Мне он написал: «Возвращайся в Миср. Ты ведь знаешь, какие у нас с тобой отношения. Если же ты не расположен к живущим во дворце, тогда отправляйся в Мекку. Я пришлю тебе грамоту, которой дам в управление город Ассуан, и дам тебе подмогу, чтобы ты был в состоянии воевать с абиссинцами. А Ассуан ведь один из пограничных мусульманских городов. Я пришлю к тебе туда твоих жен и детей».
Я посоветовался с аль-Маликом аль-Адилем и старался узнать его мнение. Он сказал мне: «О Усама, ты не верил себе, когда спасся из Мисра с его смутами, а теперь опять вернешься туда. Жизнь слишком коротка для этого! Я пошлю к королю франков взять пропуск для твоей семьи и отправлю кого-нибудь привезти их». [81]
И он, да помилует его Аллах, послал взять у короля пропуск, действительный на суше и на море.
Я послал пропуск со своим слугой вместе с письмом аль-Малика аль-Адиля и моим к аль-Малику ас-Салиху. Аль-Малик ас-Салих отправил мою семью на собственной барке в Дамиетту, снабдив их всем необходимым, деньгами и припасами, и дал свои распоряжения относительно их. От Дамиетты они отплыли на франкском судне. Когда они приблизились к Акке, франкский король, да не помилует его Аллах, послал в маленькой лодке отряд своих людей, которые подрубили корабль топорами на глазах наших людей. Король, приехавший верхом, остановился на берегу и приказал разграбить все, что было на корабле. Мой слуга добрался к королю вплавь, захватив с собой пропуск, и сказал ему: «О король, господин мой, не твой ли это пропуск?» – «Верно, – ответил король, – но обычай мусульман таков: когда судно потерпит крушение у берегов их страны, жители этой страны грабят его». – «Что же, ты возьмешь нас в плен?» – спросил мой слуга, и король отвечал: – «Нет». Он, да проклянет его Аллах, поселил их всех в одном доме и велел обыскивать женщин, пока у них не отобрали все, что с ними было. На судне они захватили украшения, сложенные там женщинами, платья, драгоценные камни, мечи и оружие, золото и серебро, приблизительно на тридцать тысяч динаров. Король забрал все это и выдал им пятьсот динаров со словами: «С этим вы доберетесь до вашей страны». А их было, мужчин и женщин, около пятидесяти душ.
В то время я находился вместе с аль-Маликом аль-Адилем в земле царя Масуда в Рабане и Кайсуне. [82]
Опасение моих детей, детей моего, брата и наших жен облегчило мне пропажу погибшего имущества. Только гибель книг – а их ведь было четыре тысячи переплетенных великолепных сочинений – останется раной в моем сердце на всю жизнь. Такие бедствия потрясают горы и губят богатства, но Аллах, да будет ему слава, возмещает все в своей благости и увенчивает все своей милостью и прощением. Эти большие несчастья, свидетелем которых мне пришлось быть, присоединились к бедствиям, которые я сам испытал, но в которых моя душа уцелела до исполнения жизненных пределов, хотя я разорился вследствие гибели моего имущества. В промежутках между этими бедствиями я принимал участие в войнах с неверными и мусульманами, которых мне не счесть. Я расскажу о тех удивительных событиях, которых был свидетелем или в которых участвовал во время этих войн, о том, что придет мне на память. Упрека в забывчивости не заслуживает тот, над кем прошло уже много лет. Она ведь наследие сынов Адама от их отца, да будет над ним благословение и мир. [83]
Честь героя
Мне довелось быть свидетелем того, как горды наши, всадники и как они подвергают себя опасности. В то время мы сошлись с Шихаб ад-Дином Махмудом ибн Караджей, властителем Хама. Наша война с ним была перемежающейся: войска стояли друг против друга, и только отдельные бойцы соперничали между собой. Ко мне подъехал один из наших прославленных конных воинов, по имени Джум‘а, из племени Бену Нумейр. Он плакал. «Что с тобой, о Абу Махмуд? – спросил я. – Время ли теперь плакать?» Он отвечал: «Меня ударил копьем Серхенк ибн Абу Мансур». – «Что же из того, что Серхенк ударил тебя?» – спросил я. «Ничего, – сказал Джум‘а, – кроме того, что мне нанес удар такой человек, как Серхенк. Клянусь Аллахом, для меня легче смерть, чем то, что он меня ударил, хотя он только воспользовался моей рассеянностью и напал на меня врасплох». Я принялся успокаивать его и умалять в его глазах важность дела, но он повернул голову своей лошади обратно. «Куда ты, о Абу Махмуд?» [84] – спросил я. «К Серхенку! – воскликнул он. – Клянусь Аллахом, я непременно ударю его копьем или сам умру прежде него».
