- Что ж, разве я не был прав? Вот подушка, набитая документами.
- Какой-то негодяй выдал нас! - воскликнула миледи, садясь на постели, причем обнаружилось, что под ночной сорочкой на ней надето дорожное платье.
- Теперь я вижу, что ваша милость в состоянии двигаться; а потому позвольте предложить вам руку и просить вас встать с постели. Вам придется нынче вечером совершить небольшое путешествие - до замка Хекстон. Угодно вам ехать в собственной карете? Ваша служанка может сопровождать вас - и японская шкатулка тоже.
- Сэр, даже в борьбе между мужчинами лежачего не бьют, - с некоторым достоинством произнесла миледи. - Неужели же вы не можете пощадить женщину?
- Соблаговолите встать, сударыня, чтобы я мог обыскать всю постель, сказал капитан. - У нас нет больше времени на праздные разговоры.
И старуха без дальнейших пререканий поднялась с постели. На всю жизнь осталась в памяти Гарри Эсмонда эта длинная сухопарая фигура в парчовом платье и белой ночной сорочке поверх него, в красных чулках с золотыми стрелками и белых с красными каблуками туфельках. Сундуки, уложенные к отъезду, стояли в передней комнате, а лошади в полной сбруе ожидали в конюшне, о чем капитану, по-видимому, было известно из особых и тайных источников, - каких именно, Эсмонду нетрудно было догадаться впоследствии, когда доктор Тэшер жаловался на правительство короля Вильгельма, отплатившее ему будто бы черной неблагодарностью за оказанные в свое время услуги.
Здесь он может рассказать, - хотя в ту пору он был слишком юн, чтобы понимать все происходившее, - что заключали в себе те бумаги, которые хранились в японской шкатулке и при известии о приходе офицеров были переложены в подушку, где их и захватил капитан Уэстбери.
Там был писанный рукой патера Холта перечень окрестных дворян - друзей мистера Фримена (короля Иакова); подобные же списки были найдены среди бумаг сэра Джона Фенвика и мистера Коплстона, казненных за участие в упомянутом заговоре.
Там был королевский патент, которым лорду Каслвуду и его прямым наследникам мужского пола присваивался титул маркиза Эсмонда, а также указ о назначении его командующим всеми вооруженными силами в графстве и генерал-майором Добиться восстановления титула маркиза, некогда принадлежавшего дому Эсмондов, составляло давнишнюю мечту миледи виконтессы; и говорили, что, получив об эту пору наследство от своей незамужней тетки Барбары Топхэм, дочери золотых дел мастера, ее милость почти все деньги переслала королю Иакову, каковой поступок привел милорда в такое неистовство, что он едва не отправился тут же в приходскую церковь и был умиротворен лишь титулом маркиза, который венценосный изгнанник прислал своему верному слуге взамен полученных пятнадцати тысяч фунтов..
Были там и различные письма от местной знати и дворян, из тех, что продолжали служить королю - кто с искренним убеждением, а кто сомневаясь и колеблясь, - и два письма, в которых упоминалось о полковнике Фрэнсисе Эсмонде (к счастью для последнего); одно из них, писанное патером Холтом, гласило: "Я посетил полковника в его поместье Уолкот, близ Уэльса, где он живет со времени отъезда короля, и весьма настойчиво склонял его в пользу мистера Фримена, рисуя ему все выгоды, которые представляются от торговли с этим купцом, а также предлагал значительные денежные суммы, как то было условлено между нами. Однако же он отказался; он продолжает считать мистера Фримена главою фирмы и не намерен действовать в ущерб ему или вступать в торговые сношения с другой фирмой, но с тех пор, как мистер Фримен покинул Англию, полагает себя свободным от всякого долга перед ним. Полковник, видимо, больше думает о жене и об охоте, нежели о делах. Он долго расспрашивал меня о Г. Э., ублюдке, как он его называет, выражая опасения по поводу того, как намерен поступить милорд в отношении его. Я его успокоил, сообщив все, что мне известно о мальчике и о наших намерениях в этом вопросе; но в вопросе о Фримене он оказался непреклонным".
Другое письмо было от самого полковника Эсмонда к его кузену, где он упоминал о том, что к нему приезжал некий капитан Холтон и пытался подкупить его большими суммами денег, чтобы он перешел на сторону _известного лица_, при этом указывая, что глава дома Эсмондов принимает в последнем самое горячее участие. Но что он, со своей стороны, переломил шпагу, когда К. покинул родину, и не намерен более обнажать ее в этой распре. Что бы там ни было, а П. О. нельзя отказать в благородном мужестве, и он, полковник, видит свой долг, как и всякого англичанина, в том, чтобы поддерживать в стране мир и не допускать в нее французов; короче говоря, он не желает быть в какой-либо мере причастным к этим замыслам.
Об этих двух письмах, как и об остальном содержимом подушки, Гарри Эсмонду рассказал впоследствии полковник Фрэнк Эсмонд, тогда уже виконт Каслвуд; последний, когда ему показали это письмо, от души порадовался - и не без оснований, - что не принял участия в заговоре, который оказался столь роковым для многих замешанных в нем. Но в то время как происходили все эти события, мальчик, разумеется, ничего не понимал, хоть и был очевидцем многому; он мог лишь догадываться, что его покровитель и его госпожа попали в какую-то беду, по причине которой первому пришлось обратиться в бегство, а вторая была арестована людьми короля Вильгельма.
Завладев бумагами, спрятанными в подушке, офицеры продолжали свой обыск, но уже без особой тщательности. Они направились в комнату мистера Холта, следуя за учеником доброго патера, который, помня данные ему наставления, показал им место, где хранился ключ, отпер дверь и пропустил их в комнату.
Увидя полуистлевшие листки, они тотчас же радостно ухватились за эту добычу, и юного проводника немало позабавило озадаченное выражение, появившееся на их лицах.
- Что это такое? - спросил один.
- Написано на чужом языке, - сказал стряпчий. - Чему ты смеешься, щенок? - добавил он, поворотись к мальчику, который не мог сдержать улыбки.
- Мистер Холт говорил, что это проповеди, - сказал Гарри, - и велел мне сжечь их (что, впрочем, было чистой правдой).
- Проповеди? Как бы не так! Готов поклясться, что это доказательства измены! - вскричал стряпчий.
- Черт возьми! Для меня это все равно что китайская грамота, - сказал капитан Уэстбери. - Можешь ты прочесть, что тут написано, мальчик?
- Да, сэр, я немного знаю этот язык.
- Тогда читайте, сэр, да только, смотрите, по-английски, не то худо будет, - сказал стряпчий.
И Гарри принялся переводить:
- "Не сказал ли один из сочинителей ваших: "Дети Адамовы трудятся ныне, как некогда трудился он сам, у древа познания добра и зла, сотрясая ветви его в надежде достигнуть плода, а древом жизни пренебрегая".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168