Наколоть их в Лондоне было так же легко, как в Москве. Бросая куклу Игумнову, Афганец четко знал, что ничем не рискует. Больше того — это был повод обратить на себя внимание земляка и приятеля… Варнавин видел Игумнова впервые. Ничего не заподозрил. С Варнавой предстояла разборка. И очень быстро.
«Может, уже сегодня вечером во время гала-банкета…»
Миха и Варнавин появились из отеля. Двинулись к стоявшим напротив такси. Игумнов видел, как Миха договаривался с водителем, как сели в машину. Такси отъехало.
Пустым прохладным лифтом Игумнов спустился на четвертый. Номер Варнавы открылся легко. У Игумнова теперь было больше времени. Он осмотрелся. На кресле лежал белый гостиничный халат. На столе — недопитая бутылка, две хрустальные рюмки. Салфетки. В пепельнице виднелась горсточка бумажного пепла.
«Писали на салфетках. Потом сожгли».
Игумнов удалил из портьеры «клопа»-ретранслятора, спустился к себе. Внизу его ожидала прикрепленная к двери записка на русском: «Мистер Игумноф! Позвоните в Москву, плиз…»
Рэмбо поставил машину у офиса, не заходя в дежурную часть, быстро поднялся к себе. Родители исчезнувшего секьюрити уже ждали его.
—Прошу.
Отец Шайбы — квадратный, с несколькими округлыми подбородками — держался спокойно. Женщина — гоже крупная, осанистая — напротив, еле сдерживалась, была полна тревожных предчувствий.
—Кто его знает… Может, опять куда-нибудь погнал? У них сейчас дороги долгие! Теперь — Тунис, Таиланд… Не то что когда в милиции…
— Он в милиции работал?
— В Шереметьеве. Два года. Младшим инспектором уголовного розыска…
Рэмбо широкой улыбкой поощрил отца. Молоденькая девочка-секретарь внесла на подносе чай, крекеры. Родители Шайбы смогли осмотреться. Белоснежные шторы, черная мебель. Строгий офисный стиль — два контрастных цвета; добротно, дорого. Рэмбо задержал секретаря:
—Покажи мне твои ключи… Я сейчас верну. — Он пояснил для родителей: — Программист оставил свои дома… У него там сложный замок, наподобие финского…
Ему даже не пришлось ни о чем просить Шайбу-старшего — мужчина отставил чашку. Ключи лежали в заднем кармане, он поднялся:
—Вот! Может, подойдут…
Три ключа соединяло знакомое уже металлическое кольцо. Рэмбо их сразу узнал. Эти были точными слепками с тех, что извлекли из кострища.
«Они…»
Рэмбо не вел следствия, ему не требовался протокол. Он вернул ключи.
—Не подойдут. Ладно, что-нибудь придумаем… Извините, я сейчас!
Рэмбо возвратился через несколько минут. Разговор продолжился:
—В какое время он ушел из дому?
Отец пожал плечами.
Компания, в которой работал сын, хорошо платила, имела право проверять любой его шаг. У Рэмбо была копия обязательства Шайбы, переданная по факсу службой безопасности «Дромита». Впрочем, родители знали об этом и раньше.
—Ушел он вечером, но еще не поздно… — Женщина снова заволновалась. Муж уточнил:
—Пьеса шла по телевизору… Ему позвонили. Где-то еще в самом начале…
—Кто, известно?
—Он назвал имя. Мы не прислушивались. «Сейчас, — ответил, — Выхожу!»
—«Погнал!» — он сказал…
—Пусть по-твоему… «Погнал!..»
Мать слышала: тяжелый, разлапистый — сто килограмм нетто при росте в сто семьдесят, — протопал на кухню. Щелкнула дверца холодильника — он там держал холодную колу. Зашел еще в комнату к себе. Скрипнул платяной шкаф. В кармане куртки коротко брякнули ключи. Потом стукнула входная дверь. В последнее время сын перестал объяснять, куда уходит, зачем, скоро ли возвратится.
—Значит куда-то собрался…
—Появится, думаю, не скоро…
—Иной раз смотришь, нет и нет… А через неделю появится! Материально независим. Коттедж себе строит в Ильинке!
Рэмбо осторожно выспрашивал. Что делал Шайба перед тем, как исчез. Днем, утром. Уезжая, он обычно не говорил, куда… Рэмбо не забывал, что этот их родительский час может быть последним и самым спокойным перед тем, что им предстоит. Он снова вызвал секретаря:
—Нам еще чаю, пожалуйста… И там торт. «Сказка».
—Вы не забыли?..
—Я знаю. — Для ночной операции на центральном аэродроме достаточно было только коробки. Рэмбо не собирался угощать рэкетира сладким.
Секретарь внесла торт. Чаепитие продолжили.
—Кто мог ему позвонить? Как вы думаете?
—Любой из друзей… — В родителе чувствовалась отцовская инертность, тяжелая скрытая статичность. — Могли коллеги! Такие же секьюрити…
— Знаете их?
— Звонят иной раз…
— Где он еще работал до «Дромита»?