Он не показывался некоторое время, а я отвлекся тем, кто был против меня. Затем Джум‘а возвратился со смехом: «Что ты сделал?» – спросил я его. Он ответил: «Я ударил его и, клянусь Аллахом, я бы наверное сам погиб, если бы не нанес ему удара». Джум‘а бросился на Серхенка среди его товарищей, ударил его копьем и вернулся.
Вот стихотворение, в словах которого можно видеть намек на Серхенка и Джум‘у.
О создание Аллаха! ты не думаешь о мстителе, жаждущем расплаты и лишенном сна от гнева.
Ты пробудил его, а сам заснул. Он же не спит от ярости против тебя, да и какой сон у пылающего местью?
Если дни дадут власть над тобой, то ведь может когда-нибудь случиться, что и тебе отмерят полной мерой.
Этот самый Серхенк был одним из наиболее прославленных предводителей курдских всадников, но только он был юноша, а Джум‘а – зрелый муж. У него было благоразумие его возраста и преимущество в доблести.
Поступок Серхенка напоминает то, что сделал Малик аль-Харис Аштар с Абу Мусейка Ийядитом. А именно, когда во дни Абу Бекра «правдивого», да будет над ним милость Аллаха, арабы отпали от истинной веры и Аллах, да будет он превознесен, внушил Абу Бекру войну с ними, он снарядил войска против отпавших бедуинских племен. А Абу Мусейка Ийядит был вместе с Бену Ханифа. Это были истые львы среди прочих арабов по своей силе. Малик аль-Аштар был в войске Абу Бекра, да помилует его Аллах. Когда войска стали друг против друга, Малик выступил вперед между рядами и закричал: «Эй, Абу Мусейка!» Тот вышел к нему, и Малик сказал: «Горе тебе, о Абу Мусейка! [85] После ислама и чтения Корана ты вернулся к неверию!» – «Отстань от меня, о Малик! – ответил ему Абу Мусейка. – Они запрещают вино, а я не могу утерпеть без него». – «Согласен ли ты на единоборство?» – спросил Малик. «Да», – сказал Мусейка. Они столкнулись копьями и сшиблись мечами. Абу Мусейка ударил Малика, рассек ему голову и выворотил веко. Вследствие этой-то раны его и стали называть аль-Аштар. Он вернулся к своему лагерю, обхватив руками шею лошади. Около него с плачем собрались родственники и друзья. Малик сказал одному из них: «Вложи мне в рот твою руку». Тот положил палец ему в рот, и Малик укусил его так, что этот человек скорчился от боли. «Нет опасности для вашего товарища, – сказал Малик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Я посоветовался с аль-Маликом аль-Адилем и старался узнать его мнение. Он сказал мне: «О Усама, ты не верил себе, когда спасся из Мисра с его смутами, а теперь опять вернешься туда. Жизнь слишком коротка для этого! Я пошлю к королю франков взять пропуск для твоей семьи и отправлю кого-нибудь привезти их». [81]
И он, да помилует его Аллах, послал взять у короля пропуск, действительный на суше и на море.
Я послал пропуск со своим слугой вместе с письмом аль-Малика аль-Адиля и моим к аль-Малику ас-Салиху. Аль-Малик ас-Салих отправил мою семью на собственной барке в Дамиетту, снабдив их всем необходимым, деньгами и припасами, и дал свои распоряжения относительно их. От Дамиетты они отплыли на франкском судне. Когда они приблизились к Акке, франкский король, да не помилует его Аллах, послал в маленькой лодке отряд своих людей, которые подрубили корабль топорами на глазах наших людей. Король, приехавший верхом, остановился на берегу и приказал разграбить все, что было на корабле. Мой слуга добрался к королю вплавь, захватив с собой пропуск, и сказал ему: «О король, господин мой, не твой ли это пропуск?» – «Верно, – ответил король, – но обычай мусульман таков: когда судно потерпит крушение у берегов их страны, жители этой страны грабят его». – «Что же, ты возьмешь нас в плен?» – спросил мой слуга, и король отвечал: – «Нет». Он, да проклянет его Аллах, поселил их всех в одном доме и велел обыскивать женщин, пока у них не отобрали все, что с ними было. На судне они захватили украшения, сложенные там женщинами, платья, драгоценные камни, мечи и оружие, золото и серебро, приблизительно на тридцать тысяч динаров. Король забрал все это и выдал им пятьсот динаров со словами: «С этим вы доберетесь до вашей страны». А их было, мужчин и женщин, около пятидесяти душ.
