«А без звука не так страшно», – подумал Сплин, в прострации нажимая на спуск автомата. Что-то темное возникло на забрале сферы, мешая обзору. Когда Сплин понял, что это вырванный взрывом из тела измочаленный ошметок плоти, его, казалось, уже и так запредельный страх чуть не парализовал тело полностью. «Это снаружи, значит не мое…» – пронеслось в голове пару секунд спустя, он торопливо обтер забрало рукавом и огляделся. Правый сосед Малого конвульсивно дергался на земле, обильно теряя кровь из многочисленных осколочных ранений, немилосердно изодравших все тело – не жилец уже явно, сам Малой вроде не пострадал. Кончились патроны в бестолково растраченном магазине, зато вернулись звуки. Машинально перезарядился.
Пули ковыряли дерн совсем рядом, отчего земля мелко вздрагивала, воздух вокруг шелестел смертоносным металлом, с короткими отрывистыми шлепками попадающим в бойцов. Грохот стрельбы отдельных единиц стрелкового оружия уже слился в сплошной пульсирующий рев, перекрываемый более мощными хлопками разрывов гранат. Орали благим матом раненые, некоторые пока еще вполне целые тоже что-то орали, просто чтобы не молчать. Атака захлебнулась, взвод залег, нестройно паля в сторону врага, который был теперь не сюжетом новостей из неведомой тьмы-таракани, а во всей реальности находился впереди и делал все, чтобы лишить их жизни. Вся воинская наука, полученная на ускоренных курсах, почти полностью вылетела из головы Сплина под напором свежих впечатлений. Он пребывал в каком-то полуступоре, воспринимая происходящее как бы от третьего лица и толком не осознавая, в основном на уровне эмоций, главной из которых был захлестывающий страх. Тело, вроде бы тренированное, сейчас было вялым и влажно холодным, как студень, движения были неуверенными и плохо скоординированными – любую концентрацию сознания мощно забивал страх, тугим жгутом мечущийся в сознании, отравляя организм. Это был даже не страх, а просто какой-то животный панический ужас – наверное, то же чувствует скотина перед забоем, попадая в смрадно-вонючий окровавленный последний загон, где ее равнодушно взрежут и отправят на разделку дальше по конвейеру.
Смерть, казалось, была вопросом нескольких ближайших секунд. Вот-вот он почувствует, как в тело, сокрушая все на своем пути, входит кусок металла, принося с собой мириады оттенков боли, и жизнь вытечет красной лужицей в выгоревшую траву, смешиваясь с пылью. Странно, но, осознав это, Сплин вдруг почувствовал себя легче, как после принятия трудного решения и прохождения точки невозврата. Когда ужас достиг наивысшей точки, он лопнул, словно болезненный нарыв, душа наполнилась отрешенным спокойствием. В мозгу словно сработал некий переключатель, эмоциональная часть сознания забилась куда-то в угол, как параноик в обитой войлоком камере, а руководство телом взяла на себя личность, сформированная на тренировках, значительная часть действий которой диктовалась заученными реакциями на известные события. Возможно, помогла обработка гипнопроектором Мерлина, а возможно, это произошло само собой как следствие осознания и принятия неизбежности – поздняк метаться. Надо было ставить себе маленькие тактические задачи и выполнять их: мозг и тело должны быть заняты делом, тогда дрейфить будет некогда. Не все же пули именно в него летят. Вон еще сколько целей вокруг копошится. Вдруг стало понятно, что на тренировочной базе их учили не столько воевать, этому, кроме реальной войны никто по-настоящему не научит, сколько адекватно действовать, преодолевая страх боли. Сплин вспомнил, что у него вообще-то есть закрепленный сектор обстрела и неплохо бы пользоваться прицелом, чтобы его эффективно окучивать.
ПНВ очков на ярком свете от осветительных ракет был бесполезен – сразу автоматически вырубался, а вот ИК-режим в условиях относительной прохлады неплохо светил вражеские позиции по теплу человеческих тел, нагретых стволов оружия и дульных вспышек. Через просветленную оптику коллиматорного прицела вполне можно было различить контуры строений и оконных проемов даже невооруженным глазом. Трассеры при попадании в стену еще какое-то время светились рубиновыми точками, подобно огоньку тлеющей сигареты.
