Мешки с сахаром оказались прогрызены во многих местах. Вернее, это были уже не мешки, а тряпки, лежащие на кучах сахара, покрытых кишащей черной муравьиной массой.
Борис Иванович предложил метод очистки. Мы растворяли такой сахар в воде, фильтровали и затем выпаривали в больших чанах. Но было ясно, что и этот источник вскоре иссякнет.
Поэтому пасека нам была просто необходима. Дед Афанасий знал всех окрестных пчеловодов. Их ульи мы и перевезли на свою пасеку. Поля вокруг нее засеяли клевером и гречихой, а осенью собрались посадить рядом липы и разбить большой фруктовый сад. Иногда я заезжал на пасеку во время своих верховых поездок по хозяйству. Пробовал молодой мед и слушал рассказы Афанасия Ивановича, партизанившиго в этих краях. Во время одной из таких поездок, было это в конце августа, я встретился с Виктором. Да, тем самым Виктором, моим бывшим другом, потом – врагом и пленником. Его, едва живого, дед нашел рано утром неподалеку от пасеки. Правда, узнать в нем прежнего Виктора было трудно. Грязный, обросший, в лохмотьях, с кровоточащими укусами на руках и ногах, он был едва жив. Прежний мой знакомый был всегда подтянут, подчеркнуто аккуратен. Аккуратность эта граничила с некой брезгливостью по отношению к окружающим, прикрытой подчеркнутой вежливостью. Он не курил и, насколько я знаю, никогда не употреблял спиртного. Суждения его были четкими, холодно расчетливыми, без эмоций. Когда мы сошлись поближе, он не стал скрывать от меня своего презрения к людям и, как он говорил, ко всему человеческому, погрязшему в пьянстве, наркомании и коррупции. По многим проблемам современности у нас были разные точки зрения, но мне было интересно с ним. И ему со мной, кажется, тоже.
Три дня он не приходил в сознание, бредил, пытался вскочить с постели, искал что-то подле себя и снова впадал в забытье.
Пока он был в бессознательном состоянии, мы с Александром Ивановичем тщательно осмотрели его. К счастью, признаков инфекции у него не оказалось. Скорее, он был крайне психически и физически истощен, да еще жестоко искусан собаками.
На третий день он пришел в себя, но был настолько слаб, что не мог говорить. Через неделю он вполне оправился и мне передали, что он просит меня приехать. Вот что он рассказал.
Последовав тогда моему совету, он после трехдневных блужданий по лесу, вышел к сторожке лесника. Лесник принял его настороженно, однако не прогнал, а пустил жить в сарай. Каждое утро у порога ему оставляли еду, но в контакт не вступали. Через месяц, убедившись в том, что пришелец не заразный, лесник пустил его в дом. Еще через два месяца Виктор вошел в его семью на правах зятя.
Собак в окрестности не было. По-видимому, они предпочитали обитать вблизи сел, где легче было добывать пищу. Поэтому здесь еще сохранилась дичь.
Как-то в марте Виктор ушел на охоту и заблудился. Потом выяснилось, что он отклонился на восток. После двух дней блужданий Виктор очутился на заснеженной дороге и пошел по ней. Стояла пасмурная погода. Небо заволокло тучами. Виктор, как назло, забыл дома компас и, вместо того, чтобы идти на запад, все больше углублялся в лес в противоположном направлении.
Снег подтаивал и прилипал к лыжам. Идти становилось все труднее. Скоро лес кончился, пошли поля. Он забрел в какое-то полуразрушенное безлюдное село и чуть не стал жертвой голодной собачьей стаи. К счастью, собак было немного. Отстреливаясь от них, он окончательно сбился с пути, и, что еще хуже, сломал лыжу. Продукты, взятые из дому, кончились. Дичь не попадалась. На пятый день ему удалось подстрелить белку. Мясо ее было жестким, с неприятным запахом, но он съел все в один присест.
Следующие три дня он брел мимо каких-то озер, речушек, не представляя даже, где он находится. На седьмой день в небе появились просветы и по ним уже можно было определить, где находится солнце. Ориентируясь на него он решил выйти к Припяти и по берегу дойти до истока, вблизи которого было наше расположение. По пути попадались занесенные снегом дороги, но куда они идут – он не знал. Помня встречу с собачьей стаей, он обходил деревни стороной, так как это могло кончиться для него гибелью. Осталось всего три патрона да и то два из них были заряжены мелкой дробью.
Может быть ему и удалось бы осуществить свой план, но на десятый день пути он неожиданно уловил в воздухе запах дыма. Идя навстречу ветру, Виктор вышел к небольшому хутору и остановился, пораженный увиденным.
