— Совершенно уверен, — решительно произнёс Кручинин.
— В таком случае мне лучше всего быть возле него, — сказал пастор.
— Да, конечно. Во всяком случае до тех пор, пока не придёт хотя бы аптекарь.
— Господи, сколько горя причиняют люди друг другу! — в отчаянии воскликнул пастор. — Но нет, всевышний не должен отнимать жизнь у этого несчастного…
— Думаю, что вмешательство хорошего врача помогло бы тут больше, — с раздражением проговорил Кручинин.
Пастор взглянул на него с укором.
— Уста ваши грешат помимо вашей воли…
— О нет!.. Право же, ваши познания в медицине…
— Они более чем скромны.
— И все же они нужнее ваших же молитв.
Пастор покачал головой. Его голос был печален, когда он сказал:
— Господь да простит вам… Однако я пойду к нашему бедному Хеккерту, и да поможет мне бог… Во имя отца и сына…
С этими словами он скрылся за дверью гостиной, где лежал раненый кассир.
Жестом приказав Грачику остаться у двери, Кручинин на цыпочках подошёл к вешалке, где висели пальто кассира и верблюжья куртка пастора, снял их и поспешно унёс к себе в комнату. Через несколько минут он выглянул в дверь и, поманив Грачика, сказал:
— Дай мне твою лупу. Постарайся занять пастора, если он выйдет. Но ни в коем случае не мешай ему говорить с кассиром. Мне кажется, что этот разговор кое-что прояснит.
Грачик был утомлён переживаниями этого дня и, по-видимому, задремал на несколько минут. Во всяком случае ему показалось, что он во сне слышит шум подъехавшего автомобиля. Открыв глаза, он успел увидеть, как гаснет за окном яркий свет фар. Вероятно, услышал приближение автомобиля и Кручинин: он вбежал в холл и повесил на место куртку пастора и пальто кассира.
Пастор, сидевший в гостиной, окна которой выходили на другую сторону, ничего не знал. Он вышел в холл лишь тогда, когда там уже были фогт и привезённый врач. Следом за врачом мало-помалу возле больного очутились и все остальные, кроме Кручинина и фогта.
Фогт отвёл Кручинина к окну и, понизив голос, осведомился о его мнении насчёт случившегося. Оказалось, что высшие власти предупредили его по телеграфу об истинной миссии Кручинина: выловить скрывающегося нациста — такого же врага этой страны, как и Советского Союза. Фогт заверил Кручинина в том, что готов помочь ему всем, чем угодно, но тут же признался, что на деле он не может быть полезен почти ничем, кроме авторитета представляемой им власти.
— Быть может, — с грустной усмешкой сказал фогт, — для вас это прозвучит несколько странно, но, право, до этой войны мы никогда не думали, что в таких местах, как это, нужно держать полицейского. А тут ещё, как на грех, заболел и наш милейший сержант Ордруп… Впрочем, — тут фогт сделал рукой движение, означающее безнадёжность, — и старина Ордруп принёс бы вам немногим больше пользы, чем я сам.
Кручинин с удивлением и печалью слушал фогта. Он думал о том, что и за патриархальным укладом жизни можно было бы признать некоторые преимущества, если бы места вроде этой страны в бурном океане современного мира не являлись островками, доживающими последние дни безмятежности под натиском суеты и пороков. Даже столь незначительные происшествия, как нынешний случай, застают их врасплох, с беспомощно разведёнными руками, вместо того чтобы заставить сжать кулаки и нанести смертельный удар врагу. Кручинину был симпатичен фогт — полнокровный человек с седою бородой, как у ибсеновского героя. Быть может, если его копнуть, он окажется стопроцентным буржуа, полным предрассудков и даже пороков своего класса, ярым приверженцем старины и собственником, искренне полагающим, что все красное несёт его обществу гибель. И тем не менее в нём было много человечески располагающего своей патриархальной простотой и сердечностью, рождаемой суровой и скромной жизнью в этом краю малых потребностей, тяжёлого труда и трудного хлеба.
Пока фогт и Кручинин беседовали в своём уединении, врач, осмотрев Хеккерта, заявил, что опасности для жизни нет. Сделав профилактическое вспрыскивание, он переменил повязку и сказал, что утром извлечёт застрявшую в левом боку Хеккерта пулю.
И вдруг все вздрогнули от смеха, которым огласилась гостиная. Оказалось, что смеётся пастор.
— Простите, — сказал он, несколько смутившись. — Не мог сдержать радости. Он будет жить! Это хорошо, очень хорошо! Хвала всевышнему и неизречённой мудрости его! — Пастор подошёл к врачу и несколько раз потряс ему руку.
Это было сказано и сделано с такой заразительной весёлостью и простотой, что все улыбнулись, всем стало легче…
Как раз в это время вернулась и Рагна. Она привела аптекаря. Но, к счастью, ему уже нечего было делать около больного.
Грачик все ещё не мог понять, почему Кручинин держит фогта в неведении и не расскажет ему, кто истинный убийца шкипера. Когда же наконец он намерен навести власти на правильный след и избавить их от поисков ни в чём не повинного Оле?
— Кстати, нам так и не удалось найти след Ансена. Парень исчез. Боюсь, что он перешёл границу, — сказал фогт.
— Десница всевышнего настигнет грешника везде, — уверенно ответил пастор. — Мне от души жаль Оле: он заблудился, как многие другие, слабые волей. Нацисты хорошо знали, в чьих рядах им следует искать союзников. Моральная неустойчивость, чрезмерная тяга к суетным прелестям жизни… Да, жаль нашего Оле!
— Таких нужно не жалеть, а беспощадно наказывать! — сердито поправил фогт.
— Позвольте мне с вами поспорить, — неожиданно сказал Кручинин. — Мне все же кажется, что Оле наказывать не следует.
— Вы хотите сказать, что в преступлениях молодёжи бываем виноваты и мы, пастыри, не сумевшие воспитать её? — спросил пастор. — Я сразу в этом признался.
— Вас я тоже не хочу решительно ни в чём обвинять.
— Простите меня, но я совершенно не понимаю, о чём идёт речь, — удивился фогт.
— Надеюсь, что очень недалека минута, когда вы всё поймёте, — сказал Кручинин.
Все невольно замолчали и тоже напрягли слух. В наступившей тишине можно было расслышать лёгкое гудение, потом едва слышный щелчок — и все смолкло. Кручинин рассмеялся.
— Я едва не забыл об этой игрушке, — сказал он и достал из-под дивана, на котором лежал кассир, ящик магнитофона.
Приезжие с изумлением смотрели на аппарат; не меньше удивился и пастор.
— Как он очутился здесь? — сдерживая раздражение, спросил он у Кручинина.
— О, мы забыли предупредить вас, господин пастор, — виновато проговорил хозяин гостиницы. — Мы разрешили русскому гостю записать вашей машинкой несколько песен… Верно, Эда?
Пастор сделал было шаг к аппарату, но Кручинин преградил ему путь.
— Зачем вы его запустили сейчас? — негромко спросил пастор.
— По оплошности, — сказал Кручинин.
— Прошу вас… дайте сюда аппарат!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34