В бесконечной печали, в слезах непрерывных
Долгие дни она там и бессонные ночи проводит".
Так сказав, от него он копье медноострое принял.
Внутрь вошел Телемах, через камни порога ступивши.
С места поспешно вскочил отец Одиссей пред вошедшим,
Но Телемах удержал Одиссея и громко промолвил:
"Странник, сиди! Для себя и другое местечко найдем мы
В хижине нашей. И вот человек, кто все мне устроит".
Так он сказал. Одиссей воротился и сел. Свинопас же
Веток зеленых подниз набросал и покрыл их овчиной.
Там после этого сел возлюбленный сын Одиссеев.
Быстро поставил на стол свинопас перед ними дощечки
С жареным мясом, какое от прежней еды оставалось.
Хлеба в корзины горой наложил, в деревянной же чаше
В воду вина намешал, по сладости равного меду.
Все это сделавши, он пред божественным сел Одиссеем.
Руки немедленно к пище готовой они протянули.
После того как желанье питья и еды утолили,
Сын Одиссея спросил свинопаса, подобного богу:
"Кто этот странник, отец? Откуда он? Как на Итаку
К нам мореходцы его привезли, и кто они сами?
Ведь не пешком же сюда, полагаю я, к нам добрался он".
Тотчас в ответ Телемаху, Евмей свинопас, ты промолвил:
"Полную правду тебе, сынок дорогой, сообщу я.
Хвалится он предо мной, что из Крита пространного родом;
Он уж немало людских городов посетил всевозможных,
Странствуя: этот удел божество ему выпряло с нитью.
Нынче, бежав с корабля феспротских мужей вероломных,
В хижину прибыл ко мне он. Его я тебе поручаю.
Делай, как хочешь. Но он о защите тебя умоляет".
И свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
"Речью своею, Евмей, жестоко ты сердце мне ранил.
Странника этого как мне возможно принять в своем доме?
Я еще молод, на руки свои не могу положиться,
Что защищу человека, когда обижать его станут.
Мать же моя между двух все время колеблется мыслей:
Вместе ль со мной оставаться и дом содержать свой в порядке,
Ложе супруга храня и людскую молву уважая,
Иль наконец за ахейцем последовать, кто наиболе
Знатен среди женихов и всех на подарки щедрее?
Странника ж этого, раз уж прибыл в твое он жилище,
Я в прекрасное платье одену, и в плащ, и в рубашку,
Дам подошвы для ног и меч привешу двуострый,
И отошлю, куда его дух понуждает и сердце.
Если же хочешь, оставь его здесь на своем попеченьи.
Платье сюда я пришлю и пищу различного рода,
Чтобы не делать тебе и товарищам лишних убытков.
В город идти к женихам я б ему ни за что не позволил,
Больно уж наглы они и в буйстве не знают предела:
Станут глумиться над ним и в безмерную скорбь меня ввергнут.
Сам же я их укротить не смогу: против многих и самый
Сильный бессилен, когда он один. А их ведь немало!"
Так Телемаху в ответ Одиссей многостойкий промолвил:
"Если, друг, мне на это позволено будет ответить, –
Сердце в груди у меня разрывается, слыша, как много
Всяких, по вашим рассказам, творят женихи беззаконий
В собственном доме твоем, с таким, как ты, не считаясь.
Вот что скажи: добровольно ль ты им поддался иль в народе
Все ненавидят и гонят тебя по внушению бога?
Или ты, может быть, братьев винишь, на которых бы вправе
Всякий рассчитывать в битве, хотя бы и самой ужасной?
Если б я молод, как ты, при собственном сделался духе,
Если б я сын Одиссея отважного был или сам он, –
Он из скитаний вернется. надежда еще не пропала! –
Первому встречному голову мне я отсечь бы позволил,
Если б я всем наглецам этим злою бедой не явился,
В зал высокий войдя Одиссея, Лаэртова сына.
Пусть бы даже меня одного все они одолели
Множеством, – в собственном доме б моем предпочел я погибнуть
Чем непрерывно смотреть на творимые там непотребства, –
Как моих обижают гостей, как позорно бесчестят
Женщин-невольниц моих в покоях прекрасного дома,
Как истребляют запасы вина и всяческой пищи, –
Так, не платя ничего и о главном не думая деле!"
Снова на это ему Телемах рассудительный молвил:
"Странник, на это тебе я вполне откровенно отвечу.
Не ненавидит меня весь народ и вражды не питает.
Также и братьев винить не могу, на которых бы вправе
Всякий рассчитывать в битве хотя бы и самой ужасной.
Весь наш род одиночным создал промыслитель Кронион:
Только лишь сына Лаэрта родил когда-то Аркесий,
Только опять Одиссея родил и Лаэрт, Одиссей же,
Только меня породив, не к добру меня дома покинул:
Ведь потому-то так много врагов и набилося в дом к нам.
Первые люди по власти, что здесь острова населяют –
Заму, Дулихий и Закинф, покрытый густыми лесами,
И каменистую нашу Итаку, – стремятся упорно
Мать принудить мою к браку и грабят имущество наше.
