как я уже вам говорил, — начал мальчик с серьезностью офицера, отдающего рапорт, — жители Маракайбо укрылись в Гибралтаре и Мериде; должен прибавить, что они были приняты самым дружелюбным образом и им был оказан прием, которого заслуживало их бедственное положение. Когда все жители разместились, дон Фернандо д'Авила, старый воин, чье имя прославилось в фландрских войнах…
— Сократи похвалы, — перебил Монбар, топнув ногой. — По-моему, этот негодяй насмехается надо мной.
Шелковинка искоса взглянул на Монбара и, увидев, что выбрал не самое удачное время для шуток, продолжил свой рапорт более серьезным тоном.
— Дон Фернандо д'Авила, — сказал он, — взял с собой четыреста солдат, к которым присоединились четыреста хорошо вооруженных жителей Гибралтара. Этот отборный отряд наскоро построил укрепления на берегу моря и сделал непроходимой дорогу к городу, а в лесу проложил другую дорогу — на случай отступления.
— Вот это дельный рассказ, мой милый, — весело произнес Монбар. — А можешь ты рассказать, как выстроены укрепления?
— Это очень легко.
— Рассказывай.
— Сначала вырыли ров глубиной в десять футов и шириной в пятнадцать футов, насыпав земли откосом со стороны города, потом за этим откосом воткнули колья, чтобы поддерживать его, и сделали амбразуры для пушек.
— А пушки поставили?
— Целых двадцать пять штук.
— Гм! — сказал Монбар, качая головой. — Трудновато будет овладеть этими укреплениями.
— Ба-а! — весело воскликнул Филипп. — Разве мы не взяли Голубиный остров?
— Это правда, но он не был так хорошо защищен. Что делают испанцы, малыш?
— Ждут вас; они уверены, что потопят нас всех.
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Да, — прибавил Филипп, смеясь, — тем более что мы неплохо плаваем. Что вы решили, адмирал?
— Отправляйтесь на свой корабль, любезный Филипп, скоро вы получите мои распоряжения.
— Итак, мы идем туда?
— Сегодня же, друг мой; вы довольны?
— Я в восторге!
— До скорого свидания. Возьмите с собой этого молодого человека.
Филипп вышел вместе с Шелковинкой.
— Теперь мы с вами остались вдвоем, — обратился юнга к Филиппу.
— Что значит вдвоем?
— Это значит, — сказал мальчик со добродушной улыбкой, — что у меня есть к вам письмо.
— Письмо ко мне? — вскричал молодой человек, вздрогнув. — Правда?
— Вот оно.
Мальчик подал ему запечатанное письмо. Филипп схватил его и прочел с безумной радостью.
— Добрая, милая Хуана! — прошептал он, покрывая письмо поцелуями. — Итак, ты видел ее, Шелковинка?
— Кого? — спросил мальчик с лукавым видом.
— Ту даму, которая мне пишет.
— Разумеется. Уж как она вас любит, капитан, да какая она прекрасная и добрая! Это она меня прислала.
— Она ничего тебе не сказала?
— Извините, она все говорила о вас. Я никогда не закончу, если стану повторять.
— Но ты знаешь, по крайней мере, где она живет?
— Еще бы, ведь я жил у нее в доме! Я без труда отыщу ее.
— Ты останешься со мной. Мы будем говорить о ней; ты мне все расскажешь, не правда ли?
— Буду очень рад, если это доставит вам удовольствие, капитан.
— Я позабочусь о тебе, ты славный мальчик.
В тот же день пушечный выстрел с адмиральского фрегата призвал все экипажи на корабли. Флибустьеры запаслись провизией, взяли с собой пленных, и флот снялся с якоря, оставив перед Маракайбо только один корабль, чтобы не допустить возвращения испанцев и обеспечить владение городом.
Донна Клара на бригантине, которой командовал Данник, в сопровождении своего верного Бирбомоно хотела следовать за экспедицией. Флибустьеры приняли это намерение с криками радости и признательности.
Переезд продолжался три дня. Наконец вдали показался город с многочисленными пригородными домами, опоясывавшими его. Монбар умолчал о сведениях, которые сообщил ему Шелковинка, и строго наказал Филиппу никому ничего не говорить, что тот позаботился исполнить. Он прекрасно понимал, как важно хранить молчание в такой серьезной экспедиции, где малейшее затруднение могло привести в уныние его товарищей, как бы храбры они ни были.
При виде мер, принятых испанцами для обороны, — затопленных водой полей, испорченных дорог, палисадов и батарей, установленных на берегу, — Береговые братья на несколько минут испытали неизвестное им доколе ощущение просто-таки панического страха, такого сильного, что Монбар понял, что все может погибнуть, если не поправить дела самым скорым образом.
