Ну конечно, Эрик не мог не рассказать, что она питает такую ненависть к этому человеку.
— Почему ты уходишь? — спросил он ее.
— Я… — Она посмотрела на него беспомощно. — Я… мне не хотелось быть навязчивой, милорд.
— Ах, Рианон! Ты — жена моего сына и, следовательно, моя дочь, и в такую минуту не можешь быть навязчивой. Тебя примут с радостью. Мой тесть понял это, когда расставался с жизнью, он потянулся к тебе, и ты ответила ему то, что он хотел услышать. Пойдем, возьми меня под руку. Эрик внизу.
Он коснулся ее легонько, но она отстранилась, покачав головой, объятая неожиданным страхом.
— Вы не так меня поняли, милорд.
— Ах! Ты не можешь принять руку викинга, даже если он уже давно живет на этом берегу?
— Нет! — выкрикнула она, но потом увидела, что легкая улыбка играет на его лице.
— Дело не в этом. — Она помолчала: как ей сказать королю, что его сын вовсе не хочет быть с ней вместе? — Я… Я не думаю, что Эрик…
— Моя леди Рианон… дочка! — поправился он. — Пойдем, возьми меня за руку. Ни один мужчина не станет тащить женщину через море, если не нуждается в ней.
— Но…
— Пойдем, — сказал он, легонько подталкивая ее.
И все же даже это легкое подталкивание было командой, и она взяла его под руку. Спускаясь по лестнице, она удивлялась, как легко эти люди могут сломить ее волю: и тот, за кого она вышла замуж, и его отец, с этим благородством манер, сквозь которые видна сила.
Когда они сошли вниз, он подвел ее к постели Финнлайта. Покойный монарх был одет со всем великолепием, в королевский плащ голубых и малиновых цветов с эмблемами и гербами Ирландии и Тары, золотой крест покоился на его груди. Она поклонилась вместе с викингом — королем Дублина и прочла молитву, а когда поднялась, ее рука все еще была в руке ее свекра. Мужчины, ирландские короли, подошли, чтобы поговорить с Олафом Белым. Он представил Рианон им всем как свою новую дочь, и каждый приветствовал ее и отдал ей дань уважения, как должно королеве. Ее повели в зал, где их ждал обед, и Эрин, с залитым слезами прекрасным лицом, подошла к ним. Она отвела Рианон к высокому помосту, на котором стоял стол, поперек длинного ряда столов, и прежде чем Рианон усадили, она почувствовала, что ее снова кто-то взял за руку, и быстро обернулась. Это был Эрик, одетый так же, как его отец, в малиновый плащ, опушенный горностаем, с эмблемой волка Вестфальдского королевского дома и гербом королей Тары.
— Спасибо, мама. Я позабочусь о своей жене, если позволишь.
Его слова, обращенные к матери, были такими нежными, сказаны были с такой любовью. На нее же он только что не рычал. Он усадил ее между собой и отцом, и хотя она разделяла кубок с ним, со своим мужем, единственный, кто обращал на нее внимание, разговаривал с ней, был свекор. Когда обед закончился, Эрик снова повел ее вверх по лестнице, открыл перед ней дверь и втолкнул ее в комнату. Она стремительно обернулась и увидела, что он вот-вот закроет дверь и оставит ее одну.
— Эрик, — позвала она.
— В чем дело?
— Я просто…
Она замолчала и глубоко вздохнула. Она вспомнила, как убеждал ее свекор: ни один мужчина не потащит женщину через море в незнакомую страну, если он не желает, чтобы она была с ним вместе.
Она опустила глаза и тихо сказала:
— Мне больно видеть, как ты страдаешь.
Некоторое время он стоял тихо. Потом снова вошел в комнату, закрыл дверь и подошел. Взяв ее за подбородок, он заставил Рианон смотреть ему в глаза.
— Тебе больно видеть, как я страдаю? Почему это, леди? Я думал, что ваше сокровенное желание — видеть, как я варюсь в кипящем масле!
Она вырвалась.
— Конечно, я просто забыла об этом. Пусть будет так, как есть!
Он промолчал, но ей показалось, что тень улыбки легко скользнула по его лицу. Ей захотелось подбежать к нему, но она осталась на месте.
— Да, я переживаю смерть моего деда, — сказал он ей тихо, улыбка его пропала, но взгляд стал нежен. — Но ты не можешь понять ужаса всего происходящего. Дед был как бы опорой этого острова, на нем все держалось. Он был олицетворением Эйре. Он был… видишь ли, почти как Альфред. Он был очень старым, ему было больше девяноста лет, и он прожил великую и прекрасную жизнь. Он будет хорошо принят на небесах, и норвежцы, которых он знал, приготовят ему место за столом Вальхаллы. — Он помолчал, а потом подошел к ней, и вся его нежность пропала. В его глазах загорелся ледяной блеск, когда его пальцы пробирались сквозь ее волосы. — Мой отец силен, мои братья и я — также, и теперь мы должны обратить эту силу на помощь моему дяде Найолу Ольстерскому. Ты понимаешь, что это значит?