— В основном в охранных фирмах…
Рэмбо спросил почти наугад:
— «Новые центурионы»?
— Работал!
— А почему ушел?
—Не знаю. Это он вам лучше объяснит. Отношения остались хорошие. Звонят, поздравляют по праздникам…
На вопросы отвечал отец.
— А до того?
— Сидел. — Отец замялся.
— Девица одна… — Жена пришла на помощь. — Заявила, вроде как наш пытался снасильничать… Тоже деваха такая, что прости Господи! Пробу негде ставить…
Отец снова вмешался:
— Он тогда из милиции уволился!
— Он и в милиции был?
— В воздушке… Московская воздушная.
— Где именно?
— В Шереметьеве…
Женщина шевельнулась. Ей показалось: характеристика сына получилась очернительской.
— А вот верите ли? За все время матери дурного слова не сказал! А чтобы на мать руку поднять, как другие… Уж какой пьяный приходил!
— Женат?
— Теперь разведен. Год, как разошлись.
— Дети есть?
Мать снова вступила в разговор:
— Нет, слава Богу!
— Сколько ему сейчас?
— Лет-то? Считай, все тридцать!
—Так кто же его позвал вчера?
Отец вздохнул:
— Мне послышалось, он «Паша» сказал. Или «Павел». На «П» — это точно.
— У него приятели есть — Павлы?
— Да мы уже думали! Был раньше один. Пашка Туркмения!
— Туркмения?
— Прозвище… В милиции вместе работали, обоих выгнали вкупе. Пашку еще и посадили… Потом — в «Новых центурионах» опять вместе. Пока не разбежались.
— Давно разбежались?
— С полгода…
— У вас есть его телефон?
— Должен быть…
Родитель подумал. Дал задний ход.
—Знаете, вы зайдите в «Зеро». Коммерческий киоск круглосуточный. Рядом с остановкой. Продавщицы их знают. Переспали со всеми. А мне… — Он смутился. — Не с руки… — Он оглянулся на жену.
Секретарь сообщила по внутреннему:
—Позвонил советник Арабова. Судебно-медицинская экспертиза трупа закончилась. Им выдали тело Нисана. Неерия и остальные сейчас на дороге в аэропорт Домодедово…
—Иван Венедиктович! Савон!
На светофоре перед Манежем рядом с «вольво» на перекрестке притормозил новенький «Фиат». Позвали оттуда.
—Не слышишь?
Авторитет, дававший столичное прикрытие фонду «Дромит», — нестарый, но изрядно потрепанный жизнью п а х а н , — оглянулся. Он сидел на заднем сиденье, наискосок от водителя. В «Фиате» мелькнул кто-то, стриженный под бандитский ежик, белоснежная сорочка, пуловер…
«Серый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
«Может, уже сегодня вечером во время гала-банкета…»
Миха и Варнавин появились из отеля. Двинулись к стоявшим напротив такси. Игумнов видел, как Миха договаривался с водителем, как сели в машину. Такси отъехало.
Пустым прохладным лифтом Игумнов спустился на четвертый. Номер Варнавы открылся легко. У Игумнова теперь было больше времени. Он осмотрелся. На кресле лежал белый гостиничный халат. На столе — недопитая бутылка, две хрустальные рюмки. Салфетки. В пепельнице виднелась горсточка бумажного пепла.
«Писали на салфетках. Потом сожгли».
Игумнов удалил из портьеры «клопа»-ретранслятора, спустился к себе. Внизу его ожидала прикрепленная к двери записка на русском: «Мистер Игумноф! Позвоните в Москву, плиз…»
Рэмбо поставил машину у офиса, не заходя в дежурную часть, быстро поднялся к себе. Родители исчезнувшего секьюрити уже ждали его.
—Прошу.
Отец Шайбы — квадратный, с несколькими округлыми подбородками — держался спокойно. Женщина — гоже крупная, осанистая — напротив, еле сдерживалась, была полна тревожных предчувствий.
—Кто его знает… Может, опять куда-нибудь погнал? У них сейчас дороги долгие! Теперь — Тунис, Таиланд… Не то что когда в милиции…
— Он в милиции работал?
— В Шереметьеве. Два года. Младшим инспектором уголовного розыска…
Рэмбо широкой улыбкой поощрил отца. Молоденькая девочка-секретарь внесла на подносе чай, крекеры. Родители Шайбы смогли осмотреться. Белоснежные шторы, черная мебель. Строгий офисный стиль — два контрастных цвета; добротно, дорого. Рэмбо задержал секретаря:
—Покажи мне твои ключи… Я сейчас верну. — Он пояснил для родителей: — Программист оставил свои дома… У него там сложный замок, наподобие финского…
Ему даже не пришлось ни о чем просить Шайбу-старшего — мужчина отставил чашку. Ключи лежали в заднем кармане, он поднялся:
—Вот! Может, подойдут…
Три ключа соединяло знакомое уже металлическое кольцо. Рэмбо их сразу узнал. Эти были точными слепками с тех, что извлекли из кострища.
«Они…»
Рэмбо не вел следствия, ему не требовался протокол. Он вернул ключи.