В то время я находился вместе с аль-Маликом аль-Адилем в земле царя Масуда в Рабане и Кайсуне. [82]
Опасение моих детей, детей моего, брата и наших жен облегчило мне пропажу погибшего имущества. Только гибель книг – а их ведь было четыре тысячи переплетенных великолепных сочинений – останется раной в моем сердце на всю жизнь. Такие бедствия потрясают горы и губят богатства, но Аллах, да будет ему слава, возмещает все в своей благости и увенчивает все своей милостью и прощением. Эти большие несчастья, свидетелем которых мне пришлось быть, присоединились к бедствиям, которые я сам испытал, но в которых моя душа уцелела до исполнения жизненных пределов, хотя я разорился вследствие гибели моего имущества. В промежутках между этими бедствиями я принимал участие в войнах с неверными и мусульманами, которых мне не счесть. Я расскажу о тех удивительных событиях, которых был свидетелем или в которых участвовал во время этих войн, о том, что придет мне на память. Упрека в забывчивости не заслуживает тот, над кем прошло уже много лет. Она ведь наследие сынов Адама от их отца, да будет над ним благословение и мир. [83]
Честь героя
Мне довелось быть свидетелем того, как горды наши, всадники и как они подвергают себя опасности. В то время мы сошлись с Шихаб ад-Дином Махмудом ибн Караджей, властителем Хама. Наша война с ним была перемежающейся: войска стояли друг против друга, и только отдельные бойцы соперничали между собой. Ко мне подъехал один из наших прославленных конных воинов, по имени Джум‘а, из племени Бену Нумейр. Он плакал. «Что с тобой, о Абу Махмуд? – спросил я. – Время ли теперь плакать?» Он отвечал: «Меня ударил копьем Серхенк ибн Абу Мансур». – «Что же из того, что Серхенк ударил тебя?» – спросил я. «Ничего, – сказал Джум‘а, – кроме того, что мне нанес удар такой человек, как Серхенк. Клянусь Аллахом, для меня легче смерть, чем то, что он меня ударил, хотя он только воспользовался моей рассеянностью и напал на меня врасплох». Я принялся успокаивать его и умалять в его глазах важность дела, но он повернул голову своей лошади обратно. «Куда ты, о Абу Махмуд?» [84] – спросил я. «К Серхенку! – воскликнул он. – Клянусь Аллахом, я непременно ударю его копьем или сам умру прежде него».
Он не показывался некоторое время, а я отвлекся тем, кто был против меня. Затем Джум‘а возвратился со смехом: «Что ты сделал?» – спросил я его. Он ответил: «Я ударил его и, клянусь Аллахом, я бы наверное сам погиб, если бы не нанес ему удара». Джум‘а бросился на Серхенка среди его товарищей, ударил его копьем и вернулся.
Вот стихотворение, в словах которого можно видеть намек на Серхенка и Джум‘у.
О создание Аллаха! ты не думаешь о мстителе, жаждущем расплаты и лишенном сна от гнева.
Ты пробудил его, а сам заснул. Он же не спит от ярости против тебя, да и какой сон у пылающего местью?
Если дни дадут власть над тобой, то ведь может когда-нибудь случиться, что и тебе отмерят полной мерой.
Этот самый Серхенк был одним из наиболее прославленных предводителей курдских всадников, но только он был юноша, а Джум‘а – зрелый муж. У него было благоразумие его возраста и преимущество в доблести.
Поступок Серхенка напоминает то, что сделал Малик аль-Харис Аштар с Абу Мусейка Ийядитом. А именно, когда во дни Абу Бекра «правдивого», да будет над ним милость Аллаха, арабы отпали от истинной веры и Аллах, да будет он превознесен, внушил Абу Бекру войну с ними, он снарядил войска против отпавших бедуинских племен. А Абу Мусейка Ийядит был вместе с Бену Ханифа. Это были истые львы среди прочих арабов по своей силе. Малик аль-Аштар был в войске Абу Бекра, да помилует его Аллах. Когда войска стали друг против друга, Малик выступил вперед между рядами и закричал: «Эй, Абу Мусейка!» Тот вышел к нему, и Малик сказал: «Горе тебе, о Абу Мусейка! [85] После ислама и чтения Корана ты вернулся к неверию!» – «Отстань от меня, о Малик! – ответил ему Абу Мусейка. – Они запрещают вино, а я не могу утерпеть без него». – «Согласен ли ты на единоборство?» – спросил Малик. «Да», – сказал Мусейка. Они столкнулись копьями и сшиблись мечами. Абу Мусейка ударил Малика, рассек ему голову и выворотил веко. Вследствие этой-то раны его и стали называть аль-Аштар. Он вернулся к своему лагерю, обхватив руками шею лошади. Около него с плачем собрались родственники и друзья. Малик сказал одному из них: «Вложи мне в рот твою руку». Тот положил палец ему в рот, и Малик укусил его так, что этот человек скорчился от боли. «Нет опасности для вашего товарища, – сказал Малик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70