Мать же и в брак ненавистный не хочет вступить и не может
Их притязаньям конец положить, а они разоряют
Дом мой пирами и скоро меня самого уничтожат.
Это, однако, лежит в коленях богов всемогущих…
Вот что, отец! Отправляйся скорей к Пенелопе разумной
И сообщи, что из Пилоса я невредимым вернулся,
Сам же пока остаюсь у тебя. Возвращайся обратно,
Ей лишь одной сообщив, Пусть это для прочих ахейцев:
Тайной останется. Многие зло на меня замышляют".
Так Телемаху в ответ, Евмей свинопас, ты промолвил:
"Знаю все, понимаю. И сам уж об этом я думал.
Вот что, однако, скажи, и скажи мне вполне откровенно:
Нужно ли мне по пути и к Лаэрту несчастному с вестью
Этой зайти? Хоть о сыне жестоко скорбел он, но все же
Раньше и в поле смотрел за работами, также с рабами
Пил в своем доме и ел, когда его духу желалось.
С той же самой поры, как в Пилос ты морем уехал,
Он, говорят, уже больше не ест и не пьет, как бывало,
И за работами больше не смотрит. Сидит и тоскует,
Охая, плача. И тело с костей его сходит все больше".
Тут свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
"Жаль! Но нечего делать! Ему ничего мы не скажем.
Если б все делалось так, как желательно людям, то первым
Делом бы я пожелал, чтоб отец мой вернулся в Итаку.
Матери все передав, возвращайся назад, а к Лаэрту
Незачем крюк тебе делать. Но матери – ей сообщишь ты,
Чтобы послала к нему немедленно ключницу нашу
Тайно. Она б старику известия все сообщила".
Так сказав, свинопаса отправил. Доставши подошвы,
Тот их к ногам привязал и в город пошел. От Афины
Скрытым остаться не мог уход свинопаса из дома.
К хижине близко она подошла, уподобившись видом
Женщине стройной, прекрасной, искусной в блестящих работах.
Остановилась в дверях, одному Одиссею явившись, –
А Телемах не увидел ее пред собой, не заметил:
Вовсе не всем нам открыто являются вечные боги.
Но Одиссей увидал; и собаки, – залаять не смея,
В сторону с визгом помчались они чрез загон и исчезли.
Бровью мигнула она Одиссею. Он вмиг догадался,
Вышел из хижины вон за большую дворовую стену,
Остановился пред ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Долгие дни она там и бессонные ночи проводит".
Так сказав, от него он копье медноострое принял.
Внутрь вошел Телемах, через камни порога ступивши.
С места поспешно вскочил отец Одиссей пред вошедшим,
Но Телемах удержал Одиссея и громко промолвил:
"Странник, сиди! Для себя и другое местечко найдем мы
В хижине нашей. И вот человек, кто все мне устроит".
Так он сказал. Одиссей воротился и сел. Свинопас же
Веток зеленых подниз набросал и покрыл их овчиной.
Там после этого сел возлюбленный сын Одиссеев.
Быстро поставил на стол свинопас перед ними дощечки
С жареным мясом, какое от прежней еды оставалось.
Хлеба в корзины горой наложил, в деревянной же чаше
В воду вина намешал, по сладости равного меду.
Все это сделавши, он пред божественным сел Одиссеем.
Руки немедленно к пище готовой они протянули.
После того как желанье питья и еды утолили,
Сын Одиссея спросил свинопаса, подобного богу:
"Кто этот странник, отец? Откуда он? Как на Итаку
К нам мореходцы его привезли, и кто они сами?
Ведь не пешком же сюда, полагаю я, к нам добрался он".
Тотчас в ответ Телемаху, Евмей свинопас, ты промолвил:
"Полную правду тебе, сынок дорогой, сообщу я.
Хвалится он предо мной, что из Крита пространного родом;
Он уж немало людских городов посетил всевозможных,
Странствуя: этот удел божество ему выпряло с нитью.
Нынче, бежав с корабля феспротских мужей вероломных,
В хижину прибыл ко мне он. Его я тебе поручаю.
Делай, как хочешь. Но он о защите тебя умоляет".
И свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
"Речью своею, Евмей, жестоко ты сердце мне ранил.
Странника этого как мне возможно принять в своем доме?
Я еще молод, на руки свои не могу положиться,
Что защищу человека, когда обижать его станут.
Мать же моя между двух все время колеблется мыслей:
Вместе ль со мной оставаться и дом содержать свой в порядке,
Ложе супруга храня и людскую молву уважая,
Иль наконец за ахейцем последовать, кто наиболе
Знатен среди женихов и всех на подарки щедрее?
Странника ж этого, раз уж прибыл в твое он жилище,
Я в прекрасное платье одену, и в плащ, и в рубашку,
Дам подошвы для ног и меч привешу двуострый,
И отошлю, куда его дух понуждает и сердце.
