– У тебя точно такой же вид, как тогда, когда ты гнался по путям за теми ребятами. Как у Бобби. Возвращайся ко мне. Слышишь? Возвращайся к Ли. Дай мне слово, что вернешься.
– Я вернусь, Ли. Клянусь глазами, вернусь.
– Я не знаю ничего ни о каких глазах, Джим. Я просто хочу, чтобы ты вернулся.
– Я вернусь, – пообещал он и ступил на тротуар, а она уехала.
Неподалеку находился автовокзал, и он отыскал очередной маленький грязный отельчик. Она оставила ему сотню долларов, пятнадцать из которых он отдал портье за ночлег. В номере он просидел довольно долго, два дня. Предстоящая ему часть путешествия обещала быть самой трудной.
* * *
Нужное место он искал довольно долго. Он знал название, даже адрес – из телефонного справочника – и однажды ночью нашел какого-то чернокожего.
– Мне нужно попасть в одно место. Вот сюда.
Он показал страницу, вырванную из справочника.
– Парень, ты не на того напал.
– Скажи, как мне туда добраться.
– Приятель, тебе нужно сесть на автобус. Доехать. Пересесть на другой автобус. Это вражеская территория. Я туда ни за какие коврижки не сунусь.
– Какой автобус? Скажи, на какой автобус садиться.
– Эй, приятель, осади. Поймай такси, возьми напрокат тачку, поезжай на поезде или на метро. Оставь меня в покое.
– Ты должен помочь.
– Ну уж нет, приятель.
Улу Бег сунул ему какие-то деньги.
– Вот. Покажи мне. Покажи.
– Господи, приятель, тебя, наверное, приперло по-настоящему.
* * *
Это оказалось небольшое заведение, затерянное в неприметном старом районе города. Он запомнил маршрут и вернулся туда на следующую ночь. Все вокруг уже утихло. Он ждал на другой стороне улицы, наблюдая из темноты, пока не удостоверился, что в доме никого нет. Потом перебежал улицу и снова затаился минут на десять. Время от времени мимо проезжала одинокая машина, а однажды по переулку прополз патрульный автомобиль, но Улу Бег лежал неподвижно, пока полицейские не уехали. Наконец он поднялся и подергал дверь; та не поддалась. Ничего другого он и не ожидал. Он подошел к окну и внимательно его осмотрел.
"Решетки ты увидишь сразу. Но обязательно смотри на провода. В Америке у всех провода, которые связаны с полицией или с сигнализацией, потому что там все у всех все время что-то крадут".
Он начинал понимать, что они относились к Америке с изрядным цинизмом; они ненавидели ее. Но их видение обычно оказывалось верным, а план действий – оправданным; он всегда подчинялся.
"Провода в окне, по краю стекла. Это маленький домик в бедном квартале, так что они, вероятно, не в состоянии позволить себе что-то приличное. Впрочем, кто их в Америке знает? Возможно, к ним забрел какой-нибудь коммивояжер и продал что-нибудь этакое. В Америке это самое обычное дело. Возможно, там есть и собака. Если так, ее необходимо немедленно убить".
Курд еще раз взглянул на окно: никаких проводов, ничего.
Он сунул руку в рюкзак, вытащил оттуда короткий нож, наклонился и – со знанием дела, как его учили, – вставил острие в щель между верхним и нижним окнами. Это оказалось проще простого. Он быстро подвел лезвие к замку и поддел язычок острием. Поворачивая и нажимая на нож, он подтолкнул язычок – механизм сопротивлялся всего секунду, потом щелкнул и открылся. Улу Бег вытащил ножик и быстро поднял фрамугу.
Он прислушался – не раздастся ли собачий лай. Все было тихо. Он оглядел переулок: ни души. Из открытого окна его обдало потоком теплого воздуха, который принес с собой знакомые запахи. Но задерживаться, чтобы насладиться ими, было нельзя; он закинул внутрь рюкзак и сам залез следом.
Он лежал на полу, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. По полу скользнул луч света с улицы. Зальчик был совсем скромный: несколько столиков, накрытых матерчатыми чехлами, с поставленными поверх стульями. Улу Бег стремительно прополз по полу к двери и очутился в кухне. Там одуряюще пахло едким промышленным мылом, но даже сквозь этот оглушительный американский запах пробивались другие, знакомые: аромат барашка и цыпленка, фалафелей и виноградных листьев, медового кекса, шпината и капусты, киббе, мяты, других пряностей. Они приятно щекотали ноздри, и его так и подмывало распахнуть дверцу буфета, но он не поддался искушению: во-первых, чем дольше он здесь находился, тем большей опасности подвергался, и во-вторых, уступить означало бы признать, как сильно ему не хватало того, что он оставил, как больно его ранила утрата всего этого.
Он действовал стремительно. Открыл рюкзак и достал оттуда, из-под замотанного в тряпку «скорпиона», консервную банку.
Ему объяснили все очень подробно.
"Американцы, которые живут в огромных домах, тянутся к примитивным вещам. Они готовят на углях, как горцы, и воображают, будто это возвращает их к истокам, к корням. Жидкость, при помощи которой они разжигают свои угли, можно купить где угодно за доллар, не вызывая подозрений. Она не такая летучая и не такая едкая, как бензин, и подходит просто идеально".
Курд открыл бельевой шкаф и плеснул в него жидкостью. Потом двинулся в обход кухни, поливая вокруг. Из столовой пахло парами: он смочил занавески и обрызгал стены.
Затем, чиркнув спичкой, поджег занавеску. Пламя вспыхнуло в одно мгновение, с трескучим шипением взвилось вверх, озаряя комнату. Улу Бег поморщился от ослепительной яркости, глядя, как огонь перескакивает с одной лужицы на другую, превращая их в пылающие озера.
У окна он помедлил, всего на секунду: в комнате полыхало полдюжины костров, рыжие языки расползались в стороны и вспыхивали. Два из них слились и превратились в один, более крупный, потом к ним присоединился третий. Сквозь дверь в кухню виднелось веселое пламя.
Он выскочил из окна, и воздух, прохладный и сладкий, ворвался в легкие. Вроде бы однажды, в бою с иракцами, он оказался заперт в горящем здании. Откуда-то возникло воспоминание о кольце огня, но он не помнил, как и когда это случилось. Помнил лишь точно такое же ликование, когда в лицо ему ударил прохладный воздух.
Крепко сжимая свой рюкзак, он преодолел два переулка и очутился на отдаленной улице, и тут завыли сирены. Мимо, сверкая мигалками, пронеслась полицейская машина.
В голову Улу Бегу пришла еще одна мысль, и он позволил себе горькую улыбку: разве слова Джарди, сказанные им как-то раз, не оказались пророческими?
"Однажды, – пообещал Джарди, – ты спалишь Багдад. Ты спалишь его до основания".
Как и прежде, Джарди оказался прав.
Улу Бег развернулся и еще быстрее зашагал в ночь.
Глава 28
Они различили «форд», стоящий рядом с лачугой.
– Это она, – заорал Роберто. – Это их машина.
Тревитт тревожно хмыкнул.
– А теперь пойди и застрели этих парней, – заявил Мигель.
– Погоди минутку, – сказал Тревитт.
Он огляделся вокруг в сумерках и не увидел никого – ни полиции, ни других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113