Поскольку двигатель выключился, и экипаж снова ощущал невесомость, на приборной панели уже ничто не напоминало о достигнутом. Луна находилась всего в шести десятках миль под ними, но вертикальное расположение корабля не позволяло астронавтам увидеть ее поверхность. Борман, Лоувелл и Андерс были в роли трех человек, попавших в картинную галерею, но еще не успевших посмотреть, что внутри нее. И вот теперь у них появилось свободное время – до возобновления контакта с Землей оставалось еще 25 минут, спокойное уединение – для первого обзора захватившего их небесного тела.
Борман взялся за ручку управления ориентацией справа от своего кресла и выпустил реактивную струю из стабилизаторов, расположенных вокруг корабля. Корабль пришел в движение, медленно поворачиваясь против часовой стрелки. Первые 90 градусов поворота столкнули невесомых астронавтов в кучу с Борманом внизу, Лоувеллом в середине и Андерсом наверху. Следующие 90 градусов перевернули их наоборот, так что теперь Луна, которая была снизу, теперь стала сверху. Борман первым увидел ее поворачивающуюся бледно серую, гипсовую поверхность в свой левый иллюминатор, и его глаза расширились. Следующим подошла очередь Лоувелла, когда Луна стала видна в его центральный иллюминатор, и, наконец – Андерса. У обоих астронавтов был такой же изумленный взгляд, как и у командира.
– Великолепно, – прошептал кто-то. Это мог быть и Борман, и Лоувелл и Андерс.
– Изумительно, – ответил кто-то.
Под ними скользила изрезанная и изломанная панорама, которую уже видели автоматические зонды, но человеческие глаза – никогда. Во все стороны раскинулось бесконечное, восхитительно-уродливое пространство сотен, нет – тысяч, нет – десятков тысяч кратеров, впадин и выемок, которым было сотни, нет – тысячи, нет – миллионы тысяч лет. Там были кратеры за кратерами, кратеры на кратерах и кратеры, уничтожившие другие кратеры. Были кратеры размером с футбольное поле, кратеры размером с большой остров, кратеры размером с небольшое государство.
Многие древние впадины были занесены в каталоги и получили имена, присвоенные им астрономами, впервые анализировавшими снимки, полученные с автоматических зондов. И после месяцев тщательного изучения, они стали хорошо знакомы астронавтам, как очертания земных объектов. Тут были кратеры Дедала и Икара, Королева и Гагарина, Пастера, Эйнштейна и Циолковского. Повсюду были разбросаны десятки других кратеров, никогда прежде не виденных ни человеком, ни автоматическим зондом. Очарованные астронавты не могли вместить все это в себя, их лица застыли напротив пяти узких иллюминаторов, и в этот момент они забыли о полетном плане экспедиции и о сотнях людей в Хьюстоне, ожидающих услышать их голоса.
Из-за перемещающегося горизонта появилось что-то тонкое. Оно было нежно-белое, нежно-голубое, нежно-коричневое, и оно, казалось, вырастало прямо из-под скучной местности. Трое астронавтов, конечно, знали, что они наблюдают, но Борман все равно назвал это.
– Восход Земли, – тихо произнес командир.
– Хватай камеру, – быстро сказал Лоувелл Андерсу.
– Ты уверен? – спросил его Андерс, фотограф и картограф экспедиции, – Не стоит ли нам подождать времени, отведенного для этого полетным планом?
Лоувелл пристально поглядел на мерцающую планету, выплывающую из-за покрытой шрамами и выбоинами Луны, затем посмотрел на своего новичка.
– Возьми камеру, – повторил он.
В Сочельник американцы проснулись с мыслью, что их трое соотечественников были на орбите вокруг Луны. Возле домов Бормана, Лоувелла и Андерса в Хьюстоне репортеры заполонили тротуары и вытоптали газоны, как еще не было с полетов «Меркурия». Некоторая информация распространялась о выходных планах их жен и детей, тем не менее, они намеревались посетить рождественскую службу.
Рано утром следующего дня, в Рождество, семьи испытали небольшое волнение, когда перед домом Лоувелла остановился Роллс-Ройс из департамента Ньюмана Маркуса. Офицер внешних связей «НАСА» встретил автомобиль, перекинулся несколькими фразами с водителем, а затем, к удивлению и возмущению репортеров, толпящихся неподалеку от дома, указал ему на дверь дома, где водитель и вручил большую коробку Мэрилин Лоувелл. Коробка была обернута в подарочную голубую королевскую фольгу и украшена двумя пластиковыми шарами, один – голубого цвета, другой – дымчато-мутного лунного цвета. Вокруг лунного шара вращался маленький пластиковый космический корабль. Мэрилин развернула фольгу, и показалась украшенная звездами ткань. Под ней был норковый жакет и подарочная открытка с надписью: «Веселого Рождества и любви, от твоего мужчины с Луны».