Флаг, поднятый на адмиральском фрегате, тотчас созвал на военный совет всех капитанов флота и самых храбрых флибустьеров, участвовавших в экспедиции.
Когда все собрались в зале совета, Монбар встал и, прежде чем кто-нибудь успел произнести хоть слово, решительно заговорил.
— Братья, — произнес он своим звучным голосом, — я созвал вас на свой корабль, потому что с такими людьми, как вы, надо приступать прямо к делу и говорить все как есть. Я не хочу от вас скрывать, что успеху нашей экспедиции угрожают многочисленные затруднения. Испанцы, узнав о взятии Маракайбо, успели подготовиться к встрече с нами; они удалились сюда, чтобы блистательно отомстить за прошлые поражения. Их солдаты многочисленны и привыкли к войне, начальники опытны и поклялись умереть, но не сдаться. У них много пушек большого калибра и, конечно, полно снарядов. Вы видите, что я не скрываю от вас правды. Но Береговых братьев напугать нельзя, они не робеют перед препятствиями. Если испанцы так решительны, то это потому, что все их богатства спрятаны в Гибралтаре. Надо взять Гибралтар и захватить сокровища, которые нас там ждут, или потерять их вместе с жизнью. Если мы выйдем победителями — а так и будет, — посмотрите, какая драгоценная добыча нас ожидает! Почему же фортуна должна отвернуться от нас после стольких милостей? Разве я уже не командир ваш, не человек, которому дали страшное имя — Губитель? Следуйте моему примеру. Вспомните то время, когда, менее сильные, чем ныне, мы считали своих врагов только тогда, когда повергали их к нашим ногам. Так не будем же хуже, чем о нас говорят! Да, опасность велика, но и добыча достаточно богата, чтобы вознаградить наши усилия.
Эти слова, произнесенные твердо и решительно человеком, которому они доверяли больше всех, произвели на флибустьеров необыкновенное действие: в них вновь пробудились те сильные страсти, увлечение которыми в конечном счете решало их успех. Трепет гнева пробежал по рядам флибустьеров, пыл сражения, надежда на поживу засверкали в их глазах. Монбар понял, что выиграл дело и что власть его над умами товарищей по-прежнему велика.
Не желая дать остыть этой восторженности, которой польза дела требовала воспользоваться как можно скорее, он отдал приказ немедленно браться за оружие.
— Вперед, братья!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Сократи похвалы, — перебил Монбар, топнув ногой. — По-моему, этот негодяй насмехается надо мной.
Шелковинка искоса взглянул на Монбара и, увидев, что выбрал не самое удачное время для шуток, продолжил свой рапорт более серьезным тоном.
— Дон Фернандо д'Авила, — сказал он, — взял с собой четыреста солдат, к которым присоединились четыреста хорошо вооруженных жителей Гибралтара. Этот отборный отряд наскоро построил укрепления на берегу моря и сделал непроходимой дорогу к городу, а в лесу проложил другую дорогу — на случай отступления.
— Вот это дельный рассказ, мой милый, — весело произнес Монбар. — А можешь ты рассказать, как выстроены укрепления?
— Это очень легко.
— Рассказывай.
— Сначала вырыли ров глубиной в десять футов и шириной в пятнадцать футов, насыпав земли откосом со стороны города, потом за этим откосом воткнули колья, чтобы поддерживать его, и сделали амбразуры для пушек.
— А пушки поставили?
— Целых двадцать пять штук.
— Гм! — сказал Монбар, качая головой. — Трудновато будет овладеть этими укреплениями.
— Ба-а! — весело воскликнул Филипп. — Разве мы не взяли Голубиный остров?
— Это правда, но он не был так хорошо защищен. Что делают испанцы, малыш?
— Ждут вас; они уверены, что потопят нас всех.
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Да, — прибавил Филипп, смеясь, — тем более что мы неплохо плаваем. Что вы решили, адмирал?
— Отправляйтесь на свой корабль, любезный Филипп, скоро вы получите мои распоряжения.
— Итак, мы идем туда?
— Сегодня же, друг мой; вы довольны?
— Я в восторге!
— До скорого свидания. Возьмите с собой этого молодого человека.
Филипп вышел вместе с Шелковинкой.
— Теперь мы с вами остались вдвоем, — обратился юнга к Филиппу.
— Что значит вдвоем?
— Это значит, — сказал мальчик со добродушной улыбкой, — что у меня есть к вам письмо.
— Письмо ко мне? — вскричал молодой человек, вздрогнув. — Правда?
