Она – горячее, восхитительное, действенное лекарство от холода изоляции, который всегда жил внутри его.
И, будучи такой, она очень опасна.
Он кашлянул, намеренно разрушая чары, пока они не сломали его.
– Алисия, что вы делаете?
К его величайшему удивлению, его слова не заставили ее прервать свое увлекательное исследование.
– Что? – спросила она холодным тоном. – Вы что-то сказали?
Он положил руки ей на плечи, собираясь отодвинуть ее от себя, создать между ними пространство и впустить прохладный воздух. Результатом стало то, что он ощутил жар ее бледной обнаженной кожи сквозь свои серые шелковые перчатки.
Будто во сне он видел, как его руки оставляют ее плечи и сдвигаются. Одна рука раздела другую движением, таким же спокойным, как дыхание, хотя его дыхание в этот момент вовсе не было спокойным.
Потом его мятежные руки вернулись к ее обнаженным плечам, где пальцы погрузились в мягкую, сладкую сливочную плоть, как умирающий от жажды путник, достигший наконец воды. Ее жар пронзил его, растапливая лед в его душе.
Он наблюдал за своими пальцами, скользящими по ее гладкой шелковистой теплоте.
Вот они легли на ее обнаженную спину, потом скользнули вверх и спрятались в ее волосах.
Шпильки полетели на пол, и тяжелая масса огненного шелка упала в его своевольные руки.
Она откинула голову назад и закрыла глаза. Нежный звук, сорвавшийся с ее приоткрытых губ, пронзил его как меч. Усилием воли он заставил себя не замечать удара.
К счастью, казалось, единственной частью его тела, вышедшей из-под контроля, были руки.
Ну, может быть, не единственной. Он чувствовал сильную пульсацию в паху, и он обрадовался боли, как барабанам в джунглях, потому что это могло вывести его из зарослей назад, в разумный мир.
И тут она придвинулась к нему, прижала свои мягкие груди к его груди, свой округлый живот к его пульсирующему, едва сдерживаемому члену.
Потом она прошептала его имя:
– Стентон.
Никогда еще он не слышал, чтобы его имя произносили так. Для всех, кто был важен для него, он был Уиндем, для всех остальных – лорд Уиндем…
Ее хриплый, страстный голос обращался к другому мужчине, тому, который был совсем не таким дисциплинированным, как Уиндем. Этот мужчина взыграл, отвечая на ее призывы «сирены», проникающие сквозь легендарную броню Уиндема, как когти хищника сквозь бумагу.
Руки Стентона сжались в ее волосах и приблизили ее губы к его губам, жестоко поднимая ее на цыпочки, чтобы встретить взрыв его темного и ненасытного желания.
Она поддалась ему просто и не сопротивляясь, жадно обняв его за шею.
Ее жадное великодушие было концом Стентона. В этот момент он полностью и окончательно пропал.
И понял, что никогда и не найдется!
Алисию захватил вихрь. Дом Кросса и его гости исчезли из ее сознания. Рот Уиндема, горячий и злой, до боли жадно впивался в ее рот. Она чувствовала, что впитывает его жар, и злость, и желание, словно губка. Этот мужчина – этот крепкий, одинокий человек – нуждался в ней, это она знала.
Уиндем нуждается в ней.
И она отдалась его крепким рукам и грозному рту, прижимаясь к нему, предлагая свою мягкость и саму себя как первый ответ на вопиющее, поднимающееся волнами одиночество, которое чувствовалось в его поцелуе.
Он больно тянул ее за волосы, но эта боль лишь добавляла удовольствия к его нетерпеливому объятию.
Чем больше она отдавала, тем более жадно он это брал. Его рот удалился от ее губ, чтобы жадно присосаться к ее шее, ухватить зубами ее плечо, исследовать жарким языком ее ухо.
Одна рука отпустила ее волосы и принялась теребить ее корсаж. Прежде чем Алисия поняла, что он собирается делать, Стентон опустил рукав к локтю и обнажил ее грудь для своего жадного рта.
– Ах!
Ее протестующий писк затих, когда он повернул ее и прижал к стене, поднял, чтобы иметь лучший доступ к ее груди. Она чувствовала спиной холодную стену, а его жаркий, влажный язык – на своем соске. Он сосал жестко, и она забыла о протесте, вместо этого погрузив руки в его волосы и притягивая его ближе к себе.
Алисия почувствовала, как рука Стентона поднимает ее юбку, пробираясь между ног и срывая ее тонкие, как паутинка, панталоны, которые она считала своим личным секретом.
Он нашел ее лоно с нетерпеливой уверенностью, взял его в горсть и сжал своей большой рукой. Длинный твердый палец проник в него. Где-то в уголке сознания Алисия знала, что должна проявлять осторожность, но она могла лишь висеть в его руках, позволяя ему эту грубую, почти жестокую ласку.
