Худой и длинный, как шест, он гордо стоял перед графом, покручивая громадные нафабренные усы а ля Генрих III. Его сильно поношенный, измятый, выцветший костюм говорил о том, что этот человек знаком с нуждой или же, что, впрочем, мало вероятно, презирает блага мира сего. На его плечах печально болтались, свесившись вниз, полинявшие желтые ленты, а растрепанное перо на шляпе с выгнутыми полями спускалось на нос, очень сильно напоминавший клюв хищной птицы.
Одним словом, обладатель этого несимпатичного лица, гордо драпирующийся в лохмотья, казался одним из трех бродяг, с которыми не особенно приятно бывает встретиться в глухом уголке леса.
Видя, что граф де Виллье остановился, странный субъект снял шляпу, что ему, надо заметить, удалось сделать не сразу, — поля его головного убора были истрепаны сильнее, чем дырявые подошвы его сапог. Сняв шляпу, незнакомец раскланялся самым вежливым образом.
Граф с первого же взгляда безошибочно определил, к какому разряду людей принадлежал его странный собеседник; отчасти поэтому он не дал себе труда отвечать на крайне вежливый поклон бродяги и бесцеремонно спросил его:
— Вы разве не слышали, как в меня стреляли, милостивый государь?
— О каких это выстрелах изволите вы говорить? — вопросом на вопрос ответил незнакомец.
— Три выстрела из ружья, черт возьми!
Говоря таким образом, Луи де Виллье в то же время осматривал, не скрыто ли под платьем у стоявшего перед ним субъекта огнестрельное оружие, потому что он почти инстинктивно чувствовал в нем врага.
— Я не слышал свиста пуль, о которых вы говорите, милостивый государь, — отвечал грубо незнакомец, — точно так же, как и не заметил, чтобы вы изволили ответить на мое вежливое приветствие.
Граф закусил губы; он хотел было уже поднять руку на говорившего с ним таким тоном субъекта, но, подумав, решил не делать этого.
Он хотел сначала убедиться, что не ошибся и что этот тощий бродяга был в числе бандитов, подосланных убить его, и, вместо того, чтобы грубо оборвать нахала, снял шляпу и вежливо поклонился ему, в свою очередь.
— Прошу извинить меня, милостивый государь, — сказал он при этом самым любезным тоном, — поверьте мне, что я теперь и сам очень жалею о том, что позволил себе нарушить установленные обычаем правила вежливости, и, как видите, спешу исправить свою ошибку.
— Довольно, — отвечал незнакомец, таким тоном, что ему мог бы позавидовать любой гранд времен Карла V.
— Нет, не довольно.
— А!
— Да.
— Что же вам угодно от меня, милостивый государь?
— Мне угодно знать, почему вы не потрудились потревожить свою особу, зная, что тут стреляют в христианина, как в дикого зверя?
— Я мог бы отвечать вам на это, — сказал неизвестный, видимо, глумясь, — что я магометанин и, следовательно, мне нет никакого дела до собаки-христианина, но я уклонился бы от истины, хотя, говоря между нами, я и сам хорошенько не знаю, к какой религии я, собственно, принадлежу, и в этом случае я ни на одну минуту не уклоняюсь от истины.
— Другими словами, вы не имеете намерения лгать?
— Именно, — отвечал плут с неподражаемым апломбом.
— Я слушаю вас. Объяснитесь.
— Милостивый государь, единственная и притом, заметьте себе, самая основательная причина, которую я могу привести вам, заключается в следующем…
— Ваша трусость? — перебил его спокойно граф.
— Не совсем так, — возразил не менее спокойно его собеседник. — Я читал, милостивый государь.
— А! Вы занимались чтением? Значит, вы умеете читать?
— Благодаря прекрасному воспитанию, которое мои родители — упокой, Господи, их души в селении праведных! — дали мне в самом нежном возрасте.
Офицер едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в глаза этому необыкновенному человеку, дважды оскорбленному им и, тем не менее, как ни в чем ни бывало с улыбкой на губах продолжавшему разговаривать с ним. Но он решил идти до конца и совершенно серьезно продолжал вести разговор.
— Что же могло вас так сильно заинтересовать, если позволите спросить?
— Вот что, милостивый государь, — отвечал незнакомец, любезно подавая ему книгу, которую он держал в руке.
— Основы философии?
— Декарта.
— Вы занимаетесь философией?
— Немного.
— Вовсе нет, — возразил со смехом офицер. Луи де Виллье начинал думать, что имеет дело с сумасшедшим.
— Это может объяснить вам, милостивый государь, — продолжал незнакомец, — почему я ничего не слышал, и что для того, чтобы оторвать меня от такой интересной книги, нужно было чуть не раздавить меня, хотя и деликатно, как это вы изволили проделать сейчас.