Остаток утра Мэрилин Лоувелл провела в домашних заботах, одетая в пижаму и норковый жакет. Когда позже она вышла с детьми на рождественскую службу, Мэрилин переоделась в соответствующее платье для церкви, но жакет не сняла. Как только она вышла из дома и ступила в пыл хьюстонских страстей, репортеры, стоявшие снаружи, рассмотрели, что же ей привез человек в Роллс-Ройсе.
Но в Сочельник внимание прессы было сосредоточено за четверть миллиона миль отсюда, где накручивал круги вокруг Луны по аккуратной 60-мильной орбите тот астронавт, который за несколько недель до этого купил норковый жакет и договорился о доставке. Рабочее задание для экипажа во время планировавшихся десяти оборотов включало фотографирование Земли и Луны, измерения лунного гравитационного поля, нанесение на карту потенциальных посадочных площадок и топографии окружающей местности.
Среди деталей поверхности, которые предстояло обозреть членам экипажа, были так называемые опорные точки, характерные лунные объекты, которые члены будущих экспедиций могли использовать перед посадкой. Осматривая Море Спокойствия, древнее море застывшей лавы, выбранное в качестве первой пилотируемой посадки, Борман, Лоувелл и Андерс заметили извилистый скалистый массив, расположенный к юго-западу от кратера Сецци. Общие очертания массива уже были нанесены на карты земными астрономами, но отдельные вершины были слишком маленькими для телескопов. Подобные точные детали поверхности понадобятся экипажам для навигации при посадке с лунной орбиты. На краю зубчатого массива, примыкающего к Морю Спокойствия, Лоувелл обнаружил странную трехгранную гору, которая была, конечно, слишком мала, чтобы на нее никто никогда не обратил внимания, но была достаточно отчетлива, чтобы будущие экспедиции ее легко распознали.
– Ты видел эту вершину раньше? – спросил Лоувелл у Бормана, указывая на маленькую гору.
– Нет, я не помню.
– А ты? – спросил он у Андерса, повелителя всей топографии.
– Нет, – сказал Андерс, – я бы запомнил такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Борман взялся за ручку управления ориентацией справа от своего кресла и выпустил реактивную струю из стабилизаторов, расположенных вокруг корабля. Корабль пришел в движение, медленно поворачиваясь против часовой стрелки. Первые 90 градусов поворота столкнули невесомых астронавтов в кучу с Борманом внизу, Лоувеллом в середине и Андерсом наверху. Следующие 90 градусов перевернули их наоборот, так что теперь Луна, которая была снизу, теперь стала сверху. Борман первым увидел ее поворачивающуюся бледно серую, гипсовую поверхность в свой левый иллюминатор, и его глаза расширились. Следующим подошла очередь Лоувелла, когда Луна стала видна в его центральный иллюминатор, и, наконец – Андерса. У обоих астронавтов был такой же изумленный взгляд, как и у командира.
– Великолепно, – прошептал кто-то. Это мог быть и Борман, и Лоувелл и Андерс.
– Изумительно, – ответил кто-то.
Под ними скользила изрезанная и изломанная панорама, которую уже видели автоматические зонды, но человеческие глаза – никогда. Во все стороны раскинулось бесконечное, восхитительно-уродливое пространство сотен, нет – тысяч, нет – десятков тысяч кратеров, впадин и выемок, которым было сотни, нет – тысячи, нет – миллионы тысяч лет. Там были кратеры за кратерами, кратеры на кратерах и кратеры, уничтожившие другие кратеры. Были кратеры размером с футбольное поле, кратеры размером с большой остров, кратеры размером с небольшое государство.
Многие древние впадины были занесены в каталоги и получили имена, присвоенные им астрономами, впервые анализировавшими снимки, полученные с автоматических зондов. И после месяцев тщательного изучения, они стали хорошо знакомы астронавтам, как очертания земных объектов. Тут были кратеры Дедала и Икара, Королева и Гагарина, Пастера, Эйнштейна и Циолковского. Повсюду были разбросаны десятки других кратеров, никогда прежде не виденных ни человеком, ни автоматическим зондом. Очарованные астронавты не могли вместить все это в себя, их лица застыли напротив пяти узких иллюминаторов, и в этот момент они забыли о полетном плане экспедиции и о сотнях людей в Хьюстоне, ожидающих услышать их голоса.