Палец погрузился глубже, потом отодвинулся и начал двигаться в безжалостном, ныряющем ритме. Она приняла плотскую свирепость с полным отсутствием воли, контролируемая только его жаром, струящимся через ее тело, лишающим ее способности защищаться.
Его рот переместился к другой груди, оставив первую, воспаленную, влажную и голую, на холодном воздухе. Теперь оба рукава были спущены к локтям. Ее ладони затерялись в его густых волосах, хватая их, когда он продолжал свой грубый ритм внутри ее.
Она чувствовала себя пронзенной и захваченной в плен и греховно, эротически попранной – и одновременно исключительно живой в его руках.
Он нашел путь, как проникнуть в нее, новый угол и нажим, который внезапно заставил ее вскрикнуть. Она почувствовала, как к первому пальцу присоединился второй, крепко нажимая в ее теснину, заставляя ее шире раздвигать бедра, чтобы принять его. Потом она взорвалась в вихре наслаждения, унесшего последнюю совестливую мысль. Ее не волновало, что она пронзительно кричит. Ее не волновало, что пальцы Уиндема стали влажными от ее влаги, чтоон оставил красные следы и царапины от зубов на ее грудях или что ее соски стали твердыми, и набухли, и болят от его жадного рта.
От нее не осталось ничего, кроме раскаленного добела наслаждения и свободы от него.
Она пришла в себя, осознав, что дыхание вырывается у нее всхлипами, что он убрал руку с ее юбки и теперь держит ее за талию, опустив голову на ее шею.
Она чувствовала его горячее дыхание на своих сосках и понимала, что он достиг такого же освобождения.
Она подняла руки, которые каким-то образом оказались на его плечах, и нежно погладила его по волосам.
– Стент…
– Леди Алисия, – прервал ее Уиндем, голос у него был хриплый. – Я должен просить вас принять мои самые глубокие извинения. У меня не было права так грубо использовать вас.
– Ах, Боже мой, – сказала Алисия с нервным смешком, едва дыша, – надеюсь, вы никогда не будете демонстрировать мне доброту. Это может убить меня.
Стентон не слушал ее. Он сознавал размеры своей ошибки. Он полностью утратил контроль над собой. И в себя он пришел только после того, как ее крики эхом отразились от мраморных стен коридора. Только тогда он снова понял, где он и кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
И, будучи такой, она очень опасна.
Он кашлянул, намеренно разрушая чары, пока они не сломали его.
– Алисия, что вы делаете?
К его величайшему удивлению, его слова не заставили ее прервать свое увлекательное исследование.
– Что? – спросила она холодным тоном. – Вы что-то сказали?
Он положил руки ей на плечи, собираясь отодвинуть ее от себя, создать между ними пространство и впустить прохладный воздух. Результатом стало то, что он ощутил жар ее бледной обнаженной кожи сквозь свои серые шелковые перчатки.
Будто во сне он видел, как его руки оставляют ее плечи и сдвигаются. Одна рука раздела другую движением, таким же спокойным, как дыхание, хотя его дыхание в этот момент вовсе не было спокойным.
Потом его мятежные руки вернулись к ее обнаженным плечам, где пальцы погрузились в мягкую, сладкую сливочную плоть, как умирающий от жажды путник, достигший наконец воды. Ее жар пронзил его, растапливая лед в его душе.
Он наблюдал за своими пальцами, скользящими по ее гладкой шелковистой теплоте.
Вот они легли на ее обнаженную спину, потом скользнули вверх и спрятались в ее волосах.
Шпильки полетели на пол, и тяжелая масса огненного шелка упала в его своевольные руки.
Она откинула голову назад и закрыла глаза. Нежный звук, сорвавшийся с ее приоткрытых губ, пронзил его как меч. Усилием воли он заставил себя не замечать удара.
К счастью, казалось, единственной частью его тела, вышедшей из-под контроля, были руки.
Ну, может быть, не единственной. Он чувствовал сильную пульсацию в паху, и он обрадовался боли, как барабанам в джунглях, потому что это могло вывести его из зарослей назад, в разумный мир.
И тут она придвинулась к нему, прижала свои мягкие груди к его груди, свой округлый живот к его пульсирующему, едва сдерживаемому члену.
Потом она прошептала его имя:
– Стентон.
Никогда еще он не слышал, чтобы его имя произносили так. Для всех, кто был важен для него, он был Уиндем, для всех остальных – лорд Уиндем…
Ее хриплый, страстный голос обращался к другому мужчине, тому, который был совсем не таким дисциплинированным, как Уиндем. Этот мужчина взыграл, отвечая на ее призывы «сирены», проникающие сквозь легендарную броню Уиндема, как когти хищника сквозь бумагу.