—Не подойдут. Ладно, что-нибудь придумаем… Извините, я сейчас!
Рэмбо возвратился через несколько минут. Разговор продолжился:
—В какое время он ушел из дому?
Отец пожал плечами.
Компания, в которой работал сын, хорошо платила, имела право проверять любой его шаг. У Рэмбо была копия обязательства Шайбы, переданная по факсу службой безопасности «Дромита». Впрочем, родители знали об этом и раньше.
—Ушел он вечером, но еще не поздно… — Женщина снова заволновалась. Муж уточнил:
—Пьеса шла по телевизору… Ему позвонили. Где-то еще в самом начале…
—Кто, известно?
—Он назвал имя. Мы не прислушивались. «Сейчас, — ответил, — Выхожу!»
—«Погнал!» — он сказал…
—Пусть по-твоему… «Погнал!..»
Мать слышала: тяжелый, разлапистый — сто килограмм нетто при росте в сто семьдесят, — протопал на кухню. Щелкнула дверца холодильника — он там держал холодную колу. Зашел еще в комнату к себе. Скрипнул платяной шкаф. В кармане куртки коротко брякнули ключи. Потом стукнула входная дверь. В последнее время сын перестал объяснять, куда уходит, зачем, скоро ли возвратится.
—Значит куда-то собрался…
—Появится, думаю, не скоро…
—Иной раз смотришь, нет и нет… А через неделю появится! Материально независим. Коттедж себе строит в Ильинке!
Рэмбо осторожно выспрашивал. Что делал Шайба перед тем, как исчез. Днем, утром. Уезжая, он обычно не говорил, куда… Рэмбо не забывал, что этот их родительский час может быть последним и самым спокойным перед тем, что им предстоит. Он снова вызвал секретаря:
—Нам еще чаю, пожалуйста… И там торт. «Сказка».
—Вы не забыли?..
—Я знаю. — Для ночной операции на центральном аэродроме достаточно было только коробки. Рэмбо не собирался угощать рэкетира сладким.
Секретарь внесла торт. Чаепитие продолжили.
—Кто мог ему позвонить? Как вы думаете?
—Любой из друзей… — В родителе чувствовалась отцовская инертность, тяжелая скрытая статичность. — Могли коллеги! Такие же секьюрити…
— Знаете их?
— Звонят иной раз…
— Где он еще работал до «Дромита»?
— В основном в охранных фирмах…
Рэмбо спросил почти наугад:
— «Новые центурионы»?
— Работал!
— А почему ушел?
—Не знаю. Это он вам лучше объяснит. Отношения остались хорошие. Звонят, поздравляют по праздникам…
На вопросы отвечал отец.
— А до того?
— Сидел. — Отец замялся.
— Девица одна… — Жена пришла на помощь. — Заявила, вроде как наш пытался снасильничать… Тоже деваха такая, что прости Господи! Пробу негде ставить…
Отец снова вмешался:
— Он тогда из милиции уволился!
— Он и в милиции был?
— В воздушке… Московская воздушная.
— Где именно?
— В Шереметьеве…
Женщина шевельнулась. Ей показалось: характеристика сына получилась очернительской.
— А вот верите ли? За все время матери дурного слова не сказал! А чтобы на мать руку поднять, как другие… Уж какой пьяный приходил!
— Женат?
— Теперь разведен. Год, как разошлись.
— Дети есть?
Мать снова вступила в разговор:
— Нет, слава Богу!
— Сколько ему сейчас?
— Лет-то? Считай, все тридцать!
—Так кто же его позвал вчера?
Отец вздохнул:
— Мне послышалось, он «Паша» сказал. Или «Павел». На «П» — это точно.
— У него приятели есть — Павлы?
— Да мы уже думали! Был раньше один. Пашка Туркмения!
— Туркмения?
— Прозвище… В милиции вместе работали, обоих выгнали вкупе. Пашку еще и посадили… Потом — в «Новых центурионах» опять вместе. Пока не разбежались.
— Давно разбежались?
— С полгода…
— У вас есть его телефон?
— Должен быть…
Родитель подумал. Дал задний ход.
—Знаете, вы зайдите в «Зеро». Коммерческий киоск круглосуточный. Рядом с остановкой. Продавщицы их знают. Переспали со всеми. А мне… — Он смутился. — Не с руки… — Он оглянулся на жену.
Секретарь сообщила по внутреннему:
—Позвонил советник Арабова. Судебно-медицинская экспертиза трупа закончилась. Им выдали тело Нисана. Неерия и остальные сейчас на дороге в аэропорт Домодедово…
—Иван Венедиктович! Савон!
На светофоре перед Манежем рядом с «вольво» на перекрестке притормозил новенький «Фиат». Позвали оттуда.
—Не слышишь?
Авторитет, дававший столичное прикрытие фонду «Дромит», — нестарый, но изрядно потрепанный жизнью п а х а н , — оглянулся. Он сидел на заднем сиденье, наискосок от водителя. В «Фиате» мелькнул кто-то, стриженный под бандитский ежик, белоснежная сорочка, пуловер…
«Серый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94