— Какого рода условие?
— Я передам его в ваши руки только мертвого.
— Не беда, только бы он оказался в наших руках.
— Решено. Как вы говорили, четыреста тысяч франков; половина выдается вместо задатка.
— За этим дело не станет; вся сумма в моих чемоданах. Сегодня же вечером я рассчитаюсь с вами.
— Очень хорошо… Но вы не торопитесь?
— Нисколько.
— Я почти знаю, где находится этот человек. Признаюсь вам, я даже не догадывался о той гнусной роли, которую он взял на себя; я чувствую к нему какое-то отвращение. Мы с ним уже встречались случайно несколько раз.
— Неужели?
— Известное дело, в прериях все люди поневоле перезнакомятся между собой. Но я боюсь, как бы не допустить ошибки в таком важном деле, и потому желаю, чтобы вы сами присутствовали при том, когда мы захватим его в свои руки. Притом, по правилам именно так и следует поступать.
— Гм! Опять странствовать по прериям. Я и так устал, — возразил дипломат, явно смущенный.
— Об этом не беспокойтесь; оставайтесь здесь отдыхать, а я даю слово доставить его вам живым. Но вы понимаете, что я не желаю ошибиться в таком деле.
— Хорошо, я согласен. Когда же вы вручите его мне?
— Не пройдет и недели, как он будет ваш.
— Можно надеяться на ваше слово?
— Клянусь честью, что в указанное время вы будете с ним лицом к лицу.
— Решено; заранее благодарю.
— Не за что, — ответил атаман с насмешливой улыбкой, к счастью незамеченной его собеседником.
ГЛАВА XIX. Том Митчелл является в необыкновенном виде
Вечером того же дня, около половины десятого, атаман сидел напротив капитана Пьера Дюрана за столом, уставленном блюдами, тарелками и пустыми бутылками, доказывавшими аппетит собеседников и их мощное нападение на предложенные яства для утоления голода.
Оба курили отличные сигары, прихлебывая, как истые гастрономы, горячий кофе из японских чашек; перед ними было расставлено несколько бутылок с отборнейшими ликерами.
Они достигли того предела, который так высоко и справедливо ценится всеми первоклассными знатоками по желудочной части: когда дух на лету и мозг на раздолье от питательных соков и благородных возлияний витают в области чарующей мечты как ни попало, но с упоительным наслаждением.
Прошло около четверти часа, а собственники все молчали, не обмолвившись ни единым словом.
Наконец атаман первым прервал молчание:
— Итак, любезный капитан, вам уже известно, что через полчаса я вам изменю: мне придется встать из-за стола и отправиться по своим делам.
— И верить не хочу, — отвечал тот рассеянно.
— Однако это непреложная истина, к моему крайнему сожалению; но, вероятно, вы знаете лучше всякого другого, что дело превыше безделья.
— Конечно; но я не имею намерения мешать вам в деле.
— Так о чем же тогда вы говорите?
— А о том, что вы не измените мне и не расстанетесь со мной.
— Но, как мне кажется…
— Вы ошибаетесь.
— Однако, если я уезжаю отсюда…
— Так что же? Вы уезжаете, а я с вами — понятно ли?
— Но скакать ночью сломя голову…
— Ночью или днем, какая разница! Я моряк; как не передвигайся, мне все равно, только бы двигаться. Кроме того, мы с вами старые знакомые — не так ли? Ведь я знаю, какого рода коммерцией вы занимаетесь, следовательно, меня ничем удивить нельзя. Признаюсь вам, я страшно скучаю здесь, не зная, за какое дело взяться; кроме того, мне будет очень приятно посмотреть, каким образом совершаются флибустьерские экспедиции.
Все это было сказано с такой добродушной шутливостью, что обижаться было никак нельзя. Атаман улыбнулся.
— Только ваше предвидение обманет вас на этот раз.
— Каким образом?
— Я отправляюсь не похищать, а возвращать.
— Вы?
— Да. Один раз — не вечный указ.
— Правда, но этот раз, по-моему, еще забавнее, и вы возбуждаете во мне неумеренное желание присутствовать при таком благочестивом деянии.
— Но…
— Нет, пожалуйста, без «но». Помните, что я бретонец, следовательно, упрям за трех ослов. Раз я что забрал себе в голову, так уж нипочем не отстану, если только вы не откажете мне наотрез, сказав, что мое желание вам неприятно.
— Мне и в голову этого не приходило.
— Так за чем же дело стало? Вы согласны принять меня спутником?
— Делать нечего. Как прикажете сопротивляться такому упрямцу?
— Что за очаровательный человек! Итак, решено, я ни на шаг от вас.
— Только с одним условием.
— Посмотрим, что за условие?
— Воспользуйтесь оставшимися минутами, чтобы загримироваться и совершенно преобразиться — так, чтобы никто не мог вас узнать.
— К чему это условие в такой глуши, где никто кроме вас меня не знает?
— А уж это мой секрет. Согласны вы или нет?
— Еще бы!
— Ну, вон там вы найдете все необходимое.
— Благодарю, — сказал капитан, вставая.
— Еще одно.
— Как! И второе условие?
— Да.
— Ну, продолжайте, я не пропущу ни одного слова, — ответил капитан с удивительным хладнокровием и, не теряя ни минуты, принялся за свое преобразование.
— На случай, если судьба сведет вас со знакомыми, вы должны сохранять свое инкогнито даже и тогда, если бы среди них увидели вашего любезного друга, за которым и погнались сюда.
Капитан, окрасивший себе брови черной, как смола, краской, принялся было и за бороду, но при последних словах отшатнулся.
— Как! И он там будет? — спросил он с волнением.
— Я не говорю, что это будет наверняка; вероятнее даже, что его не будет, но я хочу сам руководить этим делом.
— Гм!
— Что же, вы согласны?
— Скажу по-вашему: делать нечего.
— Даете слово?
— Клянусь честью, я верю вам.
— Благодарю и не обману вашего доверия… Поторопитесь, я жду вас.
— Еще несколько минут, и все кончено.
Переделав свое лицо, так что оно сделалось неузнаваемым, капитан снял свою одежду и надел другую, которая придала ему вид колониста на мексиканских границах.
— На каких языках вы говорите?
— Почти на всех с одинаковой беглостью, как на французском, особенно же по-английски и по-испански.
— Очень хорошо. Во время нашей экспедиции вас будут звать дон Хосе Ромеро.
— Дон Хосе Ромеро — не забуду.
— Вы — капитан испанского флота и удалились в эти края вследствие несчастной дуэли.
— Прекрасно!
— Не забудьте прилично вооружиться. Рекомендую вам это оружие — отличная рапира. Захватите также длинный нож и спрячьте его в правый сапог. Верхом ездить умеете?
— Как кентавр.
— Вот и отлично! Не забудьте этих пистолетов и ружья.
— О! Да у вас тут настоящий арсенал.
— Действительно, но здесь нельзя иначе путешествовать.
— На войну, так на войну! Ну, вот я и готов.
— Покончили?
— Как вы находите меня?
— Невозможно узнать; любой обманется. Вы обладаете настоящим талантом! Преобразились во всем, даже голос иной.
— Да ведь это и есть главное. Теперь позвольте еще одно слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69