При этом у него были очень красивые черты лица. Греческий нос, задумчивые и меланхоличные глаза и тонкие губы над резко очерченным подбородком говорили о твердом, решительном характере английского майора и невольно обращали на него внимание тех, кому приходилось иметь с ним дело. Он внушал к себе уважение с первого же взгляда.
На нем ловко сидел военный мундир, и, несмотря на его молодые годы, в нем сразу виден был начальник отряда, расположившегося в гуронской деревушке.
Полнейший контраст с ним представлял прапорщик Уард.
Это был солдат в полном смысле этого слова. Высокий, сухощавый, хладнокровный и неустрашимый, как его шпага, он обладал всеми качествами, необходимыми для исполнительного офицера.
Для полной характеристики этого офицера необходимо прибавить еще следующее.
Прапорщик Уард, набитый, как и все европейцы того времени, глупыми предрассудками о расах и кастах, чувствовал себя глубоко униженным и посрамленным благодаря тому, что состоял под начальством майора Вашингтона. Он негодовал не только потому, что ему, пятидесятилетнему человеку, приходится повиноваться двадцатидвухлетнему юноше, но еще и потому, что он — англичанин, состоял под командой креола — факт неслыханный со времени основания английских колоний в Америке.
Все это, вместе взятое, составляло срам и стыд для прапорщика Уарда. Несмотря на все старания, он не мог скрыть удара, нанесенного его гордости и тщеславию.
Попав в плен к французам при взятии ими Маленького форта, выстроенного на берегу Огио, он был отведен в форт
Дюкэн, где и содержался пленником под честное слово. Но, благодаря установившемуся образу действий англичан в Америке, он и не думал вовсе о том, что обязан сдержать данное им обещание.
Ровно восемь дней тому назад он бежал из форта и присоединился к английскому отряду, мечтая об отмщении за поражение, нанесенное ему и его солдатам.
Его дурное расположение духа увеличивалось еще вследствие укоров совести — хотя прапорщик Уард и был сыном Альбиона, но тем не менее у него была и совесть.
Уард только и думал о той минуте, когда ему представится случай жестоко отомстить за все, что ему, по его мнению, пришлось вынести во время сорокавосьмидневного плена, когда он пользовался свободой только на словах.
Но французы — такие жестокие и неумолимые враги Англии!
Оканчивая ужин, прапорщик, по крайней мере, в двадцатый раз рассказывал своему начальнику о перенесенных им притеснениях во время нахождения в плену и о том, каким опасностям он подвергался во время бегства по пустыне.
Майор Вашингтон, по-видимому, с глубоким вниманием слушал его, хотя чуть заметная улыбка по временам и подергивала углы его губ. Прапорщик, в пылу своего рассказа даже и не подозревал, что за этим притворным вниманием скрывалась ни перед чем не останавливающаяся воля.
Если бы молодой офицер не имел основательной причины слушать болтовню старого вояки, он давным-давно бы отделался от него под каким-нибудь предлогом.
Когда Уард окончил, наконец, свое повествование, начальник дал ему время подумать о пережитых им несчастьях.
— Итак, сэр, — холодно сказал наконец Вашингтон, — вам пришлось немало страдать по вине французов?
— Да, господин майор, — отвечал пылко прапорщик, — очень много!
— И вы злы за это на них?
— Как и каждый настоящий англичанин.
Сардоническая улыбка снова появилась на устах молодого офицера. Может быть, он думал в эту минуту про себя, что если англичане считают себя вправе ненавидеть французов, то американцы, со своей стороны, имеют также полное право ненавидеть англичан.
Старый прапорщик, между тем, продолжал:
— Я поклялся в непримиримой ненависти к этим проклятым любителям супа и надеюсь исполнить свою клятву на днях.
— Когда? — спросил Вашингтон, не изменяя своего равнодушного тона.
— Черт возьми! Как только будет объявлена война.
— Что вы сказали, мистер Уард?
— Я говорю: как только война…
Молодой человек не дал докончить фразу Уарду, совершенно сбитому с толку восклицанием своего начальника, и прапорщик тщетно ломал себе голову: какую глупость мог он сказать.
— Да разве не объявлена еще война между Францией и Англией? — с прекрасно разыгранным удивлением спросил Вашингтон.
— Насколько я знаю, пока еще нет, — пробормотал Уард, — и я не понимаю, каким образом в мирное время или, по крайней мере, во время перемирия я буду иметь возможность…
— Мирное время, сэр, это дело совсем другое… но теперь у нас война в полном разгаре!
— Война в полном разгаре?!
