Убей!
– Но они еще не совершили преступления!
– Так совершат в будущем! Убей!
Я знал, что он говорит правду. Я протянул руку, чтобы взять оружие, но тотчас отдернул ее.
– Я не могу. Это дети!
– Какая разница?! Разве легче убить взрослого за те преступления, которые он еще не совершал?
– Взрослый сам может убить. Он, наконец, сопротивляется. – беспомощно рвался я к истине, которая то появлялась в моем сознании, то исчезала.
– Но они станут взрослыми и будут убивать. Вон, например, Мао убьет сто миллионов китайцев. А что до сопротивления, то разве могли сопротивляться тебе связанные пленные?
– Нет, не могли.
– Вот видишь!
– Но если бы я их отпустил, они бы снова взялись за грабежи, убийства и насилия!
– Взялись бы. Но эти, – он снова направил ствол автомата на играющих детей, которые, казалось, не замечают нас, – когда вырастут, то зальют мир кровью! Какая же разница?
– Не знаю. В твоих словах железная логика. Но я человек! У меня, кроме логики, есть чувства. И мне кажется, что если я убью этих детей, пусть самых страшных преступников в будущем, я убью тем самым что-то несравненно большее! Что – не могу объяснить. Но чувствую, что это так!
– Ну, как хочешь! – автомат в его руках исчез, исчезли, и дети. Берег был пуст.
Он взглянул на меня.
– Ты хочешь еще что-то сказать?
– Я подумал, что убийство этих детей ничего бы не изменило в истории человечества.
– Ты отрицаешь роль личности в истории?!
– Нет, конечно! Но… Как бы тебе сказать… Более важны условия существования этих личностей. Вот возьми катастрофу. Откуда появилось столько насильников и убийц? Ведь они были как личности и раньше, но в других условиях эти качества не проявлялись. Кто был, например, тот бандит, которого распяли на воротах?
– Председателем райпотребсоюза. Ха-ха-ха! Вот ты и поймался!
– Не понял?
– Должность эта.., ха-ха-ха, бандитская в своей сущности!
– Ты утрируешь!
– Конечно! Люблю пошутить! Впрочем, он получил по заслугам. Знаешь, как он наказывал свою жену? Он сдавливал ей руками голову. Как давят арбуз. И давил до тех пор, пока она не теряла сознание. Скажи! – он остановился и пристально посмотрел мне в глаза, – ты веришь в Бога?
– Нет!
– А в меня?
– Что значит – верить? Верить – это значит во всем соглашаться. Я же с тобой не согласился!
– Верно! – он опять остановился и снова посмотрел мне в глаза. Я только сейчас заметил, что глаза у него были совершенно белые.
– Послушай! – в его голосе зазвучали неуверенные нотки. – Но человек должен во что-то верить? Пусть не в Бога, ни в, – он закашлялся, – ни в Черта. Но хотя бы – в будущее, в прогресс, разум и тому подобное! Во что ты веришь?
– Я предпочитаю знать!
– Ох! Человек, человек! – он тяжело вздохнул, – да знаешь ли ты, какой тебе путь уготован?
– Что ж, я готов его пройти!
– Червячок! Тебе придется ползти вокруг «земного шара».
– Буду ползти, пока не вырастут «ноги», потом пойду!
– Ну, допустим, вырастут «ноги», но не потеряешь ли ты от этого счастье?
– Нет, если сохраню чувства,
– Что такое чувства?
– Не знаю! А ты знаешь? – поинтересовался я.
– В том-то и дело, что нет!
Он помолчал потом бросил с некоторой досадой:
– Хотелось бы понять, что это такое!
У меня мелькнула озорная мысль:
– Давай попробуем?
Он удивленно уставился на меня:
– Шутишь?
– Нисколько! Надо иметь линейку с делениями…
В его руках появилась метровая линейка. Он повертел ею и протянул мне:
– Такая?
– Подойдет.
– И что дальше?
– Вон тот валун видишь? – Я показал ему на большой гранитный камень неправильной формы.
– Ну?
– Возьми и при помощи линейки определи его вес! Он рассердился. Бросил линейку в воду. Линейка вспыхнула голубым, ослепительным пламенем и исчезла.
– Ты что? Издеваешься?
Он утратил образ Бориса Ивановича и явился мне в своем первозданном виде. Я невольно залюбовался его красивым, мускулистым, стройным телом.
– Нисколько! Ты подумай!
– А!!! Понятно! Ты, хочешь сказать, что чувства имеют другую логику, чем разум. Если они вообще имеют логику в нашем понимании, то есть в понимании разума. Понятно.
– Эта еще не все!
– Что же еще?
– А ты подумай!
Он на мгновение задумался и вдруг улыбнулся. Улыбка у него получилась совсем добрая.
– Постой, постой! При помощи линейки я могу, допустим, в принципе, определить объем, этого камня. Так?
Я кивнул.
– Зная удельный вес, я тем самым определю и общий вес камня. Понятно. Следовательно, необходимы какие-то сопряженные величины, понятия! И тогда разум может познавать чувства, а чувства – разум.