Если же хочешь, оставь его здесь на своем попеченьи.
Платье сюда я пришлю и пищу различного рода,
Чтобы не делать тебе и товарищам лишних убытков.
В город идти к женихам я б ему ни за что не позволил,
Больно уж наглы они и в буйстве не знают предела:
Станут глумиться над ним и в безмерную скорбь меня ввергнут.
Сам же я их укротить не смогу: против многих и самый
Сильный бессилен, когда он один. А их ведь немало!"
Так Телемаху в ответ Одиссей многостойкий промолвил:
"Если, друг, мне на это позволено будет ответить, –
Сердце в груди у меня разрывается, слыша, как много
Всяких, по вашим рассказам, творят женихи беззаконий
В собственном доме твоем, с таким, как ты, не считаясь.
Вот что скажи: добровольно ль ты им поддался иль в народе
Все ненавидят и гонят тебя по внушению бога?
Или ты, может быть, братьев винишь, на которых бы вправе
Всякий рассчитывать в битве, хотя бы и самой ужасной?
Если б я молод, как ты, при собственном сделался духе,
Если б я сын Одиссея отважного был или сам он, –
Он из скитаний вернется. надежда еще не пропала! –
Первому встречному голову мне я отсечь бы позволил,
Если б я всем наглецам этим злою бедой не явился,
В зал высокий войдя Одиссея, Лаэртова сына.
Пусть бы даже меня одного все они одолели
Множеством, – в собственном доме б моем предпочел я погибнуть
Чем непрерывно смотреть на творимые там непотребства, –
Как моих обижают гостей, как позорно бесчестят
Женщин-невольниц моих в покоях прекрасного дома,
Как истребляют запасы вина и всяческой пищи, –
Так, не платя ничего и о главном не думая деле!"
Снова на это ему Телемах рассудительный молвил:
"Странник, на это тебе я вполне откровенно отвечу.
Не ненавидит меня весь народ и вражды не питает.
Также и братьев винить не могу, на которых бы вправе
Всякий рассчитывать в битве хотя бы и самой ужасной.
Весь наш род одиночным создал промыслитель Кронион:
Только лишь сына Лаэрта родил когда-то Аркесий,
Только опять Одиссея родил и Лаэрт, Одиссей же,
Только меня породив, не к добру меня дома покинул:
Ведь потому-то так много врагов и набилося в дом к нам.
Первые люди по власти, что здесь острова населяют –
Заму, Дулихий и Закинф, покрытый густыми лесами,
И каменистую нашу Итаку, – стремятся упорно
Мать принудить мою к браку и грабят имущество наше.
Мать же и в брак ненавистный не хочет вступить и не может
Их притязаньям конец положить, а они разоряют
Дом мой пирами и скоро меня самого уничтожат.
Это, однако, лежит в коленях богов всемогущих…
Вот что, отец! Отправляйся скорей к Пенелопе разумной
И сообщи, что из Пилоса я невредимым вернулся,
Сам же пока остаюсь у тебя. Возвращайся обратно,
Ей лишь одной сообщив, Пусть это для прочих ахейцев:
Тайной останется. Многие зло на меня замышляют".
Так Телемаху в ответ, Евмей свинопас, ты промолвил:
"Знаю все, понимаю. И сам уж об этом я думал.
Вот что, однако, скажи, и скажи мне вполне откровенно:
Нужно ли мне по пути и к Лаэрту несчастному с вестью
Этой зайти? Хоть о сыне жестоко скорбел он, но все же
Раньше и в поле смотрел за работами, также с рабами
Пил в своем доме и ел, когда его духу желалось.
С той же самой поры, как в Пилос ты морем уехал,
Он, говорят, уже больше не ест и не пьет, как бывало,
И за работами больше не смотрит. Сидит и тоскует,
Охая, плача. И тело с костей его сходит все больше".
Тут свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
"Жаль! Но нечего делать! Ему ничего мы не скажем.
Если б все делалось так, как желательно людям, то первым
Делом бы я пожелал, чтоб отец мой вернулся в Итаку.
Матери все передав, возвращайся назад, а к Лаэрту
Незачем крюк тебе делать. Но матери – ей сообщишь ты,
Чтобы послала к нему немедленно ключницу нашу
Тайно. Она б старику известия все сообщила".
Так сказав, свинопаса отправил. Доставши подошвы,
Тот их к ногам привязал и в город пошел. От Афины
Скрытым остаться не мог уход свинопаса из дома.
К хижине близко она подошла, уподобившись видом
Женщине стройной, прекрасной, искусной в блестящих работах.
Остановилась в дверях, одному Одиссею явившись, –
А Телемах не увидел ее пред собой, не заметил:
Вовсе не всем нам открыто являются вечные боги.
Но Одиссей увидал; и собаки, – залаять не смея,
В сторону с визгом помчались они чрез загон и исчезли.
Бровью мигнула она Одиссею. Он вмиг догадался,
Вышел из хижины вон за большую дворовую стену,
Остановился пред ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97