Послушались слов моих спутники тотчас.
Им не сказал я о Сцилле, о бедствии неотвратимом:
Весла они бы из рук упустили и, гресть переставши,
Все бы внутри корабля чернобокого спрятались в страхе.
О приказании тягостном том, что дала мне Цирцея, –
Не облекаться в доспехи для боя, – совсем позабыл я.
Славные быстро надевши доспехи и два длинноострых
Взявши копья, устремился на палубу я носовую.
Ждал я, – оттуда должна появиться сначала пред нами
Горная Сцилла, неся для товарищей наших несчастье.
Но ничего я увидеть не мог, и глаза утомились,
Пристально глядя все время на гору, покрытую мраком.
Узким проливом мы плыли, и в сердце теснились стенанья;
Сцилла с этого боку была, с другого Харибда,
Страх наводя, поглощала соленую воду морскую.
Воду когда извергала она, то вода клокотала,
Словно в котле на огромном огне. И обильная пена
Кверху взлетала, к вершинам обоих утесов. Когда же
Снова глотала Харибда соленую воду морскую,
Вся открывалась пред нами кипящая внутренность. Скалы
Страшно звучали вокруг, внутри же земля открывалась
С черным песком. И товарищей бледный охватывал ужас.
Все мы, погибели близкой страшась, на Харибду глядели.
В это-то время как раз в корабле моем выгнутом Сцилла
Шесть схватила гребцов, наилучших руками и силой.
Я, оглянувшись на быстрый корабль и товарищей милых,
Только увидеть успел, как у поднятых в воздух мелькали
Ноги и руки. Меня они с воплем ужасным на помощь
Звали, в последний уж раз называя по имени скорбно.
Так же, как если рыбак на удочке длинной с уступа
В море с привязанным рогом быка лугового бросает
Корм, чтобы мелкую рыбу коварно поймать на приманку,
И, извиваясь, она на крючке вылетает на сушу, –
Так они бились, когда на скалу поднимала их Сцилла.
Там же при входе в пещеру она начала пожирать их.
С воплями в смертной тоске простирали ко мне они руки.
Многое я претерпел, пути испытуя морские,
Но никогда ничего не случалось мне видеть ужасней!
После того как утесов и страшной Харибды и Сциллы
Мы избежали, тотчас же за этим на остров прекрасный
Бога мы прибыли. Много там было коров превосходных,
Широколобых, и тучных овец Гелиоса-владыки.
Издалека с корабля чернобокого в море открытом
Я уж услышал мычанье коров и овечье блеянье,
Шедшее к нам из загонов. И пало внезапно мне в сердце
Слово слепого провидца Тиресия, фивского старца,
Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
Сердцем сильно крушась, к товарищам я обратился:
– Слушайте то, что скажу, хоть и так вы страдаете много.
Я сообщить вам хочу приказанья Тиресия старца,
Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
Там, говорили они, нас ужасное зло ожидает.
Мимо поэтому черный корабль наш, друзья, направляйте! –
Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце.
Тотчас мне Еврилох ответил погибельной речью:
– Крепок же ты, Одиссей! Велика твоя сила! Не знают
Члены усталости. Право, как будто ты весь из железа!
Нам, истомленным трудом и бессонницей, ты запрещаешь
Выйти на сушу, чтоб там, на острове, морем объятом,
Вкусный ужин себе наконец мы могли приготовить.
Нет, ты на остров пустить нас не хочешь, а хочешь заставить
Быстро пришедшею ночью блуждать по туманному морю.
Ведь из ночей-то всегда и родятся опасные ветры,
Гибель судов. Ну, избегнет ли кто-либо смерти грозящей,
Если на нас в темноте неожиданно вихрем ударит
Нот или буйный Зефир, которые всех наиболе
Быстрые губят суда даже против желанья бессмертных?
Лучше теперь покоримся велению сумрачной ночи,
На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим.
Завтра же снова с зарею в широкое пустимся море. –
Так сказал Еврилох. И с ним согласились другие.
Стало мне ясно тогда, что беду божество нам готовит.
Голос повысив, ему я слова окрыленные молвил:
– Я, Еврилох, здесь один. Вы меня принуждаете силой!
Вот что, однако: великой мне клятвою все поклянитесь,
Что, если стадо коров иль большую овечью отару
Мы повстречаем, никто святотатной рукой не посмеет
Хоть бы единой коснуться овцы иль коровы: спокойно
Пищу вы можете есть, какой нас Цирцея снабдила. –
Так я сказал. И тотчас же они поклялись, как велел я.
После того как они поклялись и окончили клятву,
Прочный корабль свой ввели мы в залив, окруженный скалами,
Около сладкой воды. С корабля мы спустились на берег.
Спутники начали ужин со знанием дела готовить.
После того как желанье питья и еды утолили,
Вспомнив, оплакивать стали товарищей милых, которых
Вдруг сорвала с корабля и съела свирепая Сцилла.