— Конечно.
— Вот так штука! Клянусь честью! Значит, все это произошло в то время, пока я рыскал по лесам… Вы простите меня, я ровно ничего не знал о настоящем положении дел.
— Я извиняю вас; хотя совершенно не понимаю вашего неведения и удивления.
— Итак, война объявлена?
— Да.
Уард весело потер себе руки.
Начальник смотрел на него одним уголком глаза. Он раздумывал с минуту, затем с неуловимым оттенком иронии в голосе продолжал.
— Любезный прапорщик, — сказал он, — я с сожалением вижу, что у вас совсем нет памяти.
— Я, майор, ничего не забываю… из того, что я знаю, — отвечал Уард, самолюбие которого было сильно задето этими словами.
— Этого недостаточно, — продолжал Вашингтон в том же тоне. — Нужно уметь угадывать и то, что вам неизвестно.
— Но я вас не понимаю, майор.
— Зачем мы здесь?
— Зачем?
— Да.
— Клянусь моею душой и совестью, майор, я этого не знаю.
— Не может быть.
— Клянусь честью, я говорю правду!
Вы не понимаете меня, мистер Уард, только потому, что
не желаете меня понять, — сказал молодой человек с плохо скрытою досадой.
— Я смиренно прошу у вас в этом прощения, сэр, но привсем моем желании не могу понять ваших слов — вы слишком высокого мнения о моей прозорливости.
— В таком случае я вам все сейчас объясню. Прапорщик Уард с любопытством вытаращил глаза и вытянул шею.
— Надеюсь, вы согласитесь со мною, мистер Уард, что мы находимся на французской территории?
— В этом не может быть ни малейшего сомнения.
— Хорошо. Теперь скажите мне, каким образом попали мы сюда — по приглашению или же вторглись сами, рассчитывая на свою силу?
— Но… — колебался старый офицер.
— Я жду вашего ответа.
— Мне кажется, что нас не приглашали…
— И вы совершенно правы. Затем, не делали ли мы несколько времени тому назад попытку построить форт на Огио и прочно водвориться там?
— Это тем более верно, что командование над этим фортом вы поручили мне.
— Французы напали на вас?
— Да, майор.
— Уничтожили ваш форт?
— Совершенно.
— И взяли в плен вас и бывших с вами солдат?
— Я не могу отрицать этого.
— Ну? — холодно спросил Вашингтон.
— Очевидно, что… — отвечал смущенно Уард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
На нем ловко сидел военный мундир, и, несмотря на его молодые годы, в нем сразу виден был начальник отряда, расположившегося в гуронской деревушке.
Полнейший контраст с ним представлял прапорщик Уард.
Это был солдат в полном смысле этого слова. Высокий, сухощавый, хладнокровный и неустрашимый, как его шпага, он обладал всеми качествами, необходимыми для исполнительного офицера.
Для полной характеристики этого офицера необходимо прибавить еще следующее.
Прапорщик Уард, набитый, как и все европейцы того времени, глупыми предрассудками о расах и кастах, чувствовал себя глубоко униженным и посрамленным благодаря тому, что состоял под начальством майора Вашингтона. Он негодовал не только потому, что ему, пятидесятилетнему человеку, приходится повиноваться двадцатидвухлетнему юноше, но еще и потому, что он — англичанин, состоял под командой креола — факт неслыханный со времени основания английских колоний в Америке.
Все это, вместе взятое, составляло срам и стыд для прапорщика Уарда. Несмотря на все старания, он не мог скрыть удара, нанесенного его гордости и тщеславию.
Попав в плен к французам при взятии ими Маленького форта, выстроенного на берегу Огио, он был отведен в форт
Дюкэн, где и содержался пленником под честное слово. Но, благодаря установившемуся образу действий англичан в Америке, он и не думал вовсе о том, что обязан сдержать данное им обещание.
Ровно восемь дней тому назад он бежал из форта и присоединился к английскому отряду, мечтая об отмщении за поражение, нанесенное ему и его солдатам.
Его дурное расположение духа увеличивалось еще вследствие укоров совести — хотя прапорщик Уард и был сыном Альбиона, но тем не менее у него была и совесть.
Уард только и думал о той минуте, когда ему представится случай жестоко отомстить за все, что ему, по его мнению, пришлось вынести во время сорокавосьмидневного плена, когда он пользовался свободой только на словах.
Но французы — такие жестокие и неумолимые враги Англии!
Оканчивая ужин, прапорщик, по крайней мере, в двадцатый раз рассказывал своему начальнику о перенесенных им притеснениях во время нахождения в плену и о том, каким опасностям он подвергался во время бегства по пустыне.
