Пэрис смогла пережить бесконечные дни в клинике, зная, что вечером она будет в этой студии. Позвонила молодая женщина по имени Джоан. Она была такой жизнерадостной, что Пэрис решила дать этот звонок в эфир.
– Вы сказали, что очень любите песни Шила.
– Однажды в Лос-Анджелесе я видела его в ресторане. Он выглядел суперклево. Вы не могли бы поставить его песню «Поцелуй розы»?
Поменяв очередность песен, Пэрис подвинула заявку на три песни ближе.
Почему так долго нет Дина? Ее это удивляло. Он хорошо держался, но Пэрис видела, что его очень тревожит связь между Гэвином и Джейни Кемп. Каждый любящий родитель встревожился бы из-за своего ребенка в подобной ситуации, но Дин наверняка винит во всем себя и считает, что проступок Гэвина стал возможен только потому, что Дин Мэллой оказался никудышным отцом.
Точно так же он винил себя, когда противостояние полиции Хьюстона и Альберта Дорри закончилось трагедией, хотя детей спасти удалось.
Ну вот, опять. Еще одно воспоминание. Сколько бы Пэрис ни старалась, ее память снова и снова возвращалась к той ночи.
Дин появился у дверей ее квартиры через восемнадцать часов после того, как мистер Дорри оставил своих троих детей сиротами, убив сначала жену, а потом и себя самого.
Дин приехал без звонка и начал извиняться сразу, как только она открыла дверь:
– Прости, Пэрис. Я, вероятно, не должен был приходить вот так, без предупреждения.
Он выглядел так, словно все эти восемнадцать часов даже не присел, не говоря уже о том, чтобы спать. Глаза утонули в черных кругах, подбородок зарос щетиной.
Пэрис и сама почти не отдохнула. Большую часть дня она провела на студии, монтируя репортаж для вечернего выпуска новостей.
Трагическая история не была, к сожалению, чем-то необычным, такое случалось. Но сама Пэрис ни разу не становилась свидетельницей чего-то подобного. Оказаться на месте происшествия, видеть все своими глазами – это было совсем не то, что услышать об этом в новостях, когда занимаешься своими делами.
Даже работавший с ней опытный оператор Том Стоукс, накурившийся марихуаны, и тот был поражен. Его наплевательское отношение сменилось подавленным настроением, когда студийный фургон следовал за машиной «Скорой помощи» с двумя телами к городскому моргу.
Но никто не принял несчастье так близко к сердцу, как Дин. Отчаяние было написано у него на лице, и Пэрис жестом пригласила его войти.
– Принести тебе чего-нибудь? – спросила она. – Может быть, выпьешь?
– Спасибо. – Дин тяжело сел на краешек дивана, пока Пэрис наливала им обоим бурбон. Она протянула ему стакан и села рядом. – Я тебя оторвал от чего-нибудь? – спросил он.
– Нет. – Пэрис указала на свой белый махровый халат. Она сняла макияж, волосы сохли после того, как она долго отмокала в ванне. Раньше Дин никогда не видел невесту друга такой, но Пэрис не волновала собственная внешность. Все, что казалось значительным еще двадцать четыре часа назад, потеряло былую важность.
– Я не знаю, зачем я пришел, – признался Дин. – Мне не хотелось быть на улице с чужими людьми. Но и в одиночестве я оставаться не могу.
– Я чувствую то же самое.
Пэрис упросила Джека отменить их планы на вечер, хотя ему отчаянно хотелось развеселить ее, отвлечь от того, что ей пришлось пережить. Но Пэрис просто не могла сейчас веселиться. Ей требовалось время, чтобы все обдумать. И потом, она просто валилась с ног. Поход в кинотеатр или в ресторан казался таким же невозможным, как и полет на Луну. Даже разговор с Джеком требовал сил, которых у нее не осталось.
Но Дин явно пришел не для того, чтобы разговаривать. После нескольких фраз он замолчал и сидел, глядя в пространство, периодически отпивая виски из стакана. Он не заполнял тишину пустыми разговорами. Они оба понимали, что чувствует другой, как переживает случившуюся трагедию. Пэрис догадывалась, что Дину комфортнее рядом с тем, кто пережил то же, что и он.
Ему потребовалось полчаса, чтобы допить виски. Дин поставил пустой стакан на кофейный столик, долго смотрел на него, потом сказал:
– Мне пора идти.
Но Пэрис не могла его отпустить, не попытавшись хоть что-то сказать в утешение.
– Ты сделал все, что мог, Дин.
– Именно это мне все и говорят.
– Потому что это правда. Никто не смог бы сделать больше.
– Два человека погибли.
– Но трое остались жить. Если бы не ты, Дорри скорее всего убил бы и детей.
Дин кивнул, но не слишком убежденно. Пэрис встала следом за ним и проводила до двери. На пороге он обернулся к ней:
– Спасибо за виски. – Не за что.