— Ты делаешь мне больно, — сказала она ему.
— Будет война, — продолжал он. — И ты останешься здесь, под защитой этих стен, пока она не закончится.
Он не отпускал ее, ждал протеста. Она спокойно посмотрела на него.
— Милорд, вы тянете меня за волосы!
И тогда он наконец отпустил ее, развернулся и ушел.
Камин угасал. Рианон стало холодно, и она легла в кровать своего мужа.
Было уже поздно, когда он вернулся. Устало сел в кресло перед камином и уставился на огонь.
Она молча наблюдала за ним. Казалось, прошла целая вечность. В его лице было напряжение, в глазах — боль. Ее свекор был не прав. Конечно, он не любит ее, а теперь здесь даже не хочет быть с ней рядом.
Но она влюбилась в него, несмотря ни на что…
Она встала и подошла к камину. Он встретился с ней взглядом и удивленно поднял бровь.
Конечно, он ее отвергнет. Ей нужно уйти.
Но она не сделала этого. Она развязала пояс вышитой ночной рубашки и позволила ей мягко опуститься к ее ногам. Еще медленнее она подошла к нему, отвечая на его взгляд, опустилась перед ним на колени, взяла его руки в свои и нежно поцеловала.
У него вырвался крик, он вскочил, поднял ее на руки и бросил на кровать. Он долго и страстно ласкал ее, и она отдавалась ему, покорно выполняя все его желания.
В конце он крепко прижал ее к себе. Эрик молчал и только гладил ее тело, покрытое каплями пота. С ее губ готовы были сорваться слова: «У нас будет ребенок». Она уже открыла рот, чтобы произнести их, но не могла. Потому что почти спала.
Утром он поднялся и оделся задолго до того, как она открыла глаза. Утомленная, сонная, она увидела, что он стоит над ней.
— Ты не поедешь домой! — резко и поспешно заявил он.
— Что? — прошептала она, удивляясь перемене, произошедшей в нем.
— Ты не поедешь домой!
— А я и не просила…
— Всегда, когда ты соблазняешь меня, ты о чем-нибудь просишь. Ты требуешь платы, как продажная девка! Ты…
Он отшатнулся, потому что она в ярости запустила подушку ему в лицо.
— Рианон, я не буду тебе ничем платить. И не буду делать этого больше, так и знай.
Она прикрыла грудь мехом со всем возможным спокойствием и с гордостью сказала:
— Я ничего у тебя не прошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Почему ты уходишь? — спросил он ее.
— Я… — Она посмотрела на него беспомощно. — Я… мне не хотелось быть навязчивой, милорд.
— Ах, Рианон! Ты — жена моего сына и, следовательно, моя дочь, и в такую минуту не можешь быть навязчивой. Тебя примут с радостью. Мой тесть понял это, когда расставался с жизнью, он потянулся к тебе, и ты ответила ему то, что он хотел услышать. Пойдем, возьми меня под руку. Эрик внизу.
Он коснулся ее легонько, но она отстранилась, покачав головой, объятая неожиданным страхом.
— Вы не так меня поняли, милорд.
— Ах! Ты не можешь принять руку викинга, даже если он уже давно живет на этом берегу?
— Нет! — выкрикнула она, но потом увидела, что легкая улыбка играет на его лице.
— Дело не в этом. — Она помолчала: как ей сказать королю, что его сын вовсе не хочет быть с ней вместе? — Я… Я не думаю, что Эрик…
— Моя леди Рианон… дочка! — поправился он. — Пойдем, возьми меня за руку. Ни один мужчина не станет тащить женщину через море, если не нуждается в ней.
— Но…
— Пойдем, — сказал он, легонько подталкивая ее.
И все же даже это легкое подталкивание было командой, и она взяла его под руку. Спускаясь по лестнице, она удивлялась, как легко эти люди могут сломить ее волю: и тот, за кого она вышла замуж, и его отец, с этим благородством манер, сквозь которые видна сила.
Когда они сошли вниз, он подвел ее к постели Финнлайта. Покойный монарх был одет со всем великолепием, в королевский плащ голубых и малиновых цветов с эмблемами и гербами Ирландии и Тары, золотой крест покоился на его груди. Она поклонилась вместе с викингом — королем Дублина и прочла молитву, а когда поднялась, ее рука все еще была в руке ее свекра. Мужчины, ирландские короли, подошли, чтобы поговорить с Олафом Белым. Он представил Рианон им всем как свою новую дочь, и каждый приветствовал ее и отдал ей дань уважения, как должно королеве. Ее повели в зал, где их ждал обед, и Эрин, с залитым слезами прекрасным лицом, подошла к ним. Она отвела Рианон к высокому помосту, на котором стоял стол, поперек длинного ряда столов, и прежде чем Рианон усадили, она почувствовала, что ее снова кто-то взял за руку, и быстро обернулась. Это был Эрик, одетый так же, как его отец, в малиновый плащ, опушенный горностаем, с эмблемой волка Вестфальдского королевского дома и гербом королей Тары.
