В других попадались небольшие группы — пять-шесть коров, иногда чуть больше. К полудню мы погнали к равнине пятьдесят или шестьдесят голов, среди которых почти отсутствовал молодняк.
Солнце уже миновало полуденную отметку, когда Фуэнтес взобрался на возвышенность и помахал мне сомбреро. Замечательная шляпа. Я всегда восхищался мексиканскими сомбреро.
— Тут внизу тень и ручей, — указал он, когда я подъехал.
Мы свели лошадей по склону и оказались в низине между холмов. Там росли два огромных хлопковых дерева и несколько ив, а ниже по течению — множество меските.
Ручей оказался лишь струйкой воды, бьющей из-под скалы, возле которой собралась небольшая лужица, где могли пить лошади. Пробежав всего семьдесят ярдов, он исчезал под землей.
Спешившись, мы слегка ослабили сбруи и дали лошадям напиться. Потом напились сами. Вода неожиданно оказалась холодной и сладкой, а не солоноватой, как в большинстве источников и ям.
Надвинув на глаза шляпу, Фуэнтес разлегся в тени на поросшем травой склоне. Через несколько минут он внезапно сел и зажег окурок сигары.
— Ты заметил что-нибудь, амиго?
— Хочешь сказать, что маловато молодняка?
— Вот именно. Должны быть телята, годовалые, например. А нам совсем не попадались двухлетки и очень редко — трехлетки.
— Возможно, — заметил я преувеличенно серьезным тоном, — эти коровы, чтобы отелиться, перебираются к Бэлчу и Сэддлеру. А может, у них просто не было телят?
— Такое случается, — согласился Фуэнтес. Он уставился на огонек сигары. — Однако, сеньор, я почувствую себя несчастным, если мы обнаружим, что их коровы отелились двойнями.
Фуэнтес сходил еще раз к ручью напиться. Было очень жарко, даже здесь, в тени.
— Амиго, я что-то неожиданно проголодался. Хочу мяса. Тут попался отличный жирный бычок с тавром Бэлча и Сэддлера. И если мы…
— Нет.
— Нет?
— Может, именно этого они и дожидаются, Тони, чтобы потом заявить, что мы украли у них мясо. Возьми на заметку этого бычка и всех тех, у которых двойное тавро.
— А потом?
— Когда будем клеймить, сдерем шкуру. Прямо при свидетелях. Но сначала удостоверимся, что при этом достаточно свидетелей, которые все видят — вроде и случайно.
Фуэнтес уставился на меня:
— Ты намерен ободрать быка прямо перед Бэлчем? Ты и вправду собираешься так сделать?
— Ты или я… один обдирает, другой следит, чтобы никто не помешал этому.
— Он убьет тебя, амиго. Бэлч хорошо владеет револьвером. Я его знаю, у него есть люди, которые отлично стреляют, но лучше него — никто. Они этого не знают. Но я знаю. Он не станет палить, пока не появится острая необходимость, и он скорее предоставит другим сделать это вместо себя, но если понадобится…
— Он либо выстрелит, либо удерет, — спокойно закончил я фразу. — Потому что, раз мы сдираем шкуру с его тавром и все видят, что оно переклеймено, то он или удерет, или его шея окажется в петле.
— Он просто кремень, амиго. Он не верит, что кто-нибудь осмелится на такое, к тому же не допустит, чтобы кто-то хотя бы попытался.
Я встал и надел шляпу.
— Мое дело маленькое. Эти люди наняли меня сгонять их скот и клеймить… весь их скот.
Мы снова разделились, и каждый углубился в каньоны. Нам не попадались другие следы, кроме коровьих. Дважды встретились бизоны — один раз мы проехали мимо группы из пяти голов, а второй — мимо одинокого самца. У него не было настроения испытывать на себе чью-либо назойливость, поэтому я объехал его и продолжил свой путь, предоставив ему рыть землю копытом, издавая недовольное мычание, похожее на рык.
Один раз я накинул петлю на рога здоровенного быка, который сразу же напал на меня. Мой конь не раз уходил от опасности, но уже устал и едва смог уклонился от его рогов. А потом во весь дух мы поскакали к дереву, бык несся за нами по пятам. Сделав полный оборот вокруг ствола, я накрепко привязал его.
Он фыркал и ревел, рвался изо всех сил и сломал рог о дерево, но веревка выдержала и удержала его на месте. Он уставился на меня своими дикими глазами, несомненно думая о том, что бы он со мной сотворил, если бы освободился. Я отвел коня в тень и задумался, почему мы забрались так далеко без запасных лошадей, и тут же верхом на низкорослом гнедом с черными гривой и хвостом появился Фуэнтес, ведя за собой в поводу чалого.
— Я собирался привести лошадей еще до" полудня, — как бы извиняясь, заметил он. — Однако меня начало беспокоить это тавро.
Мы укрылись в жидкой тени, отбрасываемой кучкой меските, и я переложил свое седло на другую лошадь.