– Прекратить суету! Действовать по плану – разобрать цели и работать по ним! Я что, на хуй, один два этажа держать должен?? Роуч, твою мать, у тебя какая задача?! Быстро выламывай точку с балкона! – деловито распоряжался Боцман, методично ведя огонь частыми короткими очередями из своего пулемета. Пулеметчики стреляли обычными, не трассерами, вдобавок на стволы были навернуты нестандартные, более эффективные пламегасители. Кроме того, на пулеметах были установлены сошки и коллиматорные прицелы с полуторократным увеличением. Сплина укололо подозрение, что рядовые автоматчики лишь расходная массовка для отвлечения внимания от тяжелого вооружения. Впрочем, может это и обосновано: толковый пулеметчик – сокрушительная сила, но только если за ним инициатива, когда он выбирает цели, а не когда персонально по нему в первую очередь палит целая орава с нескольких точек, рассредоточенных по широкому фронту.
Привстав на колено, Роуч прицелился и выпустил из своего РПГ гранату, которая пошла, словно хвостатая комета. Взрыв поглотил пулеметную точку на балконе второго этажа, разметав мешки с песком, как игрушечные, окрестное пространство заволокло клубами строительной пыли. Сплин последовательно обстреливал свой сектор оконных проемов, заметив по отсутствию трассеров, что некоторые сектора не обрабатываются никем, кроме, может быть, пулеметчиков, так как ответственные за них бойцы убиты или ранены. Затягивать перестрелку было явно не в интересах нападающих – надо было наступать, не считаясь с потерями, иначе потери станут тотальными. Следовало также немедленно увеличить интервал между эшелонами. А для этого следовало встать, что, казалось, не в состоянии заставить сделать никакая сила. Тяжкий озноб ужаса хоть и отступил, но не настолько, чтобы подняться навстречу пулям.
– Вторая волна – пока работать на месте! Первая – вперед перебежками! Подъем, уебки, а не то все здесь поляжем!! МАРШ ВПЕРЕД, БЛЯДИ, Я КОМУ СКАЗАЛ!!! – погонял Штырь прижатых огнем солдат и для лучшей доходчивости произнес заклятие девятого уровня, состоящее почти целиком из мата высшей пробы. Сплин тут же позабыл сам текст, хотя позже и пытался вспомнить эту мощную воодушевляющую импровизацию, но так и не смог, потому что принял ее не разумом, но сердцем, как мудрость пастыря. Взводный не сказал ничего такого, что каждый рядовой не знал бы сам, но энергичное внушение помогло и придало решимости – правильный мат воспринимался какой-то древней низкоуровневой структурой мозга непосредственно, минуя рассудок с его запутанной и медленной системой интерпретации действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Пули ковыряли дерн совсем рядом, отчего земля мелко вздрагивала, воздух вокруг шелестел смертоносным металлом, с короткими отрывистыми шлепками попадающим в бойцов. Грохот стрельбы отдельных единиц стрелкового оружия уже слился в сплошной пульсирующий рев, перекрываемый более мощными хлопками разрывов гранат. Орали благим матом раненые, некоторые пока еще вполне целые тоже что-то орали, просто чтобы не молчать. Атака захлебнулась, взвод залег, нестройно паля в сторону врага, который был теперь не сюжетом новостей из неведомой тьмы-таракани, а во всей реальности находился впереди и делал все, чтобы лишить их жизни. Вся воинская наука, полученная на ускоренных курсах, почти полностью вылетела из головы Сплина под напором свежих впечатлений. Он пребывал в каком-то полуступоре, воспринимая происходящее как бы от третьего лица и толком не осознавая, в основном на уровне эмоций, главной из которых был захлестывающий страх. Тело, вроде бы тренированное, сейчас было вялым и влажно холодным, как студень, движения были неуверенными и плохо скоординированными – любую концентрацию сознания мощно забивал страх, тугим жгутом мечущийся в сознании, отравляя организм. Это был даже не страх, а просто какой-то животный панический ужас – наверное, то же чувствует скотина перед забоем, попадая в смрадно-вонючий окровавленный последний загон, где ее равнодушно взрежут и отправят на разделку дальше по конвейеру.
