Около меня остановилось несколько человек из нападавших. Я сидел с непокрытой головой, почти без сознания, а мой меч в ножнах был брошен тут же.
Один из бедуинов ударил меня два раза мечом и воскликнул: «Давай сполна!» Я даже не понял, что он сказал. Бедуины забрали моего коня и меч, но тут меня увидали тюрки и возвратились ко мне. Насир ад-Дин ибн Аббас прислал мне коня и меч, и я отправился обратно; у меня не было даже повязки, чтобы перевязать мои раны. Да будет слава тому, чье царство не имеет конца!
Мы двигались вперед, и ни у кого из нас не было ни горсточки провианта. Когда я хотел напиться воды, я сходил с коня и пил из горсти.
А накануне отъезда я сидел вечером на скамеечке в одной из прихожих моего дома, и мне привезли шестнадцать верблюжьих грузов воды, и один Аллах знает, да будет ему слава, сколько бурдюков и других сосудов!
Я не мог взять с собой своих жен и вернул их из Бильбиса обратно к аль-Малик ас-Салиху Абу-ль-Гарату Талаи ибн Руззику, да помилует его Аллах. Он очень хорошо принял их, поселил их во дворце и предоставил им все необходимое.
Когда бедуины, сражавшиеся с нами, пожелали уйти от нас обратно, они явились к нам, прося защиты, если мы возвратимся. [72]
Мы двигались вперед вплоть до воскресенья двадцать третьего числа первого раби.
Франки, собрав войско, напали на нас утром у аль-Мувейлиха. Они убили Аббаса и его сына Хусам аль-Мулька и взяли в плен его другого сына, Насир ад-Дина. Они захватили его казну, гарем и убили тех, кого взяли в плен. Мой брат Наджм ад-Даула Абдаллах Мухаммед, да помилует его Аллах, был также захвачен франками в плен. Они оставили нас после того, как мы оказались под защитой гор. Мы продолжали продвигаться по стране франков, и наше положение было тяжелее смерти. У нас не было ни пищи для людей, ни корма для животных.
Наконец мы достигли гор Вади-Муса, где жило племя Бену Фухейд, да проклянет их Аллах, и стали подниматься по узким и тяжелым дорогам, пока не добрались до ровной местности, где жили люди. А эти проклятые дьяволы убивали всех из нас, кого только они могли захватить поодиночке.
В этой области обыкновенно находился кто-нибудь из таитских эмиров племени Бену Рабиа. «Кто здесь есть из эмиров Бену Рабиа?» – спросил я. Мне сказали: «Мансур ибн Гидафль». А это был один из моих друзей. Я дал одному человеку два динара и сказал ему: «Иди к Мансуру и скажи ему: „Твой друг Ибн Мункыз приветствует тебя и просит, чтобы ты пришел к нему завтра утром“».
Мы провели дурную ночь, опасаясь этих людей. Когда настало утро, они взяли свое оружие и стали у ручья, заявив: «Мы не дадим вам пить нашу воду, чтобы не погибнуть нам самим от жажды». А в этом ручье хватило бы воды для Рабиа и Мудара, и сколько еще было таких ручьев в их земле! [73]
У них была только одна цель: вызвать нас на ссору с ними и потом захватить в плен. Таково было наше положение, когда прибыл Мансур ибн Гидафль. Он закричал на них и стал их ругать, и они разбежались. «Садись на коня», – сказал он мне. Мы сели и стали спускаться по дороге, еще более узкой и тяжелой, чем та, по которой мы поднимались.
Мы спустились благополучно в котловину, хотя едва уцелели. Я собрал для эмира Мансура тысячу египетских динаров и отдал их ему. Он вернулся обратно, а мы продолжали путь, пока не доехали до города Дамаска с теми, кто спасся от франков и от Бену Фухейд, в пятницу пятого числа второго раби этого года.
Опасение от опасностей этого пути служит доказательством благого промысла Аллаха, да будет он возвеличен и прославлен, и его чудесного покровительства.
Во время этих событий произошел удивительный случай. Аз-Зафир прислал Ибн Аббасу маленькую, хорошенькую франкскую лошадку. Я в это время выехал в одну из своих деревень, а мой сын Абу-ль-Фаварис Мурхаф находился у Ибн Аббаса. Ибн Аббас сказал: «Мне бы хотелось иметь для этой лошадки красивое седло из Газы». Мой сын отвечал ему: «Я уже нашел его, о господин мой, и оно выше похвал!» – «Где же оно?» – спросил Ибн Аббас. «В доме твоего слуги, моего отца, – сказал мой сын. – У него есть красивое газское седло». – «Пошли принести его!» – воскликнул Ибн Аббас. Мой сын послал ко мне в дом гонца, и тот взял седло. Оно понравилось Ибн Аббасу, и он оседлал им лошадку. Это седло прибыло со мной из Сирии на одном из вьючных животных. Оно было в высшей степени красиво, подбито и заткано чернью и весило сто тридцать мискалей. Когда я вернулся из имения, Насир ад-Дин сказал мне: «Мы тебя обидели и взяли у тебя из дома это седло». – «О господин, – сказал я, – как я счастлив служить тебе». [74]
Когда франки напали на нас у аль-Мувейляха, со мной было пять невольников верхом на верблюдах: бедуины отняли у них лошадей. Когда появились франки, лошади остались без присмотра. Тогда мои слуги сошли с верблюдов, перехватили лошадей и, забрав нескольких, сели на них. На одной из захваченных ими лошадей было то самое золотое седло, которое взял себе Ибн Аббас.
