Однако жара по-прежнему была почти невыносимой, и они сдались. Свернули с дороги и до сумерек брели по крутому речному берегу.
Как только стало смеркаться, они нашли место для стоянки. Моргон оставил Рэдерле сидеть, свесив ноги в реку, а сам отправился на охоту в соколином обличье. Он быстро убил небольшого зайца, вздремнувшего на лугу под последними солнечными лучами, и, вернувшись, обнаружил Рэдерле на прежнем месте. Моргон освежевал добычу и, наколов ее на вертел, сделанный из молодого деревца, расположил над огнем, поглядывая на Рэдерле, которая сидела, не сводя глаз с воды и не двигаясь, и наконец произнес ее имя.
Она встала, сделала несколько шагов, спотыкаясь на прибрежной круче. Медленно подошла и села поближе к огню, туго обмотав ступни влажной юбкой. При свете костра он мог вдоволь любоваться ею – он смотрел на девушку и забывал вовремя переворачивать мясо над костром. Лицо ее было совершенно неподвижным; тоненькие страдальческие складочки наметились под глазами. Внезапно Моргон глубоко вдохнул; взгляды их встретились, в ее взгляде было недвусмысленное предостережение. Но, несмотря на это, он взорвался, беспокоясь за нее:
– Ты почему не сказала мне, что так мучаешься? А ну-ка покажи мне ноги!
– Оставь меня в покое! – Раздражение, прозвучавшее в ее голосе, ошеломило Моргона. Рэдерле сжалась в комочек. – Я сказала тебе, что дойду до Лунголда, и дойду!
– Как? – Моргон встал. Гнев на самого себя клокотал в его горле. – Я раздобуду для тебя лошадь.
– На какие деньги? Седла-то мы не продали.
– Я сам обернусь конем. И ты сядешь мне на спину.
– Нет. – В ее голосе дрожали нотки такого же странного гнева. – Ничего подобного. Я не собираюсь скакать на тебе верхом до самого Лунголда. Я сказала: я дойду.
– Да ты едва ли пройдешь пешком даже пять шагов.
– И все-таки дойду. А если ты не будешь переворачивать мясо, наш ужин сгорит.
Он даже не пошевелился. Рэдерле подалась вперед и взялась за вертел сама. Рука ее дрожала. Когда узор теней и света упал на нее, Моргон поразился – а знал ли он ее, в сущности?
– Рэдерле, во имя Хела, как нам быть? – взмолился он. – Идти целый день ты не можешь. Верхом ехать не хочешь. Оборачиваться ты не состоянии. Может быть, ты хочешь вернуться в Ануйн?
– Нет. – Ее голос дрогнул при этих словах, словно Моргон нанес ей жестокий удар. – Может быть, я не очень искусна в загадках, но я всегда верна своим обещаниям.
– Как же ты можешь прославить имя Илона, если не испытываешь к нему и его наследию ничего, кроме ненависти?
Она снова наклонилась, чтобы, как показалось Моргону, повернуть вертел, но вместо этого вдруг схватила пригоршню горящих углей.
– Он был когда-то королем Ана. И в этом есть честь. – Голос ее продолжал дрожать. Огонь в ее руках принял форму гребня, а затем она потянула из него пальцами тонкие, как волоски, нити. – Я поклялась его именем, что никогда не покину тебя.
Внезапно он догадался, что она творит из огня. Рэдерле закончила свою работу и протянула Моргону свое изделие – огненную арфу, пожирающую темноту вокруг ее руки.
– Ты Мастер Загадок. Если ты так веришь в загадки, докажи мне это. Ты даже не можешь взглянуть в лицо своей ненависти, а мне предлагаешь разгадывать загадки. Как же тебя после этого называть?
– Дураком, – ответил он, не прикасаясь к огненной арфе. Он следил, как свет беззвучно бежит по струнам. – Я хотя бы знаю, как меня зовут.
– Ты Звездоносец. Почему же ты не можешь оставить меня в покое до тех пор, пока я сама не сделаю выбор?
Он воззрился на нее поверх пламенеющей арфы, и что-то, что он непроизвольно сказал или подумал, раскололо арфу в ее руке на мелкие кусочки. Он потянулся над костром, схватил Рэдерле за плечи и поднял на ноги.
– Как ты можешь говорить мне такое? Во имя Хела, чего ты боишься?
– Моргон...
– Ведь ты не собираешься оборачиваться чем-то таким, чего никто из нас не признает!
– Моргон! – Внезапно она принялась трясти его, чтобы до него дошло хоть что-то из ее слов. – Разве мне нужно это говорить? Я не бегу от чего-то, что ненавижу, наоборот – я бегу от того, что хочу. От мощи этого незаконного наследия. Она мне не нужна. Мощь, которая разъедает Имрис и пытается погубить Обитаемый Мир и тебя, – меня влечет к ней, меня к ней тянет. И я люблю тебя. Знатока Загадок. Мастера. Человека, который должен бороться со всем, в чем это наследие. А ты все просишь и просишь меня о том, что будешь лишь ненавидеть.
– Нет, – прошептал он.
