закаленной в крови Древнего, способно наносить страшные раны, а если разрубить им грудь огненного великана, тот лишался своего холодного каменного сердца.
Ни ловкость, ни умение, ни героизм здесь ни при чем. Дело только в упорстве.
И везении.
– А огненный великан? – подняла брови Марта. – Его ты тоже не убивал? Просто сразил своей скромностью?
Юноша пожал плечами:
– Мне кажется, если бы ты все это видела, вряд ли бы сочла нашу схватку особо героической.
Конечно, легко – и соблазнительно – начать строить из себя героя, расписать свои подвиги… Но было что-то недостойное в том, чтобы таким способом возвыситься в глазах девушки – пусть даже ей самой того хотелось. В конце концов, что для тебя приемлемо, а что нет – решать тебе и только тебе.
Сказать по правде, самым трудным было не победить великана, а не устрашиться его. Все равно что, уходя от снежной лавины, помчаться с крутого склона вниз на лыжах – никуда не денешься, иного выхода нет.
– Ты – Обетованный Воитель? – снова спросила Марта. – Мне ты можешь сказать. – Она многозначительно подняла палец. – Ты чужестранец, ты пришел сюда издалека. Ты закален в боях, оставивших на твоем теле шрамы. Ты принес то, что не в силах нести простой смертный. Ты служишь Древним. И с Бирсом ты разделался шутя – я благодарна тебе за то, что ты не стал доводить дело до кровопролития, потому что видела, что тебе ничего не стоило убить моего брата в этом поединке.
Брата? Ее брата? Минутку…
– Мне казалось, что Бирс Эриксон – сын маркграфа.
Брови Марты смешно взметнулись.
– Конечно, сын. – Девушка приложила пальчик к его губам. – Не заговаривай мне зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Йен пригубил немного напитка.
– Я… мне не по душе, когда гибнут дети. – Рука юноши сжала ножку бокала так, что костяшки пальцев побелели. Усилием воли он заставил себя успокоиться и опустил бокал на стол.
– А кому такое по душе? – Голова Марты чуть склонилась набок. – Я здесь не последнее лицо, маркграфиня как-никак. Это обеспечивает мне… возможность влиять на отдельные события. – Йену показалось, что она вот-вот поднимется из-за стола. – Но с кого мне спросить? Может, начать расследование – установить, виновен ли в происшедшем легкомысленный болван, которому было поручено охранять копье? Или виноват уважаемый Агловайн Тюрсон – ведь именно он настоял том, чтобы вы вошли к маркграфу без оружия? А может, предъявить претензии самому маркграфу, издавшему подобное распоряжение бог знает сколько лет назад? Или же виновны вы, тот, кто принес с собой оружие и всех без исключения строго-настрого предупредил, чтобы к копью не прикасались, поскольку от него исходит смертельная опасность?
Йен вопреки всему не смог удержаться от улыбки. Она, вполне возможно, супруга-пленница, своего рода военный трофей – но с неодолимым обаянием.
– Да, произошло ужасное, Йен Сильвер Стоун, – продолжала девушка. – Однако ваша вина в этом ничуть не больше моей. – И снова ее ладонь на мгновение легла на его руку, и снова это едва заметное пожатие.
Сколько уже минуло с той ночи в Бэсеттере, которую он провел со служанкой, с этой Линдой… нет, кажется, с Линди?.. Нахлынули воспоминания, и Йену опять пришлось сказать себе, что голова на плечах существует главным образом для того, чтобы иногда ею думать.
– Пойдемте, – пригласила маркграфиня, выходя из-за стола. – Я хочу показать вам сады перед тем, как подадут следующее блюдо. Я велела приготовить наш коронный деликатес из мяса, птицы и дичи, так что стоит нагулять аппетит.
Да, воистину, что ни дом, то обычай. Здесь, по-видимому, вполне в рамках приличия, если жена хозяина дома приглашает гостя выйти с ней в ночной сад. Наверняка это самый заурядный жест гостеприимства, поскольку, когда она, взяв юношу под руку, повела к дверям, Йен встретился глазами с маркграфом, и тот одобрительно ему кивнул.
Гром отгремел, хотя на востоке время от времени поблескивали зарницы, сопровождаемые ворчливым рокотом. Но дождь продолжал идти и, похоже, переставать не собирался. Капли стучали по навесу, высоко в ветвях деревьев шумел ветер. Сад был со всех сторон окружен стенами замка, что в какой-то степени уберегало от мелкой мороси, приносимой ветром.