Прошло еще несколько секунд, наконец Дин сказал:
– Я видел твой репортаж в шестичасовых новостях.
– Правда? – спросила Пэрис, просто чтобы что-нибудь сказать.
– Ты хорошо поработала.
– Банальные слова, – отмахнулась она.
– Нет, действительно. Ты отлично справилась.
– Спасибо.
– Не за что.
Не отводя от нее глаз, Дин как будто умолял ее о чем-то, и Пэрис знала, что она смотрит на него точно так же. Чувства, которые она твердо держала в узде многие месяцы, вырвались наружу. Когда Дин коснулся ее, она раскрыла губы навстречу его поцелую.
Позже Пэрис созналась самой себе, что хотела, чтобы Дин поцеловал ее. И если бы он этого не сделал, она бы сама поцеловала его.
Она просто обязана была коснуться его, иначе она бы умерла. Она отчаянно желала его.
Наверное, Дин чувствовал то же самое. Его рот жадно слился с ее ртом. От вежливости и притворства не осталось и следа. Узы порядочности лопнули. Напряжение, нараставшее последние месяцы, вырвалось на волю.
Пэрис гладила Дина по волосам. Когда он развязал пояс ее халата и его руки скользнули внутрь, она не воспротивилась, а встала на цыпочки и всем телом прижалась к нему. Они приникли друг к другу, словно элементы одного целого, и совершенство этого момента заставило их прервать поцелуй и просто стоять обнявшись.
У Пэрис закружилась голова. Чувственные ощущения переполняли ее. Холод металлической пряжки его ремня на ее животе. Ткань его брюк, прижатая к ее обнаженным бедрам. Тонкий хлопок его рубашки, касающийся ее груди. Жар его тела, обжигающий ей кожу.
Потом его губы снова коснулись ее рта. Пока они целовались, его пальцы нашли ее напряженный сосок. Дин нагнул голову и взял сосок в рот, Пэрис застонала, прижимая его голову к себе.
Он опустил ее на пол в гостиной, она расстегнула его рубашку, стянула с плеч, но он уже снова целовал ее. Она почувствовала, как он возится с брюками.
Его член коснулся ее, словно нащупывая дорогу, и почти мгновенно оказался внутри, заполняя ее. Она приняла тяжесть его тела с радостью, крепче сжимая его ногами. Эта тяжесть оказалась удивительно желанной. Из ее груди вырывались странные звуки, она смеялась и плакала.
Дин поцелуями осушил слезы на ее щеках, обхватил ее голову руками и прижался лбом к ее лбу, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, они делили дыхание и наивысшую близость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Вы сказали, что очень любите песни Шила.
– Однажды в Лос-Анджелесе я видела его в ресторане. Он выглядел суперклево. Вы не могли бы поставить его песню «Поцелуй розы»?
Поменяв очередность песен, Пэрис подвинула заявку на три песни ближе.
Почему так долго нет Дина? Ее это удивляло. Он хорошо держался, но Пэрис видела, что его очень тревожит связь между Гэвином и Джейни Кемп. Каждый любящий родитель встревожился бы из-за своего ребенка в подобной ситуации, но Дин наверняка винит во всем себя и считает, что проступок Гэвина стал возможен только потому, что Дин Мэллой оказался никудышным отцом.
Точно так же он винил себя, когда противостояние полиции Хьюстона и Альберта Дорри закончилось трагедией, хотя детей спасти удалось.
Ну вот, опять. Еще одно воспоминание. Сколько бы Пэрис ни старалась, ее память снова и снова возвращалась к той ночи.
Дин появился у дверей ее квартиры через восемнадцать часов после того, как мистер Дорри оставил своих троих детей сиротами, убив сначала жену, а потом и себя самого.
Дин приехал без звонка и начал извиняться сразу, как только она открыла дверь:
– Прости, Пэрис. Я, вероятно, не должен был приходить вот так, без предупреждения.
Он выглядел так, словно все эти восемнадцать часов даже не присел, не говоря уже о том, чтобы спать. Глаза утонули в черных кругах, подбородок зарос щетиной.
Пэрис и сама почти не отдохнула. Большую часть дня она провела на студии, монтируя репортаж для вечернего выпуска новостей.
Трагическая история не была, к сожалению, чем-то необычным, такое случалось. Но сама Пэрис ни разу не становилась свидетельницей чего-то подобного. Оказаться на месте происшествия, видеть все своими глазами – это было совсем не то, что услышать об этом в новостях, когда занимаешься своими делами.
Даже работавший с ней опытный оператор Том Стоукс, накурившийся марихуаны, и тот был поражен. Его наплевательское отношение сменилось подавленным настроением, когда студийный фургон следовал за машиной «Скорой помощи» с двумя телами к городскому моргу.
Но никто не принял несчастье так близко к сердцу, как Дин. Отчаяние было написано у него на лице, и Пэрис жестом пригласила его войти.
