ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

!
Чем руководствовался этот удивительный человек, совершая это неслыханное деяние?
Неразгаданная тайна окутывала всю жизнь этого человека, представлявшую из себя самое удивительное сцепление самых странных событий, и этот поступок так же трудно объясним, как и все, что ни делал Белый Охотник За Скальпами.
Глава XVI. ЗАГОВОРЩИКИ
Оставим теперь на время границы Техаса и земель, принадлежащих индейцам, где до сих пор происходили события, составляющие предмет нашего рассказа, и пусть воображение наше одним гигантским прыжком перенесет нас за двести миль оттуда. Пусть читатель представит себя вместе с нами в городе Гальвестоне, в самом сердце Техаса, четыре месяца спустя после того, что описано в предыдущей главе.
В то время, к которому относится наш рассказ, Гальвестон, в котором генерал Лаллиман хотел основать колонию-убежище — осуществить высокую мечту своего благородного разбитого сердца — еще далеко не достиг своего современного промышленного развития. Оно явилось впоследствии, благодаря непрерывному притоку эмигрантов и предприимчивости американцев, выходцев из Новой Англии. Мы будем, следовательно, описывать его в том виде, в каком застали его во время нашего пребывания в Америке.
Гальвестон стоит на берегу Мексиканского залива, он построен на песчаном острове Сен-Луи, которым почти совсем запирается устье Рио-Тринидад.
В наше время домики в нем были низенькие, по большей части деревянные, окруженные садиками, полными цветущими, пахучими деревьями и кустарниками, насыщавшими воздух чудным благоуханием.
К несчастью, существовала и оборотная сторона медали, стереть или изменить которую человеческими силами было невозможно, — это климат его и характер почвы.
Удушливый зной, царящий здесь большую часть года, превращает землю в мельчайшую неосязаемую пыль. Пешеход тонет в этой пыли чуть не по колено, а при малейшем дуновении ветра она поднимается густыми тучами, затмевает солнечный свет, набивается в уши, глаза, ноздри. К этому нужно прибавить неисчислимые легионы мошкары, укусы которой причиняют страшную боль, и омерзительную воду для питья. Эта вода, не знаем как теперь, но в описываемое время собиралась на целый год во время периода дождей в огромных деревянных чанах и оставлялась там незакрытой. Можно себе представить, во что превращало эту воду горячее южное солнце и пыль, при не особенно высоких понятиях местных жителей о гигиене и городской чистоте.
Все это не только лишает жизнь в улыбающемся, окутанном зеленью, согретом солнцем городке значительной доли прелести, но и делает пребывание в нем прямо опасным, особенно для европейцев, недавно приехавших с родины.
Сами техасцы страшатся этого смертоносного климата. Богатые люди на время палящей летней жары переселяются за город, за несколько дней он принимает унылый, пустынный вид. Изредка появится на безмолвной улице одинокий пешеход, чаще всадник, но и он, держась теневой стороны, спешит поскорее домой, а то и совсем выбраться вон — туда, к высоким горам, в вольную прерию, где на просторе гуляет сухой, напитанный запахом дикой полыни, горячий ветер.
Около четырех часов дня, в то самое время, как со стороны моря начинает дуть прохладный ветер и несколько освежает застоявшуюся атмосферу города, легкая индейская пирога из коры березы отделилась от северного берега залива и поплыла по направлению к деревянной городской пристани. В лодке были три человека: двое работали широкими веслами, а третий сидел на корме.
Когда пирога остановилась, сидевший на корме быстро встал, оглянулся кругом, как бы желая удостовериться, где он находится, затем одним прыжком выскочил на деревянный помост.
Пирога тотчас же после этого отделилась от пристани и стала быстро удаляться. Ни слова не было сказано между гребцами и пассажиром, которого они привезли.
Этот пассажир, очутившись на берегу, надвинул на глаза широкополую шляпу, завернулся в свое широкое, ярких цветов, сарапе индейской работы и быстрыми шагами направился к центру города.
Через несколько минут он остановился перед довольно большим домом, окруженным содержавшимся в порядке садом. Внешность дома показывала, что хозяин его — человек по меньшей мере состоятельный.
Калитка была приотворена. Незнакомец вошел в нее и затворил изнутри; затем он уверенным шагом прошел через сад, где не встретил ни души, вошел в прихожую, повернул направо и остановился в скромно, но уютно обставленной комнате. Здесь он снял с себя сарапе и шляпу, положил то и другое на кресло, а сам бросился на длинную кушетку и с наслаждением потянулся, как человек, почувствовавший, что наконец-то после долгого и трудного пути он добрался до желанного отдыха, может расправить усталые члены и расположиться как ему угодно. Разлегшись поудобнее, он скрутил сигаретку из маисового листа, высек из кремня огонь огнивом в золотой оправе, которое он достал из кармана, и скоро исчез в облаках синеватого дыма, окружившего его словно ореолом. Откинувшись на спинку кушетки, незнакомец погрузился в то состояние, которое итальянцы называют dolce far niente, испанцы — сиеста, турки — кейф, но для которого в языках более северных, закаленных суровым климатом народов не нашлось подходящего названия по той простой причине, что подобное состояние им неведомо.
Незнакомец едва успел выкурить половину сигаретки, как в комнате появилось новое лицо. Это вновь вошедшее лицо, казалось, не замечало первого, но сделало то же самое: скинуло сарапе, растянулось на кушетке и принялось курить. Но тотчас же вслед за этим на песке садовой дорожки раздался скрип шагов третьего лица, затем четвертого, пятого, и не прошло и часа, как в комнате собралось двадцать человек. Эти двадцать человек беззаботно курили; каждый расположился, как ему казалось удобнее, но ни один из них не проронил ни слова, как будто в комнате не было других лиц, к кому можно было бы обратиться с разговором. Комната мало-помалу наполнялась густым табачным дымом, тянувшимся понемногу в открытые окна. Часы на камине наконец пробили шесть.
Не успел умолкнуть звук последнего удара, как все присутствующие, как бы по данному сигналу, бросили свои сигаретки и поднялись с такой быстротой, какой вовсе нельзя было ожидать от них за полминуты перед тем, судя по их небрежным позам. В то же время отворилась потайная дверь в стене, и на пороге появился человек.
Этот человек был высок ростом, строен и изящно сложен. По-видимому, он был еще очень молод. Бархатная черная полумаска скрывала верхнюю часть его лица. Что же касается его остального костюма, то он ничем не отличался от костюмов других собравшихся: за узко затянутый пояс из шелковых лент были заткнуты пара длинных пистолетов и кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86