«Что же это такое? — подумал офицер, — ссора? Нет, но мы еще дойдем до нее. Но если так, то я ему дал уже на это повод давным-давно, ради чего же он тянет так долго?» А затем проговорил вслух:
— Милостивый государь, я должен вам признаться, что меня приводит в полное отчаяние.
— Что именно?
— Моя неловкость.
Незнакомец, поглаживая рукоятку огромной рапиры, которая цеплялась ему за шпоры, взглянул с некоторым изумлением на графа.
Он не ожидал такой любезности и выдержки от пылкого офицера.
— Итак, милостивый государь, вы извиняетесь?
— Черт возьми!
— Черт возьми! Да, или черт возьми! Нет?
— Черт возьми! Да!
— Извиняетесь самым настоящим образом?
— Самым настоящим, — отвечал Луи де Виллье, решив, несмотря на свое нетерпение, довести до конца эту комедию.
— А!
— Могу вас уверить.
Поклонник Декарта, видимо, как будто смутился. Такая кротость поставила его в тупик. Наконец, он разразился громким хохотом.
Граф молча смотрел на него.
— Черт возьми! — торжественно проговорил затем лесной браво. — Вам, милостивый государь, по-видимому, пришла охота потешаться надо мною!
— Никоим образом, — отвечал граф.
— Уверяю вас, что да.
— А я клянусь вам, что нет.
— Вы меня оскорбили, клянусь честью! Знаете ли вы, милостивый государь, что сыну моего отца в первый раз в его жизни наносят такое оскорбление?
— А, наконец-то, мы договорились!
— Милостивый государь, — продолжал браво, гордо выпрямляясь, — знаете ли вы, что меня зовут дон Паламед.
— Прекрасное имя!
— Бернардо де Бивар и Карпио.
— Вы ведете свой род от Сида? — спросил, насмешливо кланяясь, граф.
— Идальго с головы до ног!
— Я нисколько и не думаю сомневаться в этом, черт возьми!
— В настоящее время я состою на службе капитаном.
— А в каком полку? Благоволите сказать.
— В каком полку?.. А знаете, что я вам скажу? — перебил самого себя незнакомец, покручивая усы, — по-моему, вы слишком любопытны!
— Я любопытен?!
— Разумеется. Вы уже чуть ли не целый час забрасываете меня самыми нелепыми вопросами.
— Я?..
— Да, вы!
— Позвольте мне, дон Паламед… Надеюсь, вы разрешите мне не повторять все остальные ваши имена, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Одним словом, обладатель этого несимпатичного лица, гордо драпирующийся в лохмотья, казался одним из трех бродяг, с которыми не особенно приятно бывает встретиться в глухом уголке леса.
Видя, что граф де Виллье остановился, странный субъект снял шляпу, что ему, надо заметить, удалось сделать не сразу, — поля его головного убора были истрепаны сильнее, чем дырявые подошвы его сапог. Сняв шляпу, незнакомец раскланялся самым вежливым образом.
Граф с первого же взгляда безошибочно определил, к какому разряду людей принадлежал его странный собеседник; отчасти поэтому он не дал себе труда отвечать на крайне вежливый поклон бродяги и бесцеремонно спросил его:
— Вы разве не слышали, как в меня стреляли, милостивый государь?
— О каких это выстрелах изволите вы говорить? — вопросом на вопрос ответил незнакомец.
— Три выстрела из ружья, черт возьми!
Говоря таким образом, Луи де Виллье в то же время осматривал, не скрыто ли под платьем у стоявшего перед ним субъекта огнестрельное оружие, потому что он почти инстинктивно чувствовал в нем врага.
— Я не слышал свиста пуль, о которых вы говорите, милостивый государь, — отвечал грубо незнакомец, — точно так же, как и не заметил, чтобы вы изволили ответить на мое вежливое приветствие.
Граф закусил губы; он хотел было уже поднять руку на говорившего с ним таким тоном субъекта, но, подумав, решил не делать этого.
Он хотел сначала убедиться, что не ошибся и что этот тощий бродяга был в числе бандитов, подосланных убить его, и, вместо того, чтобы грубо оборвать нахала, снял шляпу и вежливо поклонился ему, в свою очередь.
— Прошу извинить меня, милостивый государь, — сказал он при этом самым любезным тоном, — поверьте мне, что я теперь и сам очень жалею о том, что позволил себе нарушить установленные обычаем правила вежливости, и, как видите, спешу исправить свою ошибку.
— Довольно, — отвечал незнакомец, таким тоном, что ему мог бы позавидовать любой гранд времен Карла V.
— Нет, не довольно.