– Принести тебе чего-нибудь? – спросила она. – Может быть, выпьешь?
– Спасибо. – Дин тяжело сел на краешек дивана, пока Пэрис наливала им обоим бурбон. Она протянула ему стакан и села рядом. – Я тебя оторвал от чего-нибудь? – спросил он.
– Нет. – Пэрис указала на свой белый махровый халат. Она сняла макияж, волосы сохли после того, как она долго отмокала в ванне. Раньше Дин никогда не видел невесту друга такой, но Пэрис не волновала собственная внешность. Все, что казалось значительным еще двадцать четыре часа назад, потеряло былую важность.
– Я не знаю, зачем я пришел, – признался Дин. – Мне не хотелось быть на улице с чужими людьми. Но и в одиночестве я оставаться не могу.
– Я чувствую то же самое.
Пэрис упросила Джека отменить их планы на вечер, хотя ему отчаянно хотелось развеселить ее, отвлечь от того, что ей пришлось пережить. Но Пэрис просто не могла сейчас веселиться. Ей требовалось время, чтобы все обдумать. И потом, она просто валилась с ног. Поход в кинотеатр или в ресторан казался таким же невозможным, как и полет на Луну. Даже разговор с Джеком требовал сил, которых у нее не осталось.
Но Дин явно пришел не для того, чтобы разговаривать. После нескольких фраз он замолчал и сидел, глядя в пространство, периодически отпивая виски из стакана. Он не заполнял тишину пустыми разговорами. Они оба понимали, что чувствует другой, как переживает случившуюся трагедию. Пэрис догадывалась, что Дину комфортнее рядом с тем, кто пережил то же, что и он.
Ему потребовалось полчаса, чтобы допить виски. Дин поставил пустой стакан на кофейный столик, долго смотрел на него, потом сказал:
– Мне пора идти.
Но Пэрис не могла его отпустить, не попытавшись хоть что-то сказать в утешение.
– Ты сделал все, что мог, Дин.
– Именно это мне все и говорят.
– Потому что это правда. Никто не смог бы сделать больше.
– Два человека погибли.
– Но трое остались жить. Если бы не ты, Дорри скорее всего убил бы и детей.
Дин кивнул, но не слишком убежденно. Пэрис встала следом за ним и проводила до двери. На пороге он обернулся к ней:
– Спасибо за виски. – Не за что.
Прошло еще несколько секунд, наконец Дин сказал:
– Я видел твой репортаж в шестичасовых новостях.
– Правда? – спросила Пэрис, просто чтобы что-нибудь сказать.
– Ты хорошо поработала.
– Банальные слова, – отмахнулась она.
– Нет, действительно. Ты отлично справилась.
– Спасибо.
– Не за что.
Не отводя от нее глаз, Дин как будто умолял ее о чем-то, и Пэрис знала, что она смотрит на него точно так же. Чувства, которые она твердо держала в узде многие месяцы, вырвались наружу. Когда Дин коснулся ее, она раскрыла губы навстречу его поцелую.
Позже Пэрис созналась самой себе, что хотела, чтобы Дин поцеловал ее. И если бы он этого не сделал, она бы сама поцеловала его.
Она просто обязана была коснуться его, иначе она бы умерла. Она отчаянно желала его.
Наверное, Дин чувствовал то же самое. Его рот жадно слился с ее ртом. От вежливости и притворства не осталось и следа. Узы порядочности лопнули. Напряжение, нараставшее последние месяцы, вырвалось на волю.
Пэрис гладила Дина по волосам. Когда он развязал пояс ее халата и его руки скользнули внутрь, она не воспротивилась, а встала на цыпочки и всем телом прижалась к нему. Они приникли друг к другу, словно элементы одного целого, и совершенство этого момента заставило их прервать поцелуй и просто стоять обнявшись.
У Пэрис закружилась голова. Чувственные ощущения переполняли ее. Холод металлической пряжки его ремня на ее животе. Ткань его брюк, прижатая к ее обнаженным бедрам. Тонкий хлопок его рубашки, касающийся ее груди. Жар его тела, обжигающий ей кожу.
Потом его губы снова коснулись ее рта. Пока они целовались, его пальцы нашли ее напряженный сосок. Дин нагнул голову и взял сосок в рот, Пэрис застонала, прижимая его голову к себе.
Он опустил ее на пол в гостиной, она расстегнула его рубашку, стянула с плеч, но он уже снова целовал ее. Она почувствовала, как он возится с брюками.
Его член коснулся ее, словно нащупывая дорогу, и почти мгновенно оказался внутри, заполняя ее. Она приняла тяжесть его тела с радостью, крепче сжимая его ногами. Эта тяжесть оказалась удивительно желанной. Из ее груди вырывались странные звуки, она смеялась и плакала.
Дин поцелуями осушил слезы на ее щеках, обхватил ее голову руками и прижался лбом к ее лбу, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, они делили дыхание и наивысшую близость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107