Руки Стентона сжались в ее волосах и приблизили ее губы к его губам, жестоко поднимая ее на цыпочки, чтобы встретить взрыв его темного и ненасытного желания.
Она поддалась ему просто и не сопротивляясь, жадно обняв его за шею.
Ее жадное великодушие было концом Стентона. В этот момент он полностью и окончательно пропал.
И понял, что никогда и не найдется!
Алисию захватил вихрь. Дом Кросса и его гости исчезли из ее сознания. Рот Уиндема, горячий и злой, до боли жадно впивался в ее рот. Она чувствовала, что впитывает его жар, и злость, и желание, словно губка. Этот мужчина – этот крепкий, одинокий человек – нуждался в ней, это она знала.
Уиндем нуждается в ней.
И она отдалась его крепким рукам и грозному рту, прижимаясь к нему, предлагая свою мягкость и саму себя как первый ответ на вопиющее, поднимающееся волнами одиночество, которое чувствовалось в его поцелуе.
Он больно тянул ее за волосы, но эта боль лишь добавляла удовольствия к его нетерпеливому объятию.
Чем больше она отдавала, тем более жадно он это брал. Его рот удалился от ее губ, чтобы жадно присосаться к ее шее, ухватить зубами ее плечо, исследовать жарким языком ее ухо.
Одна рука отпустила ее волосы и принялась теребить ее корсаж. Прежде чем Алисия поняла, что он собирается делать, Стентон опустил рукав к локтю и обнажил ее грудь для своего жадного рта.
– Ах!
Ее протестующий писк затих, когда он повернул ее и прижал к стене, поднял, чтобы иметь лучший доступ к ее груди. Она чувствовала спиной холодную стену, а его жаркий, влажный язык – на своем соске. Он сосал жестко, и она забыла о протесте, вместо этого погрузив руки в его волосы и притягивая его ближе к себе.
Алисия почувствовала, как рука Стентона поднимает ее юбку, пробираясь между ног и срывая ее тонкие, как паутинка, панталоны, которые она считала своим личным секретом.
Он нашел ее лоно с нетерпеливой уверенностью, взял его в горсть и сжал своей большой рукой. Длинный твердый палец проник в него. Где-то в уголке сознания Алисия знала, что должна проявлять осторожность, но она могла лишь висеть в его руках, позволяя ему эту грубую, почти жестокую ласку.
Палец погрузился глубже, потом отодвинулся и начал двигаться в безжалостном, ныряющем ритме. Она приняла плотскую свирепость с полным отсутствием воли, контролируемая только его жаром, струящимся через ее тело, лишающим ее способности защищаться.
Его рот переместился к другой груди, оставив первую, воспаленную, влажную и голую, на холодном воздухе. Теперь оба рукава были спущены к локтям. Ее ладони затерялись в его густых волосах, хватая их, когда он продолжал свой грубый ритм внутри ее.
Она чувствовала себя пронзенной и захваченной в плен и греховно, эротически попранной – и одновременно исключительно живой в его руках.
Он нашел путь, как проникнуть в нее, новый угол и нажим, который внезапно заставил ее вскрикнуть. Она почувствовала, как к первому пальцу присоединился второй, крепко нажимая в ее теснину, заставляя ее шире раздвигать бедра, чтобы принять его. Потом она взорвалась в вихре наслаждения, унесшего последнюю совестливую мысль. Ее не волновало, что она пронзительно кричит. Ее не волновало, что пальцы Уиндема стали влажными от ее влаги, чтоон оставил красные следы и царапины от зубов на ее грудях или что ее соски стали твердыми, и набухли, и болят от его жадного рта.
От нее не осталось ничего, кроме раскаленного добела наслаждения и свободы от него.
Она пришла в себя, осознав, что дыхание вырывается у нее всхлипами, что он убрал руку с ее юбки и теперь держит ее за талию, опустив голову на ее шею.
Она чувствовала его горячее дыхание на своих сосках и понимала, что он достиг такого же освобождения.
Она подняла руки, которые каким-то образом оказались на его плечах, и нежно погладила его по волосам.
– Стент…
– Леди Алисия, – прервал ее Уиндем, голос у него был хриплый. – Я должен просить вас принять мои самые глубокие извинения. У меня не было права так грубо использовать вас.
– Ах, Боже мой, – сказала Алисия с нервным смешком, едва дыша, – надеюсь, вы никогда не будете демонстрировать мне доброту. Это может убить меня.
Стентон не слушал ее. Он сознавал размеры своей ошибки. Он полностью утратил контроль над собой. И в себя он пришел только после того, как ее крики эхом отразились от мраморных стен коридора. Только тогда он снова понял, где он и кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73