– Землеправители, чародеи в Лунголде... Как я смогу смотреть им в лицо? Как я смогу признаться им, что нахожусь в родстве с твоими врагами? Да станут ли они доверять мне после этого? И смогу ли я сама доверять себе, если желаю такой ужасной мощи?
– Рэдерле.
Он с усилием поднял руку, коснулся ее лица, смахнув с него пламя и слезы, пытаясь разглядеть его получше. Тревожные тени бежали по ее лицу, выплавляя из огня и тьмы чей-то образ, образ, которого он никогда прежде не видел да и теперь не мог как следует рассмотреть. Что-то ускользало от него, исчезало при самом легком прикосновении.
– Я никогда не просил у тебя ничего, кроме правды.
– Ты не понимал, о чем просишь.
– А я вообще ничего не понимаю. Просто прошу.
Огонь меж ними сам вырисовывался в ответ, за который и ухватился разум Моргона. Он внезапно увидел этот ответ и одновременно снова увидел ее – женщину, за которую умирали мужчины в башне Певена, которая настроилась разумом в лад с огнем, которая любила его, во всем ему перечила и тянулась к мощи, способной легко погубить ее. Составляющие этой загадки боролись в его сознании, затем слились, и он увидел лица Меняющих Обличья, которых знал: Эриэл, арфиста Коррига, которого убил, тех, из Исига, которых тоже убил... Холодок изумления и страха пробежал по его телу.
– Если ты видишь... Если ты видишь в них что-то достойное, – прошептал он, – то, во имя Хела, кто они?
Она молчала, вцепившись в него, лицо ее вновь засветилось огненными слезами.
– Я этого не говорила.
– Говорила.
– Нет. В их мощи нет ничего достойного.
– Есть. Ты сама это чувствуешь. И как раз поэтому желаешь этой мощи.
– Моргон...
– Либо ты меняешь облик в моем уме, либо они. Я знаю, кто ты.
Рэдерле медленно выпустила Моргона из объятий. Он ломал голову над вопросом – какие же слова нужно сказать, чтобы вызвать ее доверие. И мало-помалу понял, какие ему нужно привести доводы для того, чтобы она послушалась.
Он вывел из незримости арфу у себя за спиной. Она упала в его руки, словно воспоминание. Под пристальным взглядом Рэдерле он сел на краю огненного круга, не двигаясь и не разговаривая. Звезды на лицевой поверхности арфы – загадочные, непостижимые – встретились с его глазами. Он повернул арфу и начал играть. Первое время он почти ни о чем не думал – ни о чем, кроме той стройной тени на краю светового круга, которую влекла его музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Как только стало смеркаться, они нашли место для стоянки. Моргон оставил Рэдерле сидеть, свесив ноги в реку, а сам отправился на охоту в соколином обличье. Он быстро убил небольшого зайца, вздремнувшего на лугу под последними солнечными лучами, и, вернувшись, обнаружил Рэдерле на прежнем месте. Моргон освежевал добычу и, наколов ее на вертел, сделанный из молодого деревца, расположил над огнем, поглядывая на Рэдерле, которая сидела, не сводя глаз с воды и не двигаясь, и наконец произнес ее имя.
Она встала, сделала несколько шагов, спотыкаясь на прибрежной круче. Медленно подошла и села поближе к огню, туго обмотав ступни влажной юбкой. При свете костра он мог вдоволь любоваться ею – он смотрел на девушку и забывал вовремя переворачивать мясо над костром. Лицо ее было совершенно неподвижным; тоненькие страдальческие складочки наметились под глазами. Внезапно Моргон глубоко вдохнул; взгляды их встретились, в ее взгляде было недвусмысленное предостережение. Но, несмотря на это, он взорвался, беспокоясь за нее:
– Ты почему не сказала мне, что так мучаешься? А ну-ка покажи мне ноги!
– Оставь меня в покое! – Раздражение, прозвучавшее в ее голосе, ошеломило Моргона. Рэдерле сжалась в комочек. – Я сказала тебе, что дойду до Лунголда, и дойду!
– Как? – Моргон встал. Гнев на самого себя клокотал в его горле. – Я раздобуду для тебя лошадь.
– На какие деньги? Седла-то мы не продали.
– Я сам обернусь конем. И ты сядешь мне на спину.
– Нет. – В ее голосе дрожали нотки такого же странного гнева. – Ничего подобного. Я не собираюсь скакать на тебе верхом до самого Лунголда. Я сказала: я дойду.
– Да ты едва ли пройдешь пешком даже пять шагов.
– И все-таки дойду. А если ты не будешь переворачивать мясо, наш ужин сгорит.
Он даже не пошевелился. Рэдерле подалась вперед и взялась за вертел сама. Рука ее дрожала. Когда узор теней и света упал на нее, Моргон поразился – а знал ли он ее, в сущности?
– Рэдерле, во имя Хела, как нам быть? – взмолился он. – Идти целый день ты не можешь. Верхом ехать не хочешь. Оборачиваться ты не состоянии. Может быть, ты хочешь вернуться в Ануйн?
