– Нет! – жестко ответил Хамраев. – Мне – нет. А вот больным вы еще могли бы понадобиться.
– Чего же вы молчали, черт вас побери?! Я буду работать в вашей вонючей клинике рядовым хирургом, слышите? И никаких месткомов, никаких профкомов, никаких комиссий по снятию остатков больничного пищеблока!.. Слышите?
– Слышу! – улыбнулся Хамраев.
– Какого черта вы улыбаетесь? – завизжал от злости Гервасий Васильевич.
С тех пор утекло много воды, и сейчас, спускаясь в приемный покой, Гервасий Васильевич думал о том, что он скажет этому пареньку из цирка, который плачет и просит, чтобы его пустили к Волкову.
Он об этом думал до самой последней ступеньки и, уже шагая по коридору, понял, что ничего успокоительного придумать не может. Он разозлился на себя и на этого циркового парня, который торчит в приемном покое.
Он сделает вот что: он возьмет и расскажет этому мальчишке всю правду. И как здоровый человек погибает из-за того, что в их дурацком цирке нет постоянного опытного врача...
– Это вы к Волкову? – спросил Гервасий Васильевич у Стасика. Кроме Стасика, в приемном покое сидел старик в пыльном выгоревшем халате и черной тюбетейке, порыжевшей от старости. Старик сидел прямо на полу, держа между ног истертую полевую сумку.
– Я, – ответил Стасик.
– Дохтур... – не вставая с пола, с трудом проговорил старик. – Зачем лепешка нельзя передать? Боурсак – нельзя, курд – нельзя... Из аула спускался... Семнадцать километров шел. Виноград взял, лепешка, говорит, нельзя... Я старый – ты старый... Иди скажи. Пусть лепешка берут...
И старик вынул из сумки две лепешки, завернутые в чистую тряпку. Он протянул их Гервасию Васильевичу и повторил:
– Пойди скажи... Ты старый.
– Простите, – сказал Стасику Гервасий Васильевич и наклонился над стариком: – Как фамилия?
– Ниязов, – охотно ответил старик.
– Ниязова – жена? Алтынай – жена? – спросил Гервасий Васильевич.
Старик, кряхтя, поднялся с пола.
– Жена, жена, – радостно подтвердил он.
– Нельзя ей лепешки, аксакал. Нельзя, – развел руками Гервасий Васильевич. – Вот придет Алтынай домой – сколько угодно можно будет. А сейчас нельзя.
– Э-эх!.. – тряхнул бородой старик. – Не придет. Умирать будет.
– Придет. Недельки через полторы придет, – сказал старику Гервасий Васильевич, но старик уже не слушал его, что-то недобро бормотал себе под нос и, придерживаясь за стенку рукой, направился к выходу.
В дверях он остановился, оглянулся, презрительно посмотрел на Гервасия Васильевича, еще раз тряхнул бородой и выдохнул:
– Э-э-эх!.. Ты старый человек... Ты плохой человек!..
Он зло сплюнул и вышел, осторожно ступая кривыми ногами в коричневых сапогах.
Гервасий Васильевич огорченно посмотрел ему вслед и повернулся к Стасику:
– Цирк действительно уезжает?
– Да, – ответил Стасик и с надеждой взглянул на Гервасия Васильевича.
– Сейчас я второй раз окажусь плохим человеком, – сказал Гервасий Васильевич. – Я не пушу вас к Волкову.
– Как же так, доктор?.. Я же его партнер! Я же...
– Дмитрий Сергеевич в тяжелом состоянии. Ему нужен абсолютный покой.
– Да как же вы можете!.. – закричал Стасик. – Да вы знаете, что такое партнер в цирке?!
– Нет, – честно сказал Гервасий Васильевич. – Не знаю. Расскажите мне об этом, пожалуйста.
Гервасий Васильевич сел на клеенчатую кушетку, вынул папиросы и добавил:
– И все про Волкова.
Через двое суток состояние Волкова резко ухудшилось.
То, чего так боялся Гервасий Васильевич, произошло. Начался гнойный перикардит. Сердце Волкова могло захлебнуться в любую минуту. Оно просто могло не выдержать.
Гервасий Васильевич не разрешил везти Волкова в операционную и тут же, в палате, стал делать ему первую пункцию перикарда...
По среднеключичной линии Гервасий Васильевич отсчитал пятое межреберье на груди у Волкова и под темным левым соском йодом поставил золотисто-коричневое, с рыжими краями, пятно. И в эту секунду ему показалось, что все свои шестьдесят с лишним лет он прожил для того, чтобы сейчас спасти этого незнакомого и очень больного Волкова.
Когда же длинная толстая игла прошла сквозь золотистое пятно под левым соском и с первого раза точно вошла в край профессионально гипертрофированного сердца Дмитрия Волкова, Гервасий Васильевич подумал о том, что нет у него сейчас никого ближе вот этого сильного, одинокого парня.
Он попросил сестру-хозяйку поставить в палате Волкова еще одну кровать и в этот вечер не ушел домой, а остался рядом с Волковым.
В первом часу ночи в палату неслышно вошел Хамраев в сопровождении дежурного врача. На белом табурете у кровати Гервасия Васильевича стояла маленькая настольная лампа, укутанная больничной наволочкой с большими черными печатями.
Хамраев приблизился к Гервасию Васильевичу и осторожно тронул его за плечо.
Гервасий Васильевич приподнялся, вынул из кармана халата очки, надел их и, кивнув Хамраеву, посмотрел на часы.
– Вот вы где, – сказал Хамраев. – Я бегаю, ищу вас по всему городу... Мне нужно поговорить с вами.
– Сейчас, – сказал Гервасий Васильевич и сунул ноги в шлепанцы. – Идите, я догоню вас.
Он подошел к Волкову, положил свои пальцы на правую кисть его руки и стал считать пульс. Что-то заставило Гервасия Васильевича наклониться над Волковым и заглянуть ему в лицо.
Глаза Волкова были открыты.
– Ты почему не спишь? – спросил Гервасий Васильевич. Он неожиданно сказал Волкову «ты» и не заметил этого.
Волков промолчал.
– Ты почему не спишь? – мягко повторил Гервасий Васильевич.
– Я умру? – хрипло спросил Волков.
– Нет, – ответил Гервасий Васильевич. – Спи.
– Я умру во сне, – сказал Волков.
– Это произойдет с тобой лет через пятьдесят, – улыбнулся Гервасий Васильевич. – Тебе хватит еще пятидесяти лет, чтобы привести в порядок свои дела?
– Нет, – ответил Волков и прикрыл глаза.
– Не жадничай, – сказал Гервасий Васильевич и вышел из палаты.
Хамраев сидел на подоконнике в конце коридора и держал в руке незажженную сигарету. Когда он увидел Гервасия Васильевича, идущего к нему, он спрыгнул на пол, взял у противоположной стены стул и поставил его рядом с открытым окном. Затем снова уселся на подоконник и вынул из кармана брюк запечатанную пачку «Казбека».
Подошел Гервасий Васильевич.
– Садитесь, – сказал Хамраев. – Я принес вам «Казбек».
– Спасибо, – ответил Гервасий Васильевич. – Очень вовремя.
– У вас спички есть? – спросил Хамраев.
– Кажется... – Гервасий Васильевич пошарил в карманах, достал спички и дал прикурить Хамраеву.
Хамраев затянулся, посмотрел в черный проем окна и повернулся к Гервасию Васильевичу:
– Сегодня звонили из Москвы. Из Союзгосцирка. Предлагают нам отправить его самолетом в Москву... Там они положат его в ЦИТО.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25