— Я отведу твоего коня. — Он ткнул пальцем. — Тут есть загон… старый… неподалеку.
— А вода?
— Si… питьевая. Старое место. Думаю, раньше оно принадлежало команчам.
Фуэнтес взглянул на бугая.
— Вот как? Ты отловил этого старого дьявола? Я раза три гонялся за ним!
— Лучше бы ты его поймал. Он чуть не достал меня.
Фуэнтес засмеялся:
— Вспомни кости, амиго! Никто не живет вечно!
Он отъехал, увлекая за собой моего коня, а я смотрел ему вслед.
— Никто не живет вечно, — повторил он, — никто… но мне бы хотелось!
Конь оказался хорошим, но ему выпал тяжелый денек. К тому времени, когда вернулся Фуэнтес, он уже выдохся.
Теперь Фуэнтес привел большого старого быка — медлительного и мускулистого.
— Амиго, это Бен Франклин. Он стар и неповоротлив, но необычайно мудр. Мы привяжем его к твоему дикарю, а потом посмотрим, что будет!
Хороший тягловый бык — каким, вне всякого сомнения, был Бен Франклин — ценился на вес золота в тех хозяйствах, где приходилось вытаскивать из зарослей кустарника одиноких бугаев, а Бен Франклин знал свое дело. Связав быков вместе, мы оставили их разбираться между собой. Если только дикарь не сдохнет, Бен доставит его через несколько дней в родной загон на ранчо. А если сдохнет, нам придется отправиться на их поиски, чтобы освободить Бена.
К вечеру мы устали настолько, что не разговаривали и, даже толком не поев, рухнули на кровать. Однако на рассвете я уже умывался ледяной водой, когда, протирая глаза, вышел Фуэнтес.
— Как ты думаешь, сколько у нас голов? — спросил я.
— Сотня… может, больше — вместе с теми, что на подходе.
— Давай пригоним их сюда.
Он не стал возражать. Фуэнтес оказался неплохим поваром — лучше, чем я, хотя Барби-Энн готовила вкуснее. Мы поехали, пригнали скот и, перекусив на скорую руку, отправились обратно.
— Старый загон? — Фуэнтес присел на корточки и начертил в пыли план. — Он вот здесь, видишь? Я что-нибудь приготовлю, а ты отгони туда лошадей и приведи свежих. Лучше забрать с собой наших коней, чтобы мы могли оставить их на ранчо.
Вскочив в седло, я поскакал, уводя за собой его лошадь. До загона было всего несколько миль, но я не хотел оставлять каурого так далеко от дома. Во-первых, мне его подарила мама, а во-вторых, этот замечательный конь угадывал любые мои намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Солнце уже миновало полуденную отметку, когда Фуэнтес взобрался на возвышенность и помахал мне сомбреро. Замечательная шляпа. Я всегда восхищался мексиканскими сомбреро.
— Тут внизу тень и ручей, — указал он, когда я подъехал.
Мы свели лошадей по склону и оказались в низине между холмов. Там росли два огромных хлопковых дерева и несколько ив, а ниже по течению — множество меските.
Ручей оказался лишь струйкой воды, бьющей из-под скалы, возле которой собралась небольшая лужица, где могли пить лошади. Пробежав всего семьдесят ярдов, он исчезал под землей.
Спешившись, мы слегка ослабили сбруи и дали лошадям напиться. Потом напились сами. Вода неожиданно оказалась холодной и сладкой, а не солоноватой, как в большинстве источников и ям.
Надвинув на глаза шляпу, Фуэнтес разлегся в тени на поросшем травой склоне. Через несколько минут он внезапно сел и зажег окурок сигары.
— Ты заметил что-нибудь, амиго?
— Хочешь сказать, что маловато молодняка?
— Вот именно. Должны быть телята, годовалые, например. А нам совсем не попадались двухлетки и очень редко — трехлетки.
— Возможно, — заметил я преувеличенно серьезным тоном, — эти коровы, чтобы отелиться, перебираются к Бэлчу и Сэддлеру. А может, у них просто не было телят?
— Такое случается, — согласился Фуэнтес. Он уставился на огонек сигары. — Однако, сеньор, я почувствую себя несчастным, если мы обнаружим, что их коровы отелились двойнями.
Фуэнтес сходил еще раз к ручью напиться. Было очень жарко, даже здесь, в тени.
— Амиго, я что-то неожиданно проголодался. Хочу мяса. Тут попался отличный жирный бычок с тавром Бэлча и Сэддлера. И если мы…
— Нет.
— Нет?
— Может, именно этого они и дожидаются, Тони, чтобы потом заявить, что мы украли у них мясо. Возьми на заметку этого бычка и всех тех, у которых двойное тавро.
— А потом?
— Когда будем клеймить, сдерем шкуру. Прямо при свидетелях. Но сначала удостоверимся, что при этом достаточно свидетелей, которые все видят — вроде и случайно.
Фуэнтес уставился на меня:
— Ты намерен ободрать быка прямо перед Бэлчем? Ты и вправду собираешься так сделать?