— А!
— Да.
— Что же вам угодно от меня, милостивый государь?
— Мне угодно знать, почему вы не потрудились потревожить свою особу, зная, что тут стреляют в христианина, как в дикого зверя?
— Я мог бы отвечать вам на это, — сказал неизвестный, видимо, глумясь, — что я магометанин и, следовательно, мне нет никакого дела до собаки-христианина, но я уклонился бы от истины, хотя, говоря между нами, я и сам хорошенько не знаю, к какой религии я, собственно, принадлежу, и в этом случае я ни на одну минуту не уклоняюсь от истины.
— Другими словами, вы не имеете намерения лгать?
— Именно, — отвечал плут с неподражаемым апломбом.
— Я слушаю вас. Объяснитесь.
— Милостивый государь, единственная и притом, заметьте себе, самая основательная причина, которую я могу привести вам, заключается в следующем…
— Ваша трусость? — перебил его спокойно граф.
— Не совсем так, — возразил не менее спокойно его собеседник. — Я читал, милостивый государь.
— А! Вы занимались чтением? Значит, вы умеете читать?
— Благодаря прекрасному воспитанию, которое мои родители — упокой, Господи, их души в селении праведных! — дали мне в самом нежном возрасте.
Офицер едва сдерживался, чтобы не расхохотаться в глаза этому необыкновенному человеку, дважды оскорбленному им и, тем не менее, как ни в чем ни бывало с улыбкой на губах продолжавшему разговаривать с ним. Но он решил идти до конца и совершенно серьезно продолжал вести разговор.
— Что же могло вас так сильно заинтересовать, если позволите спросить?
— Вот что, милостивый государь, — отвечал незнакомец, любезно подавая ему книгу, которую он держал в руке.
— Основы философии?
— Декарта.
— Вы занимаетесь философией?
— Немного.
— Вовсе нет, — возразил со смехом офицер. Луи де Виллье начинал думать, что имеет дело с сумасшедшим.
— Это может объяснить вам, милостивый государь, — продолжал незнакомец, — почему я ничего не слышал, и что для того, чтобы оторвать меня от такой интересной книги, нужно было чуть не раздавить меня, хотя и деликатно, как это вы изволили проделать сейчас.
«Что же это такое? — подумал офицер, — ссора? Нет, но мы еще дойдем до нее. Но если так, то я ему дал уже на это повод давным-давно, ради чего же он тянет так долго?» А затем проговорил вслух:
— Милостивый государь, я должен вам признаться, что меня приводит в полное отчаяние.
— Что именно?
— Моя неловкость.
Незнакомец, поглаживая рукоятку огромной рапиры, которая цеплялась ему за шпоры, взглянул с некоторым изумлением на графа.
Он не ожидал такой любезности и выдержки от пылкого офицера.
— Итак, милостивый государь, вы извиняетесь?
— Черт возьми!
— Черт возьми! Да, или черт возьми! Нет?
— Черт возьми! Да!
— Извиняетесь самым настоящим образом?
— Самым настоящим, — отвечал Луи де Виллье, решив, несмотря на свое нетерпение, довести до конца эту комедию.
— А!
— Могу вас уверить.
Поклонник Декарта, видимо, как будто смутился. Такая кротость поставила его в тупик. Наконец, он разразился громким хохотом.
Граф молча смотрел на него.
— Черт возьми! — торжественно проговорил затем лесной браво. — Вам, милостивый государь, по-видимому, пришла охота потешаться надо мною!
— Никоим образом, — отвечал граф.
— Уверяю вас, что да.
— А я клянусь вам, что нет.
— Вы меня оскорбили, клянусь честью! Знаете ли вы, милостивый государь, что сыну моего отца в первый раз в его жизни наносят такое оскорбление?
— А, наконец-то, мы договорились!
— Милостивый государь, — продолжал браво, гордо выпрямляясь, — знаете ли вы, что меня зовут дон Паламед.
— Прекрасное имя!
— Бернардо де Бивар и Карпио.
— Вы ведете свой род от Сида? — спросил, насмешливо кланяясь, граф.
— Идальго с головы до ног!
— Я нисколько и не думаю сомневаться в этом, черт возьми!
— В настоящее время я состою на службе капитаном.
— А в каком полку? Благоволите сказать.
— В каком полку?.. А знаете, что я вам скажу? — перебил самого себя незнакомец, покручивая усы, — по-моему, вы слишком любопытны!
— Я любопытен?!
— Разумеется. Вы уже чуть ли не целый час забрасываете меня самыми нелепыми вопросами.
— Я?..
— Да, вы!
— Позвольте мне, дон Паламед… Надеюсь, вы разрешите мне не повторять все остальные ваши имена, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53