Майор Вашингтон, по-видимому, с глубоким вниманием слушал его, хотя чуть заметная улыбка по временам и подергивала углы его губ. Прапорщик, в пылу своего рассказа даже и не подозревал, что за этим притворным вниманием скрывалась ни перед чем не останавливающаяся воля.
Если бы молодой офицер не имел основательной причины слушать болтовню старого вояки, он давным-давно бы отделался от него под каким-нибудь предлогом.
Когда Уард окончил, наконец, свое повествование, начальник дал ему время подумать о пережитых им несчастьях.
— Итак, сэр, — холодно сказал наконец Вашингтон, — вам пришлось немало страдать по вине французов?
— Да, господин майор, — отвечал пылко прапорщик, — очень много!
— И вы злы за это на них?
— Как и каждый настоящий англичанин.
Сардоническая улыбка снова появилась на устах молодого офицера. Может быть, он думал в эту минуту про себя, что если англичане считают себя вправе ненавидеть французов, то американцы, со своей стороны, имеют также полное право ненавидеть англичан.
Старый прапорщик, между тем, продолжал:
— Я поклялся в непримиримой ненависти к этим проклятым любителям супа и надеюсь исполнить свою клятву на днях.
— Когда? — спросил Вашингтон, не изменяя своего равнодушного тона.
— Черт возьми! Как только будет объявлена война.
— Что вы сказали, мистер Уард?
— Я говорю: как только война…
Молодой человек не дал докончить фразу Уарду, совершенно сбитому с толку восклицанием своего начальника, и прапорщик тщетно ломал себе голову: какую глупость мог он сказать.
— Да разве не объявлена еще война между Францией и Англией? — с прекрасно разыгранным удивлением спросил Вашингтон.
— Насколько я знаю, пока еще нет, — пробормотал Уард, — и я не понимаю, каким образом в мирное время или, по крайней мере, во время перемирия я буду иметь возможность…
— Мирное время, сэр, это дело совсем другое… но теперь у нас война в полном разгаре!
— Война в полном разгаре?!
— Конечно.
— Вот так штука! Клянусь честью! Значит, все это произошло в то время, пока я рыскал по лесам… Вы простите меня, я ровно ничего не знал о настоящем положении дел.
— Я извиняю вас; хотя совершенно не понимаю вашего неведения и удивления.
— Итак, война объявлена?
— Да.
Уард весело потер себе руки.
Начальник смотрел на него одним уголком глаза. Он раздумывал с минуту, затем с неуловимым оттенком иронии в голосе продолжал.
— Любезный прапорщик, — сказал он, — я с сожалением вижу, что у вас совсем нет памяти.
— Я, майор, ничего не забываю… из того, что я знаю, — отвечал Уард, самолюбие которого было сильно задето этими словами.
— Этого недостаточно, — продолжал Вашингтон в том же тоне. — Нужно уметь угадывать и то, что вам неизвестно.
— Но я вас не понимаю, майор.
— Зачем мы здесь?
— Зачем?
— Да.
— Клянусь моею душой и совестью, майор, я этого не знаю.
— Не может быть.
— Клянусь честью, я говорю правду!
Вы не понимаете меня, мистер Уард, только потому, что
не желаете меня понять, — сказал молодой человек с плохо скрытою досадой.
— Я смиренно прошу у вас в этом прощения, сэр, но привсем моем желании не могу понять ваших слов — вы слишком высокого мнения о моей прозорливости.
— В таком случае я вам все сейчас объясню. Прапорщик Уард с любопытством вытаращил глаза и вытянул шею.
— Надеюсь, вы согласитесь со мною, мистер Уард, что мы находимся на французской территории?
— В этом не может быть ни малейшего сомнения.
— Хорошо. Теперь скажите мне, каким образом попали мы сюда — по приглашению или же вторглись сами, рассчитывая на свою силу?
— Но… — колебался старый офицер.
— Я жду вашего ответа.
— Мне кажется, что нас не приглашали…
— И вы совершенно правы. Затем, не делали ли мы несколько времени тому назад попытку построить форт на Огио и прочно водвориться там?
— Это тем более верно, что командование над этим фортом вы поручили мне.
— Французы напали на вас?
— Да, майор.
— Уничтожили ваш форт?
— Совершенно.
— И взяли в плен вас и бывших с вами солдат?
— Я не могу отрицать этого.
— Ну? — холодно спросил Вашингтон.
— Очевидно, что… — отвечал смущенно Уард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53