Смерть, казалось, была вопросом нескольких ближайших секунд. Вот-вот он почувствует, как в тело, сокрушая все на своем пути, входит кусок металла, принося с собой мириады оттенков боли, и жизнь вытечет красной лужицей в выгоревшую траву, смешиваясь с пылью. Странно, но, осознав это, Сплин вдруг почувствовал себя легче, как после принятия трудного решения и прохождения точки невозврата. Когда ужас достиг наивысшей точки, он лопнул, словно болезненный нарыв, душа наполнилась отрешенным спокойствием. В мозгу словно сработал некий переключатель, эмоциональная часть сознания забилась куда-то в угол, как параноик в обитой войлоком камере, а руководство телом взяла на себя личность, сформированная на тренировках, значительная часть действий которой диктовалась заученными реакциями на известные события. Возможно, помогла обработка гипнопроектором Мерлина, а возможно, это произошло само собой как следствие осознания и принятия неизбежности – поздняк метаться. Надо было ставить себе маленькие тактические задачи и выполнять их: мозг и тело должны быть заняты делом, тогда дрейфить будет некогда. Не все же пули именно в него летят. Вон еще сколько целей вокруг копошится. Вдруг стало понятно, что на тренировочной базе их учили не столько воевать, этому, кроме реальной войны никто по-настоящему не научит, сколько адекватно действовать, преодолевая страх боли. Сплин вспомнил, что у него вообще-то есть закрепленный сектор обстрела и неплохо бы пользоваться прицелом, чтобы его эффективно окучивать.
ПНВ очков на ярком свете от осветительных ракет был бесполезен – сразу автоматически вырубался, а вот ИК-режим в условиях относительной прохлады неплохо светил вражеские позиции по теплу человеческих тел, нагретых стволов оружия и дульных вспышек. Через просветленную оптику коллиматорного прицела вполне можно было различить контуры строений и оконных проемов даже невооруженным глазом. Трассеры при попадании в стену еще какое-то время светились рубиновыми точками, подобно огоньку тлеющей сигареты.
– Прекратить суету! Действовать по плану – разобрать цели и работать по ним! Я что, на хуй, один два этажа держать должен?? Роуч, твою мать, у тебя какая задача?! Быстро выламывай точку с балкона! – деловито распоряжался Боцман, методично ведя огонь частыми короткими очередями из своего пулемета. Пулеметчики стреляли обычными, не трассерами, вдобавок на стволы были навернуты нестандартные, более эффективные пламегасители. Кроме того, на пулеметах были установлены сошки и коллиматорные прицелы с полуторократным увеличением. Сплина укололо подозрение, что рядовые автоматчики лишь расходная массовка для отвлечения внимания от тяжелого вооружения. Впрочем, может это и обосновано: толковый пулеметчик – сокрушительная сила, но только если за ним инициатива, когда он выбирает цели, а не когда персонально по нему в первую очередь палит целая орава с нескольких точек, рассредоточенных по широкому фронту.
Привстав на колено, Роуч прицелился и выпустил из своего РПГ гранату, которая пошла, словно хвостатая комета. Взрыв поглотил пулеметную точку на балконе второго этажа, разметав мешки с песком, как игрушечные, окрестное пространство заволокло клубами строительной пыли. Сплин последовательно обстреливал свой сектор оконных проемов, заметив по отсутствию трассеров, что некоторые сектора не обрабатываются никем, кроме, может быть, пулеметчиков, так как ответственные за них бойцы убиты или ранены. Затягивать перестрелку было явно не в интересах нападающих – надо было наступать, не считаясь с потерями, иначе потери станут тотальными. Следовало также немедленно увеличить интервал между эшелонами. А для этого следовало встать, что, казалось, не в состоянии заставить сделать никакая сила. Тяжкий озноб ужаса хоть и отступил, но не настолько, чтобы подняться навстречу пулям.
– Вторая волна – пока работать на месте! Первая – вперед перебежками! Подъем, уебки, а не то все здесь поляжем!! МАРШ ВПЕРЕД, БЛЯДИ, Я КОМУ СКАЗАЛ!!! – погонял Штырь прижатых огнем солдат и для лучшей доходчивости произнес заклятие девятого уровня, состоящее почти целиком из мата высшей пробы. Сплин тут же позабыл сам текст, хотя позже и пытался вспомнить эту мощную воодушевляющую импровизацию, но так и не смог, потому что принял ее не разумом, но сердцем, как мудрость пастыря. Взводный не сказал ничего такого, что каждый рядовой не знал бы сам, но энергичное внушение помогло и придало решимости – правильный мат воспринимался какой-то древней низкоуровневой структурой мозга непосредственно, минуя рассудок с его запутанной и медленной системой интерпретации действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94