Вскоре на плакавших спутников сон ниспустился глубокий.
Ночи была уж последняя треть, и созвездья склонились.
Тучи сбирающий Зевс неожиданно ветер свирепый
С вихрем неслыханным поднял и скрыл под густейшим туманом
Сушу и море. И ночь ниспустилася с неба на землю.
Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.
Судно извлекши, его мы втащили под своды пещеры,
Где собирались для плясок прекрасных бессмертные нимфы.
Всех я тогда на собранье созвал и вот что сказал им:
– Есть, друзья, и еда и питье в корабле нашем быстром.
Трогать не станем же этих коров, чтоб беды не случилось,
Ибо все эти коровы и овцы – стада Гелиоса,
Страшного бога, который все видит на свете, все слышит. –
Так говорил я. И духом отважным они подчинились.
Целый месяц свирепствовал Нот, непрерывно бушуя.
Не было ветров в тот месяц других, кроме Евра и Нота.
Спутники в хлебе и в красном вине не нуждались вначале
И не касались коров, хоть и очень их к мясу тянуло.
Вскоре, однакоже, все в корабле истощились запасы.
Стали товарищи волей-неволей ходить на охоту.
Начали птицу ловить и все, что до рук доходило;
Рыбу ловили крючками: терзал жесточайший их голод.
Как-то пошел я от моря на остров богам помолиться,
Чтобы из них кто-нибудь явил нам дорогу к возврату.
После того как порядком от спутников я удалился,
Вымывши руки и место, от ветров закрытое, выбрав,
Всем я молитву вознес бессмертным богам олимпийским.
После того они сладостный сон мне излили на веки.
Злое тогда Еврилох предложенье товарищам сделал:
– Слушайте, что я скажу, хоть и так вы страдаете много,
Всякие смерти, конечно, ужасны для смертных бессчастных,
Все же печальней всего – голодною смертью погибнуть.
Выберем лучших коров в Гелиосовом стаде и в жертву
Здесь принесем их бессмертным, владеющим небом широким.
Если ж обратно вернемся в Итаку, в родимую землю,
Гипериону мы там Гелиосу немедля воздвигнем
Храм богатейший и много в него драгоценностей вложим.
Если ж, на нас рассердясь за коров пряморогих, корабль наш
Он погубить пожелает с согласия прочих бессмертных, –
Лучше согласен я сразу погибнуть, волны наглотавшись,
Нежели мучиться долго на острове этом пустынном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Им не сказал я о Сцилле, о бедствии неотвратимом:
Весла они бы из рук упустили и, гресть переставши,
Все бы внутри корабля чернобокого спрятались в страхе.
О приказании тягостном том, что дала мне Цирцея, –
Не облекаться в доспехи для боя, – совсем позабыл я.
Славные быстро надевши доспехи и два длинноострых
Взявши копья, устремился на палубу я носовую.
Ждал я, – оттуда должна появиться сначала пред нами
Горная Сцилла, неся для товарищей наших несчастье.
Но ничего я увидеть не мог, и глаза утомились,
Пристально глядя все время на гору, покрытую мраком.
Узким проливом мы плыли, и в сердце теснились стенанья;
Сцилла с этого боку была, с другого Харибда,
Страх наводя, поглощала соленую воду морскую.
Воду когда извергала она, то вода клокотала,
Словно в котле на огромном огне. И обильная пена
Кверху взлетала, к вершинам обоих утесов. Когда же
Снова глотала Харибда соленую воду морскую,
Вся открывалась пред нами кипящая внутренность. Скалы
Страшно звучали вокруг, внутри же земля открывалась
С черным песком. И товарищей бледный охватывал ужас.
Все мы, погибели близкой страшась, на Харибду глядели.
В это-то время как раз в корабле моем выгнутом Сцилла
Шесть схватила гребцов, наилучших руками и силой.
Я, оглянувшись на быстрый корабль и товарищей милых,
Только увидеть успел, как у поднятых в воздух мелькали
Ноги и руки. Меня они с воплем ужасным на помощь
Звали, в последний уж раз называя по имени скорбно.
Так же, как если рыбак на удочке длинной с уступа
В море с привязанным рогом быка лугового бросает
Корм, чтобы мелкую рыбу коварно поймать на приманку,
И, извиваясь, она на крючке вылетает на сушу, –
Так они бились, когда на скалу поднимала их Сцилла.
Там же при входе в пещеру она начала пожирать их.
С воплями в смертной тоске простирали ко мне они руки.
Многое я претерпел, пути испытуя морские,
Но никогда ничего не случалось мне видеть ужасней!
После того как утесов и страшной Харибды и Сциллы
Мы избежали, тотчас же за этим на остров прекрасный
Бога мы прибыли. Много там было коров превосходных,
Широколобых, и тучных овец Гелиоса-владыки.