Мы пришли на старое место. Мохнатая простыня лежала там же, где ее оставил мой спутник. Исчезли только кучки камешков.
– Послушай, парень! Знаешь, чем ты мне нравишься? Ты не трус. Ты не хочешь попросить чего-нибудь у меня? Я могу!
– Нет!
– Почему?
Мне показалось, что он обиделся.
– Просить у тебя, значит, поверить в тебя!
– А ты не хочешь?
– Нет!
– Тогда спроси о чем-нибудь. Ведь я знаю, что ты хочешь знать!
– Спросить – это то же самое, что просить. Иная информация более ценна, чем материальные блага!
– Ладно! Будем считать, что ты и здесь прав. Но ведь ты знаешь кто я?
– Скорее всего – плод моего больного воображения, сна!
– Ну, ты нахал! – протянул он. – Ты хоть пощупай! – он протянул мне руку.
Я дотронулся до его плеча. Кожа была упругой и прохладной. Под нею перекатывались мышцы.
– Убедился?
– Нет! Свидание во сне не является убедительным доказательством материальной сущности!
– Тебе что, дать и другие доказательства? – он изучающе посмотрел на меня, но, видимо, передумал.
– Ладно! Живи как знаешь
– Постараюсь! Прощай! Мне было о тобой интересно!
– До свидания – он по-сатанински захохотал, – мы еще увидимся, дорогой.
Чайки взмыли вверх и подхватили его крик:
– Дорогой! Дорогой! Дорогой…
– Дорогой! Очнись, дорогой!
Я открыл глаза. Надо мною склонилась Катюша. Я лежал в своей постели. Еще не понимая, где я и что со мною, я обвел глазами комнату. Катюша по-своему поняла мой взгляд и вспыхнула румянцем досады.
– Женя сейчас спит!
И пояснила:
– Ты трое суток не приходил в себя и мы по очереди дежурили у твоей постели.
Я вдруг заметил, что сжимаю ее плечо. Я разжал пальцы, и она, облегченно вздохнув, выпрямилась.
– Ты схватил меня в беспамятстве за руку и сильно сжал. Я боялась тебя потревожить. Потом ты начал метаться.
– Что со мною было?
– Александр Иванович говорит, что шок от нервного перенапряжения. Ты внезапно потерял сознание… Еще там… Тебя привезли на вертолете. Милый ты мой! Я так испугалась, когда тебя вынесли на носилках. Думала, что ты ранен!
Она наклонилась и прижалась губами к моей щеке.
В дверь осторожно поскребли.
– Можно войти!
Дверь отворилась и в комнату заглянула Светка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Но они еще не совершили преступления!
– Так совершат в будущем! Убей!
Я знал, что он говорит правду. Я протянул руку, чтобы взять оружие, но тотчас отдернул ее.
– Я не могу. Это дети!
– Какая разница?! Разве легче убить взрослого за те преступления, которые он еще не совершал?
– Взрослый сам может убить. Он, наконец, сопротивляется. – беспомощно рвался я к истине, которая то появлялась в моем сознании, то исчезала.
– Но они станут взрослыми и будут убивать. Вон, например, Мао убьет сто миллионов китайцев. А что до сопротивления, то разве могли сопротивляться тебе связанные пленные?
– Нет, не могли.
– Вот видишь!
– Но если бы я их отпустил, они бы снова взялись за грабежи, убийства и насилия!
– Взялись бы. Но эти, – он снова направил ствол автомата на играющих детей, которые, казалось, не замечают нас, – когда вырастут, то зальют мир кровью! Какая же разница?
– Не знаю. В твоих словах железная логика. Но я человек! У меня, кроме логики, есть чувства. И мне кажется, что если я убью этих детей, пусть самых страшных преступников в будущем, я убью тем самым что-то несравненно большее! Что – не могу объяснить. Но чувствую, что это так!
– Ну, как хочешь! – автомат в его руках исчез, исчезли, и дети. Берег был пуст.
Он взглянул на меня.
– Ты хочешь еще что-то сказать?
– Я подумал, что убийство этих детей ничего бы не изменило в истории человечества.
– Ты отрицаешь роль личности в истории?!
– Нет, конечно! Но… Как бы тебе сказать… Более важны условия существования этих личностей. Вот возьми катастрофу. Откуда появилось столько насильников и убийц? Ведь они были как личности и раньше, но в других условиях эти качества не проявлялись. Кто был, например, тот бандит, которого распяли на воротах?
– Председателем райпотребсоюза. Ха-ха-ха! Вот ты и поймался!
– Не понял?
– Должность эта.., ха-ха-ха, бандитская в своей сущности!
– Ты утрируешь!
– Конечно! Люблю пошутить! Впрочем, он получил по заслугам. Знаешь, как он наказывал свою жену? Он сдавливал ей руками голову. Как давят арбуз. И давил до тех пор, пока она не теряла сознание. Скажи! – он остановился и пристально посмотрел мне в глаза, – ты веришь в Бога?
– Нет!
– А в меня?
– Что значит – верить? Верить – это значит во всем соглашаться. Я же с тобой не согласился!