Хутор состоял из пяти домов. Из трубы крайнего вилась струйка дыма. Но поразило другое. Возле одного из домов стояли три крытые воинские машины на гусеничном ходу. Вокруг них сновали солдаты.
Не помня себя от радости, он, собрав последние силы, кинулся к ним, крича что-то бессвязное. Его накормили и посадили в машину. В другую машину погрузили пару свиней и корову с теленком, съестные припасы.
Хозяина, здоровенного мужика, который пробовал было сопротивляться, быстро связали и бросили на пол первой машины. Здесь уже находилась его жена и трехлетний мальчуган. Виктор скоро понял, что его ожидает такая же участь, если он вдруг вздумает отказаться от приглашения следовать вместе с ними.
Когда прибыли в военный городок, Виктору объявили, что он мобилизован, выдали форму и зачислили в учебную команду. Часть эта находилась неподалеку от Энска. Высокий кирпичный забор, по углам которого стояли сторожевые вышки, окружал территорию. Потянулись дни, похожие один на другой. В шесть часов подъем, зарядка. Затем – политучеба. После политучебы – завтрак и строевая подготовка. Затем, обед и снова учения.
В учебной команде было тридцать человек, в том числе и хозяин хутора, которого звали Иван Куценко. Жену его пристроили работать на кухне. Все остальные были «мобилизованы» точно таким же образом.
Через месяц карантина, так называлось их пребывание в учебной команде, их привели к присяге, выдали оружие и стали обучать стрельбе и тактике боя. Виктор здесь проявил способности и был произведен в сержанты. В апреле он уже участвовал в «операциях».
О них стоит рассказать особо. В результате регулярной воздушной разведки военные постоянно пополняли свои сведения о сохранившихся очагах жилья. Все это наносилось на карту.
– Ты видел эту карту?
– Она хранится в штабе под большим секретом. Не все офицеры имеют к ней доступ, – ответил он и продолжил рассказ.
«Операции» мало отличались от бандитских налетов, хотя эта воинская часть носила громкое название «Армии Возрождения». Итак, когда обнаруженное жилье наносилось на карту, туда посылался взвод солдат под командованием офицера. Иногда из поселения забирали всех, но чаще – молодых мужчин. Оставшихся облагали натуральным налогом, сбор которого напоминал грабеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Борис Иванович предложил метод очистки. Мы растворяли такой сахар в воде, фильтровали и затем выпаривали в больших чанах. Но было ясно, что и этот источник вскоре иссякнет.
Поэтому пасека нам была просто необходима. Дед Афанасий знал всех окрестных пчеловодов. Их ульи мы и перевезли на свою пасеку. Поля вокруг нее засеяли клевером и гречихой, а осенью собрались посадить рядом липы и разбить большой фруктовый сад. Иногда я заезжал на пасеку во время своих верховых поездок по хозяйству. Пробовал молодой мед и слушал рассказы Афанасия Ивановича, партизанившиго в этих краях. Во время одной из таких поездок, было это в конце августа, я встретился с Виктором. Да, тем самым Виктором, моим бывшим другом, потом – врагом и пленником. Его, едва живого, дед нашел рано утром неподалеку от пасеки. Правда, узнать в нем прежнего Виктора было трудно. Грязный, обросший, в лохмотьях, с кровоточащими укусами на руках и ногах, он был едва жив. Прежний мой знакомый был всегда подтянут, подчеркнуто аккуратен. Аккуратность эта граничила с некой брезгливостью по отношению к окружающим, прикрытой подчеркнутой вежливостью. Он не курил и, насколько я знаю, никогда не употреблял спиртного. Суждения его были четкими, холодно расчетливыми, без эмоций. Когда мы сошлись поближе, он не стал скрывать от меня своего презрения к людям и, как он говорил, ко всему человеческому, погрязшему в пьянстве, наркомании и коррупции. По многим проблемам современности у нас были разные точки зрения, но мне было интересно с ним. И ему со мной, кажется, тоже.
Три дня он не приходил в сознание, бредил, пытался вскочить с постели, искал что-то подле себя и снова впадал в забытье.
Пока он был в бессознательном состоянии, мы с Александром Ивановичем тщательно осмотрели его. К счастью, признаков инфекции у него не оказалось. Скорее, он был крайне психически и физически истощен, да еще жестоко искусан собаками.
На третий день он пришел в себя, но был настолько слаб, что не мог говорить. Через неделю он вполне оправился и мне передали, что он просит меня приехать. Вот что он рассказал.