Издалека с корабля чернобокого в море открытом
Я уж услышал мычанье коров и овечье блеянье,
Шедшее к нам из загонов. И пало внезапно мне в сердце
Слово слепого провидца Тиресия, фивского старца,
Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
Сердцем сильно крушась, к товарищам я обратился:
– Слушайте то, что скажу, хоть и так вы страдаете много.
Я сообщить вам хочу приказанья Тиресия старца,
Как и Цирцеи ээйской, которая строго велела
Острова нам избегать Гелиоса, отрады для смертных.
Там, говорили они, нас ужасное зло ожидает.
Мимо поэтому черный корабль наш, друзья, направляйте! –
Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце.
Тотчас мне Еврилох ответил погибельной речью:
– Крепок же ты, Одиссей! Велика твоя сила! Не знают
Члены усталости. Право, как будто ты весь из железа!
Нам, истомленным трудом и бессонницей, ты запрещаешь
Выйти на сушу, чтоб там, на острове, морем объятом,
Вкусный ужин себе наконец мы могли приготовить.
Нет, ты на остров пустить нас не хочешь, а хочешь заставить
Быстро пришедшею ночью блуждать по туманному морю.
Ведь из ночей-то всегда и родятся опасные ветры,
Гибель судов. Ну, избегнет ли кто-либо смерти грозящей,
Если на нас в темноте неожиданно вихрем ударит
Нот или буйный Зефир, которые всех наиболе
Быстрые губят суда даже против желанья бессмертных?
Лучше теперь покоримся велению сумрачной ночи,
На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим.
Завтра же снова с зарею в широкое пустимся море. –
Так сказал Еврилох. И с ним согласились другие.
Стало мне ясно тогда, что беду божество нам готовит.
Голос повысив, ему я слова окрыленные молвил:
– Я, Еврилох, здесь один. Вы меня принуждаете силой!
Вот что, однако: великой мне клятвою все поклянитесь,
Что, если стадо коров иль большую овечью отару
Мы повстречаем, никто святотатной рукой не посмеет
Хоть бы единой коснуться овцы иль коровы: спокойно
Пищу вы можете есть, какой нас Цирцея снабдила. –
Так я сказал. И тотчас же они поклялись, как велел я.
После того как они поклялись и окончили клятву,
Прочный корабль свой ввели мы в залив, окруженный скалами,
Около сладкой воды. С корабля мы спустились на берег.
Спутники начали ужин со знанием дела готовить.
После того как желанье питья и еды утолили,
Вспомнив, оплакивать стали товарищей милых, которых
Вдруг сорвала с корабля и съела свирепая Сцилла.
Вскоре на плакавших спутников сон ниспустился глубокий.
Ночи была уж последняя треть, и созвездья склонились.
Тучи сбирающий Зевс неожиданно ветер свирепый
С вихрем неслыханным поднял и скрыл под густейшим туманом
Сушу и море. И ночь ниспустилася с неба на землю.
Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.
Судно извлекши, его мы втащили под своды пещеры,
Где собирались для плясок прекрасных бессмертные нимфы.
Всех я тогда на собранье созвал и вот что сказал им:
– Есть, друзья, и еда и питье в корабле нашем быстром.
Трогать не станем же этих коров, чтоб беды не случилось,
Ибо все эти коровы и овцы – стада Гелиоса,
Страшного бога, который все видит на свете, все слышит. –
Так говорил я. И духом отважным они подчинились.
Целый месяц свирепствовал Нот, непрерывно бушуя.
Не было ветров в тот месяц других, кроме Евра и Нота.
Спутники в хлебе и в красном вине не нуждались вначале
И не касались коров, хоть и очень их к мясу тянуло.
Вскоре, однакоже, все в корабле истощились запасы.
Стали товарищи волей-неволей ходить на охоту.
Начали птицу ловить и все, что до рук доходило;
Рыбу ловили крючками: терзал жесточайший их голод.
Как-то пошел я от моря на остров богам помолиться,
Чтобы из них кто-нибудь явил нам дорогу к возврату.
После того как порядком от спутников я удалился,
Вымывши руки и место, от ветров закрытое, выбрав,
Всем я молитву вознес бессмертным богам олимпийским.
После того они сладостный сон мне излили на веки.
Злое тогда Еврилох предложенье товарищам сделал:
– Слушайте, что я скажу, хоть и так вы страдаете много,
Всякие смерти, конечно, ужасны для смертных бессчастных,
Все же печальней всего – голодною смертью погибнуть.
Выберем лучших коров в Гелиосовом стаде и в жертву
Здесь принесем их бессмертным, владеющим небом широким.
Если ж обратно вернемся в Итаку, в родимую землю,
Гипериону мы там Гелиосу немедля воздвигнем
Храм богатейший и много в него драгоценностей вложим.
Если ж, на нас рассердясь за коров пряморогих, корабль наш
Он погубить пожелает с согласия прочих бессмертных, –
Лучше согласен я сразу погибнуть, волны наглотавшись,
Нежели мучиться долго на острове этом пустынном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97