Йен предпочел бы осматривать сад днем, но даже в темноте, в дождь приятно было видеть перед собой растения, усыпанные гравием дорожки…
Марта показала на одну из клумб.
– Если утро солнечное, мы называем этот цветок «Лилией доброго утра» – раскрываясь, он становится золотистым, оранжевым и красным, совсем как восход солнца.
Йену фраза показалась довольно странной.
– А если утро пасмурное, как тогда вы его называете?
– Я не точно выразилась? – Марта улыбнулась ему. – Хорошо, я скажу тебе, как мы его тогда называем – мы называем его «Валяйся в постели», потому что цветок достаточно разумен, чтобы в такие дни вообще не раскрываться.
Взяв юношу под руку, она повела его по дорожке.
– А вот здесь моя собственная клумба, – пояснила девушка, указывая на самую обычную клумбу с цветами – У меня мало времени ею заниматься, зато я все делаю здесь сама, – чуть горделиво продолжала она. – Как те гордые собой крестьяне, из которых я происхожу. Знаешь, самые красивые цветы растут в самом отвратительном навозе.
– Ты из крестьян? – удивленно переспросил Йен.
– Спасибо, что произнес это слово уважительно. Ничего постыдного, если ты рождена не аристократкой; главное, вести себя достойно, тем более, если тебе удается взлететь так высоко, как мой отец. Я… А-а, понимаю. – Марта подняла вверх палец. – Ты умен, Йен Сильверстейн – ведешь разговор обо мне и не даешь расспросить себя. – Пальцы Марты машинально погладили его руку. – Поскольку я не решаюсь состязаться с тобой по части сообразительности, задам вопрос прямо: ты – Обетованный Воитель?
– Даже и не знаю, что на это ответить, – пробормотал Йен. Разве что выложить искренне: мол, понятия не имею, о чем ты говоришь. – Сейчас я… ну, как бы это сказать… всего лишь вестник. Харбард попросил меня передать его просьбу и вручил мне то, что я не смог бы получить ни от кого другого.
– Всего лишь вестник, говоришь? – переспросила она. – То есть ты не Йен Сильвер Стоун, не тот, кто убивал бергениссе и огненных великанов?
– Одного бергениссе и одного огненного великана, – слегка смутился юноша. – И я не убил бергениссе, только ранил его.
Не хотелось признаваться, что он лишь слегка поцарапал врага, и неизвестно, как бы еще все обернулось, если бы в руках у юноши не оказался меч, закаленный в крови Осии, меч, который он впоследствии назвал «Покоритель великанов». Оружие из доброкачественной стали, закаленной в крови Древнего, способно наносить страшные раны, а если разрубить им грудь огненного великана, тот лишался своего холодного каменного сердца.
Ни ловкость, ни умение, ни героизм здесь ни при чем. Дело только в упорстве.
И везении.
– А огненный великан? – подняла брови Марта. – Его ты тоже не убивал? Просто сразил своей скромностью?
Юноша пожал плечами:
– Мне кажется, если бы ты все это видела, вряд ли бы сочла нашу схватку особо героической.
Конечно, легко – и соблазнительно – начать строить из себя героя, расписать свои подвиги… Но было что-то недостойное в том, чтобы таким способом возвыситься в глазах девушки – пусть даже ей самой того хотелось. В конце концов, что для тебя приемлемо, а что нет – решать тебе и только тебе.
Сказать по правде, самым трудным было не победить великана, а не устрашиться его. Все равно что, уходя от снежной лавины, помчаться с крутого склона вниз на лыжах – никуда не денешься, иного выхода нет.
– Ты – Обетованный Воитель? – снова спросила Марта. – Мне ты можешь сказать. – Она многозначительно подняла палец. – Ты чужестранец, ты пришел сюда издалека. Ты закален в боях, оставивших на твоем теле шрамы. Ты принес то, что не в силах нести простой смертный. Ты служишь Древним. И с Бирсом ты разделался шутя – я благодарна тебе за то, что ты не стал доводить дело до кровопролития, потому что видела, что тебе ничего не стоило убить моего брата в этом поединке.
Брата? Ее брата? Минутку…
– Мне казалось, что Бирс Эриксон – сын маркграфа.
Брови Марты смешно взметнулись.
– Конечно, сын. – Девушка приложила пальчик к его губам. – Не заговаривай мне зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64