Последовав тогда моему совету, он после трехдневных блужданий по лесу, вышел к сторожке лесника. Лесник принял его настороженно, однако не прогнал, а пустил жить в сарай. Каждое утро у порога ему оставляли еду, но в контакт не вступали. Через месяц, убедившись в том, что пришелец не заразный, лесник пустил его в дом. Еще через два месяца Виктор вошел в его семью на правах зятя.
Собак в окрестности не было. По-видимому, они предпочитали обитать вблизи сел, где легче было добывать пищу. Поэтому здесь еще сохранилась дичь.
Как-то в марте Виктор ушел на охоту и заблудился. Потом выяснилось, что он отклонился на восток. После двух дней блужданий Виктор очутился на заснеженной дороге и пошел по ней. Стояла пасмурная погода. Небо заволокло тучами. Виктор, как назло, забыл дома компас и, вместо того, чтобы идти на запад, все больше углублялся в лес в противоположном направлении.
Снег подтаивал и прилипал к лыжам. Идти становилось все труднее. Скоро лес кончился, пошли поля. Он забрел в какое-то полуразрушенное безлюдное село и чуть не стал жертвой голодной собачьей стаи. К счастью, собак было немного. Отстреливаясь от них, он окончательно сбился с пути, и, что еще хуже, сломал лыжу. Продукты, взятые из дому, кончились. Дичь не попадалась. На пятый день ему удалось подстрелить белку. Мясо ее было жестким, с неприятным запахом, но он съел все в один присест.
Следующие три дня он брел мимо каких-то озер, речушек, не представляя даже, где он находится. На седьмой день в небе появились просветы и по ним уже можно было определить, где находится солнце. Ориентируясь на него он решил выйти к Припяти и по берегу дойти до истока, вблизи которого было наше расположение. По пути попадались занесенные снегом дороги, но куда они идут – он не знал. Помня встречу с собачьей стаей, он обходил деревни стороной, так как это могло кончиться для него гибелью. Осталось всего три патрона да и то два из них были заряжены мелкой дробью.
Может быть ему и удалось бы осуществить свой план, но на десятый день пути он неожиданно уловил в воздухе запах дыма. Идя навстречу ветру, Виктор вышел к небольшому хутору и остановился, пораженный увиденным.
Хутор состоял из пяти домов. Из трубы крайнего вилась струйка дыма. Но поразило другое. Возле одного из домов стояли три крытые воинские машины на гусеничном ходу. Вокруг них сновали солдаты.
Не помня себя от радости, он, собрав последние силы, кинулся к ним, крича что-то бессвязное. Его накормили и посадили в машину. В другую машину погрузили пару свиней и корову с теленком, съестные припасы.
Хозяина, здоровенного мужика, который пробовал было сопротивляться, быстро связали и бросили на пол первой машины. Здесь уже находилась его жена и трехлетний мальчуган. Виктор скоро понял, что его ожидает такая же участь, если он вдруг вздумает отказаться от приглашения следовать вместе с ними.
Когда прибыли в военный городок, Виктору объявили, что он мобилизован, выдали форму и зачислили в учебную команду. Часть эта находилась неподалеку от Энска. Высокий кирпичный забор, по углам которого стояли сторожевые вышки, окружал территорию. Потянулись дни, похожие один на другой. В шесть часов подъем, зарядка. Затем – политучеба. После политучебы – завтрак и строевая подготовка. Затем, обед и снова учения.
В учебной команде было тридцать человек, в том числе и хозяин хутора, которого звали Иван Куценко. Жену его пристроили работать на кухне. Все остальные были «мобилизованы» точно таким же образом.
Через месяц карантина, так называлось их пребывание в учебной команде, их привели к присяге, выдали оружие и стали обучать стрельбе и тактике боя. Виктор здесь проявил способности и был произведен в сержанты. В апреле он уже участвовал в «операциях».
О них стоит рассказать особо. В результате регулярной воздушной разведки военные постоянно пополняли свои сведения о сохранившихся очагах жилья. Все это наносилось на карту.
– Ты видел эту карту?
– Она хранится в штабе под большим секретом. Не все офицеры имеют к ней доступ, – ответил он и продолжил рассказ.
«Операции» мало отличались от бандитских налетов, хотя эта воинская часть носила громкое название «Армии Возрождения». Итак, когда обнаруженное жилье наносилось на карту, туда посылался взвод солдат под командованием офицера. Иногда из поселения забирали всех, но чаще – молодых мужчин. Оставшихся облагали натуральным налогом, сбор которого напоминал грабеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114