Хусам аль-Мульк, двоюродный брат Аббаса, и брат Аббаса ибн аль-Адиля, были в числе тех из нас, кто спасся. Хусам аль-Мульк слыхал историю с этим седлом и сказал так, что я мог слышать его слова: «Все разграблено, что принадлежало этому несчастному (то есть Ибн Аббасу); часть захватили франки, а часть – его же товарищи». – «Может быть, ты имеешь в виду это золотое седло?» – спросил я. Он отвечал: «Да». Тогда я приказал принести его и сказал: «Читай, что на нем написано: имя Аббаса, его сына или мое? Да и кто в Мисре во времена аль-Хафиза мог ездить на золотом седле, кроме меня?» Мое имя было выписано чернью по краям седла, а в середине седло было подбито. Когда Хусам аль-Мульк прочел написанное на седле, он извинился и замолчал. [75]
Конец везира Рудвана
Не будь все, что произошло с Аббасом и его сыном, проявлением воли Аллаха и следствием непокорности, предательства и неблагодарности, он мог бы увидеть предостережение в том, что случилось до него с аль-Афдалем Рудваном ибн аль-Валахши, да помилует его Аллах. Он был везиром, и войско возмутилось против него по наущению аль-Хафиза, как позже восстало против Аббаса. Он выступил из Мисра, направляясь в Сирию, его дворец и гарем были разграблены. Какой-то человек, которого звали аль-Каид Мукбиль, увидел с неграми девушку, купил ее у них и отослал к себе домой. У этого человека была добрая жена. Она поместила девушку в комнате наверху дома и услыхала, как та говорила: «Может быть, Аллах дарует нам власть над теми, кто предал нас и поступил с нами так неблагодарно».
Жена Мукбиля спросила ее: «Кто ты такая?» И она ответила: «Я – Катр ан-Нада, дочь Рудвана». Тогда жена аль-Каида Мукбиля послала за мужем, который был на месте службы у ворот дворца, и рассказала ему про [76] девушку. Он написал аль-Хафизу письмо, извещая его об этом, и тот прислал дворцового слугу, который взял дочь Рудвана из дама Мукбиля и доставил ее во дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Один из бедуинов ударил меня два раза мечом и воскликнул: «Давай сполна!» Я даже не понял, что он сказал. Бедуины забрали моего коня и меч, но тут меня увидали тюрки и возвратились ко мне. Насир ад-Дин ибн Аббас прислал мне коня и меч, и я отправился обратно; у меня не было даже повязки, чтобы перевязать мои раны. Да будет слава тому, чье царство не имеет конца!
Мы двигались вперед, и ни у кого из нас не было ни горсточки провианта. Когда я хотел напиться воды, я сходил с коня и пил из горсти.
А накануне отъезда я сидел вечером на скамеечке в одной из прихожих моего дома, и мне привезли шестнадцать верблюжьих грузов воды, и один Аллах знает, да будет ему слава, сколько бурдюков и других сосудов!
Я не мог взять с собой своих жен и вернул их из Бильбиса обратно к аль-Малик ас-Салиху Абу-ль-Гарату Талаи ибн Руззику, да помилует его Аллах. Он очень хорошо принял их, поселил их во дворце и предоставил им все необходимое.
Когда бедуины, сражавшиеся с нами, пожелали уйти от нас обратно, они явились к нам, прося защиты, если мы возвратимся. [72]
Мы двигались вперед вплоть до воскресенья двадцать третьего числа первого раби.
Франки, собрав войско, напали на нас утром у аль-Мувейлиха. Они убили Аббаса и его сына Хусам аль-Мулька и взяли в плен его другого сына, Насир ад-Дина. Они захватили его казну, гарем и убили тех, кого взяли в плен. Мой брат Наджм ад-Даула Абдаллах Мухаммед, да помилует его Аллах, был также захвачен франками в плен. Они оставили нас после того, как мы оказались под защитой гор. Мы продолжали продвигаться по стране франков, и наше положение было тяжелее смерти. У нас не было ни пищи для людей, ни корма для животных.
Наконец мы достигли гор Вади-Муса, где жило племя Бену Фухейд, да проклянет их Аллах, и стали подниматься по узким и тяжелым дорогам, пока не добрались до ровной местности, где жили люди. А эти проклятые дьяволы убивали всех из нас, кого только они могли захватить поодиночке.
В этой области обыкновенно находился кто-нибудь из таитских эмиров племени Бену Рабиа. «Кто здесь есть из эмиров Бену Рабиа?» – спросил я. Мне сказали: «Мансур ибн Гидафль». А это был один из моих друзей. Я дал одному человеку два динара и сказал ему: «Иди к Мансуру и скажи ему: „Твой друг Ибн Мункыз приветствует тебя и просит, чтобы ты пришел к нему завтра утром“».