— Спасибо, мама. Я позабочусь о своей жене, если позволишь.
Его слова, обращенные к матери, были такими нежными, сказаны были с такой любовью. На нее же он только что не рычал. Он усадил ее между собой и отцом, и хотя она разделяла кубок с ним, со своим мужем, единственный, кто обращал на нее внимание, разговаривал с ней, был свекор. Когда обед закончился, Эрик снова повел ее вверх по лестнице, открыл перед ней дверь и втолкнул ее в комнату. Она стремительно обернулась и увидела, что он вот-вот закроет дверь и оставит ее одну.
— Эрик, — позвала она.
— В чем дело?
— Я просто…
Она замолчала и глубоко вздохнула. Она вспомнила, как убеждал ее свекор: ни один мужчина не потащит женщину через море в незнакомую страну, если он не желает, чтобы она была с ним вместе.
Она опустила глаза и тихо сказала:
— Мне больно видеть, как ты страдаешь.
Некоторое время он стоял тихо. Потом снова вошел в комнату, закрыл дверь и подошел. Взяв ее за подбородок, он заставил Рианон смотреть ему в глаза.
— Тебе больно видеть, как я страдаю? Почему это, леди? Я думал, что ваше сокровенное желание — видеть, как я варюсь в кипящем масле!
Она вырвалась.
— Конечно, я просто забыла об этом. Пусть будет так, как есть!
Он промолчал, но ей показалось, что тень улыбки легко скользнула по его лицу. Ей захотелось подбежать к нему, но она осталась на месте.
— Да, я переживаю смерть моего деда, — сказал он ей тихо, улыбка его пропала, но взгляд стал нежен. — Но ты не можешь понять ужаса всего происходящего. Дед был как бы опорой этого острова, на нем все держалось. Он был олицетворением Эйре. Он был… видишь ли, почти как Альфред. Он был очень старым, ему было больше девяноста лет, и он прожил великую и прекрасную жизнь. Он будет хорошо принят на небесах, и норвежцы, которых он знал, приготовят ему место за столом Вальхаллы. — Он помолчал, а потом подошел к ней, и вся его нежность пропала. В его глазах загорелся ледяной блеск, когда его пальцы пробирались сквозь ее волосы. — Мой отец силен, мои братья и я — также, и теперь мы должны обратить эту силу на помощь моему дяде Найолу Ольстерскому. Ты понимаешь, что это значит?
— Ты делаешь мне больно, — сказала она ему.
— Будет война, — продолжал он. — И ты останешься здесь, под защитой этих стен, пока она не закончится.
Он не отпускал ее, ждал протеста. Она спокойно посмотрела на него.
— Милорд, вы тянете меня за волосы!
И тогда он наконец отпустил ее, развернулся и ушел.
Камин угасал. Рианон стало холодно, и она легла в кровать своего мужа.
Было уже поздно, когда он вернулся. Устало сел в кресло перед камином и уставился на огонь.
Она молча наблюдала за ним. Казалось, прошла целая вечность. В его лице было напряжение, в глазах — боль. Ее свекор был не прав. Конечно, он не любит ее, а теперь здесь даже не хочет быть с ней рядом.
Но она влюбилась в него, несмотря ни на что…
Она встала и подошла к камину. Он встретился с ней взглядом и удивленно поднял бровь.
Конечно, он ее отвергнет. Ей нужно уйти.
Но она не сделала этого. Она развязала пояс вышитой ночной рубашки и позволила ей мягко опуститься к ее ногам. Еще медленнее она подошла к нему, отвечая на его взгляд, опустилась перед ним на колени, взяла его руки в свои и нежно поцеловала.
У него вырвался крик, он вскочил, поднял ее на руки и бросил на кровать. Он долго и страстно ласкал ее, и она отдавалась ему, покорно выполняя все его желания.
В конце он крепко прижал ее к себе. Эрик молчал и только гладил ее тело, покрытое каплями пота. С ее губ готовы были сорваться слова: «У нас будет ребенок». Она уже открыла рот, чтобы произнести их, но не могла. Потому что почти спала.
Утром он поднялся и оделся задолго до того, как она открыла глаза. Утомленная, сонная, она увидела, что он стоит над ней.
— Ты не поедешь домой! — резко и поспешно заявил он.
— Что? — прошептала она, удивляясь перемене, произошедшей в нем.
— Ты не поедешь домой!
— А я и не просила…
— Всегда, когда ты соблазняешь меня, ты о чем-нибудь просишь. Ты требуешь платы, как продажная девка! Ты…
Он отшатнулся, потому что она в ярости запустила подушку ему в лицо.
— Рианон, я не буду тебе ничем платить. И не буду делать этого больше, так и знай.
Она прикрыла грудь мехом со всем возможным спокойствием и с гордостью сказала:
— Я ничего у тебя не прошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94