Из-за перемещающегося горизонта появилось что-то тонкое. Оно было нежно-белое, нежно-голубое, нежно-коричневое, и оно, казалось, вырастало прямо из-под скучной местности. Трое астронавтов, конечно, знали, что они наблюдают, но Борман все равно назвал это.
– Восход Земли, – тихо произнес командир.
– Хватай камеру, – быстро сказал Лоувелл Андерсу.
– Ты уверен? – спросил его Андерс, фотограф и картограф экспедиции, – Не стоит ли нам подождать времени, отведенного для этого полетным планом?
Лоувелл пристально поглядел на мерцающую планету, выплывающую из-за покрытой шрамами и выбоинами Луны, затем посмотрел на своего новичка.
– Возьми камеру, – повторил он.
В Сочельник американцы проснулись с мыслью, что их трое соотечественников были на орбите вокруг Луны. Возле домов Бормана, Лоувелла и Андерса в Хьюстоне репортеры заполонили тротуары и вытоптали газоны, как еще не было с полетов «Меркурия». Некоторая информация распространялась о выходных планах их жен и детей, тем не менее, они намеревались посетить рождественскую службу.
Рано утром следующего дня, в Рождество, семьи испытали небольшое волнение, когда перед домом Лоувелла остановился Роллс-Ройс из департамента Ньюмана Маркуса. Офицер внешних связей «НАСА» встретил автомобиль, перекинулся несколькими фразами с водителем, а затем, к удивлению и возмущению репортеров, толпящихся неподалеку от дома, указал ему на дверь дома, где водитель и вручил большую коробку Мэрилин Лоувелл. Коробка была обернута в подарочную голубую королевскую фольгу и украшена двумя пластиковыми шарами, один – голубого цвета, другой – дымчато-мутного лунного цвета. Вокруг лунного шара вращался маленький пластиковый космический корабль. Мэрилин развернула фольгу, и показалась украшенная звездами ткань. Под ней был норковый жакет и подарочная открытка с надписью: «Веселого Рождества и любви, от твоего мужчины с Луны».
Остаток утра Мэрилин Лоувелл провела в домашних заботах, одетая в пижаму и норковый жакет. Когда позже она вышла с детьми на рождественскую службу, Мэрилин переоделась в соответствующее платье для церкви, но жакет не сняла. Как только она вышла из дома и ступила в пыл хьюстонских страстей, репортеры, стоявшие снаружи, рассмотрели, что же ей привез человек в Роллс-Ройсе.
Но в Сочельник внимание прессы было сосредоточено за четверть миллиона миль отсюда, где накручивал круги вокруг Луны по аккуратной 60-мильной орбите тот астронавт, который за несколько недель до этого купил норковый жакет и договорился о доставке. Рабочее задание для экипажа во время планировавшихся десяти оборотов включало фотографирование Земли и Луны, измерения лунного гравитационного поля, нанесение на карту потенциальных посадочных площадок и топографии окружающей местности.
Среди деталей поверхности, которые предстояло обозреть членам экипажа, были так называемые опорные точки, характерные лунные объекты, которые члены будущих экспедиций могли использовать перед посадкой. Осматривая Море Спокойствия, древнее море застывшей лавы, выбранное в качестве первой пилотируемой посадки, Борман, Лоувелл и Андерс заметили извилистый скалистый массив, расположенный к юго-западу от кратера Сецци. Общие очертания массива уже были нанесены на карты земными астрономами, но отдельные вершины были слишком маленькими для телескопов. Подобные точные детали поверхности понадобятся экипажам для навигации при посадке с лунной орбиты. На краю зубчатого массива, примыкающего к Морю Спокойствия, Лоувелл обнаружил странную трехгранную гору, которая была, конечно, слишком мала, чтобы на нее никто никогда не обратил внимания, но была достаточно отчетлива, чтобы будущие экспедиции ее легко распознали.
– Ты видел эту вершину раньше? – спросил Лоувелл у Бормана, указывая на маленькую гору.
– Нет, я не помню.
– А ты? – спросил он у Андерса, повелителя всей топографии.
– Нет, – сказал Андерс, – я бы запомнил такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136