— Ты или я… один обдирает, другой следит, чтобы никто не помешал этому.
— Он убьет тебя, амиго. Бэлч хорошо владеет револьвером. Я его знаю, у него есть люди, которые отлично стреляют, но лучше него — никто. Они этого не знают. Но я знаю. Он не станет палить, пока не появится острая необходимость, и он скорее предоставит другим сделать это вместо себя, но если понадобится…
— Он либо выстрелит, либо удерет, — спокойно закончил я фразу. — Потому что, раз мы сдираем шкуру с его тавром и все видят, что оно переклеймено, то он или удерет, или его шея окажется в петле.
— Он просто кремень, амиго. Он не верит, что кто-нибудь осмелится на такое, к тому же не допустит, чтобы кто-то хотя бы попытался.
Я встал и надел шляпу.
— Мое дело маленькое. Эти люди наняли меня сгонять их скот и клеймить… весь их скот.
Мы снова разделились, и каждый углубился в каньоны. Нам не попадались другие следы, кроме коровьих. Дважды встретились бизоны — один раз мы проехали мимо группы из пяти голов, а второй — мимо одинокого самца. У него не было настроения испытывать на себе чью-либо назойливость, поэтому я объехал его и продолжил свой путь, предоставив ему рыть землю копытом, издавая недовольное мычание, похожее на рык.
Один раз я накинул петлю на рога здоровенного быка, который сразу же напал на меня. Мой конь не раз уходил от опасности, но уже устал и едва смог уклонился от его рогов. А потом во весь дух мы поскакали к дереву, бык несся за нами по пятам. Сделав полный оборот вокруг ствола, я накрепко привязал его.
Он фыркал и ревел, рвался изо всех сил и сломал рог о дерево, но веревка выдержала и удержала его на месте. Он уставился на меня своими дикими глазами, несомненно думая о том, что бы он со мной сотворил, если бы освободился. Я отвел коня в тень и задумался, почему мы забрались так далеко без запасных лошадей, и тут же верхом на низкорослом гнедом с черными гривой и хвостом появился Фуэнтес, ведя за собой в поводу чалого.
— Я собирался привести лошадей еще до" полудня, — как бы извиняясь, заметил он. — Однако меня начало беспокоить это тавро.
Мы укрылись в жидкой тени, отбрасываемой кучкой меските, и я переложил свое седло на другую лошадь.
— Я отведу твоего коня. — Он ткнул пальцем. — Тут есть загон… старый… неподалеку.
— А вода?
— Si… питьевая. Старое место. Думаю, раньше оно принадлежало команчам.
Фуэнтес взглянул на бугая.
— Вот как? Ты отловил этого старого дьявола? Я раза три гонялся за ним!
— Лучше бы ты его поймал. Он чуть не достал меня.
Фуэнтес засмеялся:
— Вспомни кости, амиго! Никто не живет вечно!
Он отъехал, увлекая за собой моего коня, а я смотрел ему вслед.
— Никто не живет вечно, — повторил он, — никто… но мне бы хотелось!
Конь оказался хорошим, но ему выпал тяжелый денек. К тому времени, когда вернулся Фуэнтес, он уже выдохся.
Теперь Фуэнтес привел большого старого быка — медлительного и мускулистого.
— Амиго, это Бен Франклин. Он стар и неповоротлив, но необычайно мудр. Мы привяжем его к твоему дикарю, а потом посмотрим, что будет!
Хороший тягловый бык — каким, вне всякого сомнения, был Бен Франклин — ценился на вес золота в тех хозяйствах, где приходилось вытаскивать из зарослей кустарника одиноких бугаев, а Бен Франклин знал свое дело. Связав быков вместе, мы оставили их разбираться между собой. Если только дикарь не сдохнет, Бен доставит его через несколько дней в родной загон на ранчо. А если сдохнет, нам придется отправиться на их поиски, чтобы освободить Бена.
К вечеру мы устали настолько, что не разговаривали и, даже толком не поев, рухнули на кровать. Однако на рассвете я уже умывался ледяной водой, когда, протирая глаза, вышел Фуэнтес.
— Как ты думаешь, сколько у нас голов? — спросил я.
— Сотня… может, больше — вместе с теми, что на подходе.
— Давай пригоним их сюда.
Он не стал возражать. Фуэнтес оказался неплохим поваром — лучше, чем я, хотя Барби-Энн готовила вкуснее. Мы поехали, пригнали скот и, перекусив на скорую руку, отправились обратно.
— Старый загон? — Фуэнтес присел на корточки и начертил в пыли план. — Он вот здесь, видишь? Я что-нибудь приготовлю, а ты отгони туда лошадей и приведи свежих. Лучше забрать с собой наших коней, чтобы мы могли оставить их на ранчо.
Вскочив в седло, я поскакал, уводя за собой его лошадь. До загона было всего несколько миль, но я не хотел оставлять каурого так далеко от дома. Во-первых, мне его подарила мама, а во-вторых, этот замечательный конь угадывал любые мои намерения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61