– Верно! – он опять остановился и снова посмотрел мне в глаза. Я только сейчас заметил, что глаза у него были совершенно белые.
– Послушай! – в его голосе зазвучали неуверенные нотки. – Но человек должен во что-то верить? Пусть не в Бога, ни в, – он закашлялся, – ни в Черта. Но хотя бы – в будущее, в прогресс, разум и тому подобное! Во что ты веришь?
– Я предпочитаю знать!
– Ох! Человек, человек! – он тяжело вздохнул, – да знаешь ли ты, какой тебе путь уготован?
– Что ж, я готов его пройти!
– Червячок! Тебе придется ползти вокруг «земного шара».
– Буду ползти, пока не вырастут «ноги», потом пойду!
– Ну, допустим, вырастут «ноги», но не потеряешь ли ты от этого счастье?
– Нет, если сохраню чувства,
– Что такое чувства?
– Не знаю! А ты знаешь? – поинтересовался я.
– В том-то и дело, что нет!
Он помолчал потом бросил с некоторой досадой:
– Хотелось бы понять, что это такое!
У меня мелькнула озорная мысль:
– Давай попробуем?
Он удивленно уставился на меня:
– Шутишь?
– Нисколько! Надо иметь линейку с делениями…
В его руках появилась метровая линейка. Он повертел ею и протянул мне:
– Такая?
– Подойдет.
– И что дальше?
– Вон тот валун видишь? – Я показал ему на большой гранитный камень неправильной формы.
– Ну?
– Возьми и при помощи линейки определи его вес! Он рассердился. Бросил линейку в воду. Линейка вспыхнула голубым, ослепительным пламенем и исчезла.
– Ты что? Издеваешься?
Он утратил образ Бориса Ивановича и явился мне в своем первозданном виде. Я невольно залюбовался его красивым, мускулистым, стройным телом.
– Нисколько! Ты подумай!
– А!!! Понятно! Ты, хочешь сказать, что чувства имеют другую логику, чем разум. Если они вообще имеют логику в нашем понимании, то есть в понимании разума. Понятно.
– Эта еще не все!
– Что же еще?
– А ты подумай!
Он на мгновение задумался и вдруг улыбнулся. Улыбка у него получилась совсем добрая.
– Постой, постой! При помощи линейки я могу, допустим, в принципе, определить объем, этого камня. Так?
Я кивнул.
– Зная удельный вес, я тем самым определю и общий вес камня. Понятно. Следовательно, необходимы какие-то сопряженные величины, понятия! И тогда разум может познавать чувства, а чувства – разум.
Мы пришли на старое место. Мохнатая простыня лежала там же, где ее оставил мой спутник. Исчезли только кучки камешков.
– Послушай, парень! Знаешь, чем ты мне нравишься? Ты не трус. Ты не хочешь попросить чего-нибудь у меня? Я могу!
– Нет!
– Почему?
Мне показалось, что он обиделся.
– Просить у тебя, значит, поверить в тебя!
– А ты не хочешь?
– Нет!
– Тогда спроси о чем-нибудь. Ведь я знаю, что ты хочешь знать!
– Спросить – это то же самое, что просить. Иная информация более ценна, чем материальные блага!
– Ладно! Будем считать, что ты и здесь прав. Но ведь ты знаешь кто я?
– Скорее всего – плод моего больного воображения, сна!
– Ну, ты нахал! – протянул он. – Ты хоть пощупай! – он протянул мне руку.
Я дотронулся до его плеча. Кожа была упругой и прохладной. Под нею перекатывались мышцы.
– Убедился?
– Нет! Свидание во сне не является убедительным доказательством материальной сущности!
– Тебе что, дать и другие доказательства? – он изучающе посмотрел на меня, но, видимо, передумал.
– Ладно! Живи как знаешь
– Постараюсь! Прощай! Мне было о тобой интересно!
– До свидания – он по-сатанински захохотал, – мы еще увидимся, дорогой.
Чайки взмыли вверх и подхватили его крик:
– Дорогой! Дорогой! Дорогой…
– Дорогой! Очнись, дорогой!
Я открыл глаза. Надо мною склонилась Катюша. Я лежал в своей постели. Еще не понимая, где я и что со мною, я обвел глазами комнату. Катюша по-своему поняла мой взгляд и вспыхнула румянцем досады.
– Женя сейчас спит!
И пояснила:
– Ты трое суток не приходил в себя и мы по очереди дежурили у твоей постели.
Я вдруг заметил, что сжимаю ее плечо. Я разжал пальцы, и она, облегченно вздохнув, выпрямилась.
– Ты схватил меня в беспамятстве за руку и сильно сжал. Я боялась тебя потревожить. Потом ты начал метаться.
– Что со мною было?
– Александр Иванович говорит, что шок от нервного перенапряжения. Ты внезапно потерял сознание… Еще там… Тебя привезли на вертолете. Милый ты мой! Я так испугалась, когда тебя вынесли на носилках. Думала, что ты ранен!
Она наклонилась и прижалась губами к моей щеке.
В дверь осторожно поскребли.
– Можно войти!
Дверь отворилась и в комнату заглянула Светка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114