Там, вблизи корабля, застал я товарищей верных,
Тяжкой объятых печалью и льющих обильные слезы.
Как на деревне телята к пасущимся в стаде коровам,
В скотный вернувшимся двор, когда напитались досыта,
Прыгая, мчатся навстречу и их удержать уж не могут
Стойла; мыча непрерывно, вокруг матерей они быстро
Бегают. Так и ко мне, когда увидали глазами,
Спутники кинулись, плача. Такое они испытали,
Словно вернулись внезапно на остров скалистый Итаку,
В край свой родимый и город, где выросли все и родились.
Мне огорченно они окрыленное бросили слово:
– Так возвращенье твое нам радостно, Зевсов питомец,
Словно назад мы вернулись в Итаку, родимую землю.
Но расскажи, как погибли другие товарищи наши. –
Так говорили они. И весело я им ответил:
– Вытащим прежде всего наш корабль быстролетный на сушу,
Снасти судна и имущество все отнесемте в пещеру,
Сами же все поспешите за мною отправиться следом
В дом священный Цирцеи. Товарищей всех вы найдете
Там едящих и пьющих, и все у них есть в изобильи. –
Так я сказал. И словам моим тотчас они подчинились.
Только один Еврилох их всех удержать попытался
И со словами крылатыми к спутникам так обратился:
– Что вы, безумцы, куда? К каким еще бедам стремитесь?
В дом Цирцеи идти вы хотите! Но всех ведь она вас
Или в свиней превратит, иль в волков, или в львов. И придется
Волей-неволей вам быть сторожами Цирцеина дома!
Так же совсем и циклоп на скотном дворе своем запер
Наших товарищей, с дерзким пришедших туда Одиссеем.
Из-за безумства его и погибли товарищи наши! –
Так говорил Еврилох. И в сердце своем я подумал:
Вырвав из ножен с бедра мускулистого меч, не срубить ли
Голову с шеи ему, чтоб на землю она покатилась,
Хоть он и близкий мне родственник был. Но товарищи дружно
Наперерыв меня стали удерживать мягкою речью:
– Богорожденный, пускай он останется, если позволишь,
На берегу близ судна, пускай его здесь охраняет.
Нас же, других, поведи к священному дому Цирцеи. –
Так сказали они и пошли от судна и от моря.
На берегу близ судна Еврилох не остался, однако, –
Следом пошел, моего испугавшись ужасного гнева.
Спутников наших, в жилище Цирцеи оставшихся, чисто
Вымыла в ванне богиня и маслом натерла блестящим,
После надела на них шерстяные плащи и хитоны.
Мы их застали сидящими в зале за пиром богатым.
Только что все, повстречавшись, в лицо увидали друг друга,
Скорбно они зарыдали и стонами дом огласили.
Близко став предо мною, богиня богинь мне сказала:
– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
Слезы и горестный плач прекратите вы. Знаю сама я,
Сколько вы бед претерпели в водах многорыбного моря,
Сколько вреда принесли вам враждебные люди на суше.
Сядьте теперь за еду и вино распивайте, покуда
Снова в груди у себя вы прежний свой дух обретете, –
Тот, с каким вы когда-то покинули землю родную
Вашей скалистой Итаки. Теперь, изнуренные духом,
Робкие, только о тяжких скитаньях вы помните, сердцем
Всякую радость забыв: ведь бед вы познали немало. –
Так сказала. Ее мы послушались сердцем отважным.
Дни напролет у нее мы в течение целого года
Ели обильное мясо и сладким вином утешались.
Год наконец миновал, и Оры свой круг совершили,
Месяц за месяцем сгиб, и – длинные дни воротились.
Вызвали тут меня как-то товарищи все и сказали:
– Вспомни, несчастный, хотя бы теперь об отчизне любимой,
Раз уж судьбою тебе спастись суждено и вернуться
В дом твой с высокою кровлей и в милую землю родную. –
Так мне сказали, и я их послушался сердцем отважным.
Целый мы день напролет до зашествия солнца сидели,
Ели обильно мы мясо и сладким вином утешались.
Солнце меж тем закатилось, и сумрак спустился на землю.
Спутники спать улеглись в тенистых покоях чертога.
Я же, к Цирцее взойдя на прекрасное ложе, колени
Обнял ее и молил. И слух преклонила богиня.
Так со словами крылатыми я обратился к Цирцее:
– Данное мне обещанье исполни, Цирцея, – в отчизну
Нас отошли. Уже рвуся я духом домой возвратиться,
Как и товарищи все, которые сердце мне губят,
Тяжко горюя вокруг, как только ты прочь удалишься. –
Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
Нет, пусть никто против воли в моем не останется доме.
Раньше, однако, другую дорогу свершить вам придется, –
Съездить в жилище Аида и Персефонеи ужасной.
Должен ты там вопросить Тиресия фивского душу, –
Старца слепого, провидца, которого ум сохранился.
Разум удержан ему Персефоной и мертвому. Души
Прочих умерших порхают в жилище Аида, как тени. –
Так сказала – и мне мое милое сердце разбила.
Плакал я, сидя в постели, и сердце мое не желало
Больше жить на земле и видеть сияние солнца.
Долго в постели катался и плакал я. Этим насытясь,
Я, отвечая Цирцее, такое ей слово промолвил:
– Кто же меня, о Цирцея, проводит такою дорогой?
Не достигал еще царства Аида корабль ни единый. –
Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
Не беспокойся о том, кто вас через море проводит.
Мачту только поставь, распусти паруса и спокойно
Можешь сидеть. Дуновенье Борея корабль понесет ваш.
Переплывешь наконец теченья реки Океана.
Берег там низкий увидишь, на нем Персефонина роща
Из тополей чернолистных и ветел, теряющих семя.
Близ Океана глубокопучинного судно оставив,
Сам ты к затхлому царству Аидову шаг свой направишь.
Там впадает Пирифлегетон в Ахеронтовы воды
Вместе с Коцитом, а он рукавом ведь является Стикса.
Соединяются возле скалы два ревущих потока.
Слушай с вниманьем: как только туда ты, герой, доберешься,
Выкопай яму, чтоб в локоть была шириной и длиною,
И на краю ее всем мертвецам соверши возлиянье –
Раньше медовым напитком, потом вином медосладким
И напоследок – водой. И ячной посыпь все мукою.
Главам бессильным умерших мольбу принеси с обещаньем,
В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить.
Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
Славное племя умерших молитвой почтивши, овцу ты
Черную вместе с бараном над ямою в жертву зарежь им,
Поворотив их к Эребу и в сторону сам отвернувшись
По направленью к теченьям реки Океана. Тотчас же
Множество явится душ мертвецов, распрощавшихся с жизнью.
Ты немедля тогда товарищам дай приказанье,
Чтобы тот скот, что лежит там, зарезанный гибельной медью,
Шкуры содравши, сожгли и молитвы свои вознесли бы
Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
Сам же вытащи меч медноострый и, севши у ямы,
Не позволяй ни одной из бессильных теней приближаться
К крови, покуда ответа не даст на вопросы Тиресий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97