— Вот оно.
Мальчик подал ему запечатанное письмо. Филипп схватил его и прочел с безумной радостью.
— Добрая, милая Хуана! — прошептал он, покрывая письмо поцелуями. — Итак, ты видел ее, Шелковинка?
— Кого? — спросил мальчик с лукавым видом.
— Ту даму, которая мне пишет.
— Разумеется. Уж как она вас любит, капитан, да какая она прекрасная и добрая! Это она меня прислала.
— Она ничего тебе не сказала?
— Извините, она все говорила о вас. Я никогда не закончу, если стану повторять.
— Но ты знаешь, по крайней мере, где она живет?
— Еще бы, ведь я жил у нее в доме! Я без труда отыщу ее.
— Ты останешься со мной. Мы будем говорить о ней; ты мне все расскажешь, не правда ли?
— Буду очень рад, если это доставит вам удовольствие, капитан.
— Я позабочусь о тебе, ты славный мальчик.
В тот же день пушечный выстрел с адмиральского фрегата призвал все экипажи на корабли. Флибустьеры запаслись провизией, взяли с собой пленных, и флот снялся с якоря, оставив перед Маракайбо только один корабль, чтобы не допустить возвращения испанцев и обеспечить владение городом.
Донна Клара на бригантине, которой командовал Данник, в сопровождении своего верного Бирбомоно хотела следовать за экспедицией. Флибустьеры приняли это намерение с криками радости и признательности.
Переезд продолжался три дня. Наконец вдали показался город с многочисленными пригородными домами, опоясывавшими его. Монбар умолчал о сведениях, которые сообщил ему Шелковинка, и строго наказал Филиппу никому ничего не говорить, что тот позаботился исполнить. Он прекрасно понимал, как важно хранить молчание в такой серьезной экспедиции, где малейшее затруднение могло привести в уныние его товарищей, как бы храбры они ни были.
При виде мер, принятых испанцами для обороны, — затопленных водой полей, испорченных дорог, палисадов и батарей, установленных на берегу, — Береговые братья на несколько минут испытали неизвестное им доколе ощущение просто-таки панического страха, такого сильного, что Монбар понял, что все может погибнуть, если не поправить дела самым скорым образом.
Флаг, поднятый на адмиральском фрегате, тотчас созвал на военный совет всех капитанов флота и самых храбрых флибустьеров, участвовавших в экспедиции.
Когда все собрались в зале совета, Монбар встал и, прежде чем кто-нибудь успел произнести хоть слово, решительно заговорил.
— Братья, — произнес он своим звучным голосом, — я созвал вас на свой корабль, потому что с такими людьми, как вы, надо приступать прямо к делу и говорить все как есть. Я не хочу от вас скрывать, что успеху нашей экспедиции угрожают многочисленные затруднения. Испанцы, узнав о взятии Маракайбо, успели подготовиться к встрече с нами; они удалились сюда, чтобы блистательно отомстить за прошлые поражения. Их солдаты многочисленны и привыкли к войне, начальники опытны и поклялись умереть, но не сдаться. У них много пушек большого калибра и, конечно, полно снарядов. Вы видите, что я не скрываю от вас правды. Но Береговых братьев напугать нельзя, они не робеют перед препятствиями. Если испанцы так решительны, то это потому, что все их богатства спрятаны в Гибралтаре. Надо взять Гибралтар и захватить сокровища, которые нас там ждут, или потерять их вместе с жизнью. Если мы выйдем победителями — а так и будет, — посмотрите, какая драгоценная добыча нас ожидает! Почему же фортуна должна отвернуться от нас после стольких милостей? Разве я уже не командир ваш, не человек, которому дали страшное имя — Губитель? Следуйте моему примеру. Вспомните то время, когда, менее сильные, чем ныне, мы считали своих врагов только тогда, когда повергали их к нашим ногам. Так не будем же хуже, чем о нас говорят! Да, опасность велика, но и добыча достаточно богата, чтобы вознаградить наши усилия.
Эти слова, произнесенные твердо и решительно человеком, которому они доверяли больше всех, произвели на флибустьеров необыкновенное действие: в них вновь пробудились те сильные страсти, увлечение которыми в конечном счете решало их успех. Трепет гнева пробежал по рядам флибустьеров, пыл сражения, надежда на поживу засверкали в их глазах. Монбар понял, что выиграл дело и что власть его над умами товарищей по-прежнему велика.
Не желая дать остыть этой восторженности, которой польза дела требовала воспользоваться как можно скорее, он отдал приказ немедленно браться за оружие.
— Вперед, братья!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60