Мы провели дурную ночь, опасаясь этих людей. Когда настало утро, они взяли свое оружие и стали у ручья, заявив: «Мы не дадим вам пить нашу воду, чтобы не погибнуть нам самим от жажды». А в этом ручье хватило бы воды для Рабиа и Мудара, и сколько еще было таких ручьев в их земле! [73]
У них была только одна цель: вызвать нас на ссору с ними и потом захватить в плен. Таково было наше положение, когда прибыл Мансур ибн Гидафль. Он закричал на них и стал их ругать, и они разбежались. «Садись на коня», – сказал он мне. Мы сели и стали спускаться по дороге, еще более узкой и тяжелой, чем та, по которой мы поднимались.
Мы спустились благополучно в котловину, хотя едва уцелели. Я собрал для эмира Мансура тысячу египетских динаров и отдал их ему. Он вернулся обратно, а мы продолжали путь, пока не доехали до города Дамаска с теми, кто спасся от франков и от Бену Фухейд, в пятницу пятого числа второго раби этого года.
Опасение от опасностей этого пути служит доказательством благого промысла Аллаха, да будет он возвеличен и прославлен, и его чудесного покровительства.
Во время этих событий произошел удивительный случай. Аз-Зафир прислал Ибн Аббасу маленькую, хорошенькую франкскую лошадку. Я в это время выехал в одну из своих деревень, а мой сын Абу-ль-Фаварис Мурхаф находился у Ибн Аббаса. Ибн Аббас сказал: «Мне бы хотелось иметь для этой лошадки красивое седло из Газы». Мой сын отвечал ему: «Я уже нашел его, о господин мой, и оно выше похвал!» – «Где же оно?» – спросил Ибн Аббас. «В доме твоего слуги, моего отца, – сказал мой сын. – У него есть красивое газское седло». – «Пошли принести его!» – воскликнул Ибн Аббас. Мой сын послал ко мне в дом гонца, и тот взял седло. Оно понравилось Ибн Аббасу, и он оседлал им лошадку. Это седло прибыло со мной из Сирии на одном из вьючных животных. Оно было в высшей степени красиво, подбито и заткано чернью и весило сто тридцать мискалей. Когда я вернулся из имения, Насир ад-Дин сказал мне: «Мы тебя обидели и взяли у тебя из дома это седло». – «О господин, – сказал я, – как я счастлив служить тебе». [74]
Когда франки напали на нас у аль-Мувейляха, со мной было пять невольников верхом на верблюдах: бедуины отняли у них лошадей. Когда появились франки, лошади остались без присмотра. Тогда мои слуги сошли с верблюдов, перехватили лошадей и, забрав нескольких, сели на них. На одной из захваченных ими лошадей было то самое золотое седло, которое взял себе Ибн Аббас.
Хусам аль-Мульк, двоюродный брат Аббаса, и брат Аббаса ибн аль-Адиля, были в числе тех из нас, кто спасся. Хусам аль-Мульк слыхал историю с этим седлом и сказал так, что я мог слышать его слова: «Все разграблено, что принадлежало этому несчастному (то есть Ибн Аббасу); часть захватили франки, а часть – его же товарищи». – «Может быть, ты имеешь в виду это золотое седло?» – спросил я. Он отвечал: «Да». Тогда я приказал принести его и сказал: «Читай, что на нем написано: имя Аббаса, его сына или мое? Да и кто в Мисре во времена аль-Хафиза мог ездить на золотом седле, кроме меня?» Мое имя было выписано чернью по краям седла, а в середине седло было подбито. Когда Хусам аль-Мульк прочел написанное на седле, он извинился и замолчал. [75]
Конец везира Рудвана
Не будь все, что произошло с Аббасом и его сыном, проявлением воли Аллаха и следствием непокорности, предательства и неблагодарности, он мог бы увидеть предостережение в том, что случилось до него с аль-Афдалем Рудваном ибн аль-Валахши, да помилует его Аллах. Он был везиром, и войско возмутилось против него по наущению аль-Хафиза, как позже восстало против Аббаса. Он выступил из Мисра, направляясь в Сирию, его дворец и гарем были разграблены. Какой-то человек, которого звали аль-Каид Мукбиль, увидел с неграми девушку, купил ее у них и отослал к себе домой. У этого человека была добрая жена. Она поместила девушку в комнате наверху дома и услыхала, как та говорила: «Может быть, Аллах дарует нам власть над теми, кто предал нас и поступил с нами так неблагодарно».
Жена Мукбиля спросила ее: «Кто ты такая?» И она ответила: «Я – Катр ан-Нада, дочь Рудвана». Тогда жена аль-Каида Мукбиля послала за мужем, который был на месте службы у ворот дворца, и рассказала ему про [76] девушку. Он написал аль-Хафизу письмо, извещая его об этом, и тот прислал дворцового слугу, который взял дочь Рудвана из дама Мукбиля и доставил ее во дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70