– Нет. – Ее голос дрогнул при этих словах, словно Моргон нанес ей жестокий удар. – Может быть, я не очень искусна в загадках, но я всегда верна своим обещаниям.
– Как же ты можешь прославить имя Илона, если не испытываешь к нему и его наследию ничего, кроме ненависти?
Она снова наклонилась, чтобы, как показалось Моргону, повернуть вертел, но вместо этого вдруг схватила пригоршню горящих углей.
– Он был когда-то королем Ана. И в этом есть честь. – Голос ее продолжал дрожать. Огонь в ее руках принял форму гребня, а затем она потянула из него пальцами тонкие, как волоски, нити. – Я поклялась его именем, что никогда не покину тебя.
Внезапно он догадался, что она творит из огня. Рэдерле закончила свою работу и протянула Моргону свое изделие – огненную арфу, пожирающую темноту вокруг ее руки.
– Ты Мастер Загадок. Если ты так веришь в загадки, докажи мне это. Ты даже не можешь взглянуть в лицо своей ненависти, а мне предлагаешь разгадывать загадки. Как же тебя после этого называть?
– Дураком, – ответил он, не прикасаясь к огненной арфе. Он следил, как свет беззвучно бежит по струнам. – Я хотя бы знаю, как меня зовут.
– Ты Звездоносец. Почему же ты не можешь оставить меня в покое до тех пор, пока я сама не сделаю выбор?
Он воззрился на нее поверх пламенеющей арфы, и что-то, что он непроизвольно сказал или подумал, раскололо арфу в ее руке на мелкие кусочки. Он потянулся над костром, схватил Рэдерле за плечи и поднял на ноги.
– Как ты можешь говорить мне такое? Во имя Хела, чего ты боишься?
– Моргон...
– Ведь ты не собираешься оборачиваться чем-то таким, чего никто из нас не признает!
– Моргон! – Внезапно она принялась трясти его, чтобы до него дошло хоть что-то из ее слов. – Разве мне нужно это говорить? Я не бегу от чего-то, что ненавижу, наоборот – я бегу от того, что хочу. От мощи этого незаконного наследия. Она мне не нужна. Мощь, которая разъедает Имрис и пытается погубить Обитаемый Мир и тебя, – меня влечет к ней, меня к ней тянет. И я люблю тебя. Знатока Загадок. Мастера. Человека, который должен бороться со всем, в чем это наследие. А ты все просишь и просишь меня о том, что будешь лишь ненавидеть.
– Нет, – прошептал он.
– Землеправители, чародеи в Лунголде... Как я смогу смотреть им в лицо? Как я смогу признаться им, что нахожусь в родстве с твоими врагами? Да станут ли они доверять мне после этого? И смогу ли я сама доверять себе, если желаю такой ужасной мощи?
– Рэдерле.
Он с усилием поднял руку, коснулся ее лица, смахнув с него пламя и слезы, пытаясь разглядеть его получше. Тревожные тени бежали по ее лицу, выплавляя из огня и тьмы чей-то образ, образ, которого он никогда прежде не видел да и теперь не мог как следует рассмотреть. Что-то ускользало от него, исчезало при самом легком прикосновении.
– Я никогда не просил у тебя ничего, кроме правды.
– Ты не понимал, о чем просишь.
– А я вообще ничего не понимаю. Просто прошу.
Огонь меж ними сам вырисовывался в ответ, за который и ухватился разум Моргона. Он внезапно увидел этот ответ и одновременно снова увидел ее – женщину, за которую умирали мужчины в башне Певена, которая настроилась разумом в лад с огнем, которая любила его, во всем ему перечила и тянулась к мощи, способной легко погубить ее. Составляющие этой загадки боролись в его сознании, затем слились, и он увидел лица Меняющих Обличья, которых знал: Эриэл, арфиста Коррига, которого убил, тех, из Исига, которых тоже убил... Холодок изумления и страха пробежал по его телу.
– Если ты видишь... Если ты видишь в них что-то достойное, – прошептал он, – то, во имя Хела, кто они?
Она молчала, вцепившись в него, лицо ее вновь засветилось огненными слезами.
– Я этого не говорила.
– Говорила.
– Нет. В их мощи нет ничего достойного.
– Есть. Ты сама это чувствуешь. И как раз поэтому желаешь этой мощи.
– Моргон...
– Либо ты меняешь облик в моем уме, либо они. Я знаю, кто ты.
Рэдерле медленно выпустила Моргона из объятий. Он ломал голову над вопросом – какие же слова нужно сказать, чтобы вызвать ее доверие. И мало-помалу понял, какие ему нужно привести доводы для того, чтобы она послушалась.
Он вывел из незримости арфу у себя за спиной. Она упала в его руки, словно воспоминание. Под пристальным взглядом Рэдерле он сел на краю огненного круга, не двигаясь и не разговаривая. Звезды на лицевой поверхности арфы – загадочные, непостижимые – встретились с его глазами. Он повернул арфу и начал играть. Первое время он почти ни о чем не думал – ни о чем, кроме той стройной тени на краю светового круга, которую влекла его музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71