Когда деревья раскололись и обломки их осыпались на землю, Меняющие Обличья медленно выплыли из стайки птиц, кружащей в воздухе. Число волшебников удвоилось, ибо половина их ранее изображала неподвижных коней. Они неторопливо вернули себе прежний облик, в то время как Гистеслухлом смотрел на них, ошеломленный, как почувствовал Моргон, мерой их возможностей. Хватка его ослабла. Прошелестели без видимой причины листья на ближайшем кусте, и Меняющие Обличья ринулись вперед.
Волна блестящих черных шкур и похожих на раковины копыт накатывала беззвучно и так быстро, что Моргон едва успел скрыться. Он стал невидим с помощью наваждения, которое, как он подозревал, заметила только Рэдерле, – она вздрогнула, когда Моргон схватил ее за руку. Что-то задело его – копыто или рукоять призрачного меча, и один длинный миг он колебался между видимостью и невидимостью. Он ощутил, что мышцы его напряглись для смертельного удара, но ничто не коснулось его – ничто, кроме ветра. Он устремился мыслью вперед, на Торговую дорогу. Какой-то проезжий сидел на козлах возка, груженного тканями, посвистывая, чтобы разогнать скуку. Моргон вызвал такую же картину в мозгу у Рэдерле и, покрепче ухватив ее, потянул туда.
Миг спустя оба лежали в глубине большого крытого возка, и кровь их стекала на рулон полотна с искусной вышивкой.
Она рыдала, Моргон обнимал и пытался успокоить ее, одновременно прислушиваясь. Рэдерле не могла остановиться. Сквозь всхлипывания он слышал скрип колес в пыли и посвистывание возницы, приглушенное рулонами тканей, громоздившихся за его спиной, и холщовой обшивкой возка. На дороге было тихо; никакого подозрительного шума сзади Моргон не улавливал. Голова у него раскалывалась, и он прилег на один из рулонов. Глаза его закрылись, и вновь на него, беззвучно громыхая, наползла темнота. Колесо повозки ухнуло во впадину, возок тряхнуло, Рэдерле высвободилась из объятий Моргона и, откинув волосы со лба, села.
– Моргон, он явился за мной ночью, а я была босая – я даже убежать не смогла. Я думала, что это ты. Я даже не успела надеть башмаки. Что, во имя Хела, делал этот арфист? Я не понимаю его. Я не...
Рэдерле внезапно осеклась, как будто обнаружила, что рядом с ней не Моргон, а Меняющий Обличья. Одной рукой она закрыла себе рот, а другой коснулась его щеки.
– Моргон...
Он приложил ладонь ко лбу, посмотрел на кровь, запятнавшую пальцы. Половина его лица пылала – от виска до подбородка. Ныло плечо. Рубаха на нем расползлась, едва он коснулся ее. Широкая свежая рана, словно лошадь проехалась копытом, протянулась от шеи к плечу и до середины груди.
Он медленно выпрямился, глядя на кровавые пятна, которые оставил на днище возка и на тонком полотне. Внезапно он задрожал всем телом и, уткнувшись лицом в колени, принялся крыть себя, живо и последовательно, пока не услышал, что Рэдерле тоже поднимается. Он поймал ее за руку и потянул назад.
– Не надо.
– Отпустишь ты меня или нет? Я собираюсь сказать торговцу, чтобы он остановился. Не отпустишь – закричу.
– Нет, Рэдерле, послушай. Ну послушай же! Мы лишь в нескольких верстах к западу от места, где попались. Меняющие Обличья будут нас искать. Гистеслухлом тоже, если, конечно, он не убит. Нам нужно отъехать от них подальше.
– Я осталась даже без башмаков, а если ты велишь мне учиться принимать чужой облик, я прокляну тебя. – Затем она снова коснулась его щеки, сглатывая слезы. – Моргон, ты можешь перестать заливаться слезами?
– А разве я не перестал?
– Нет. Ты похож на хедское привидение. Пожалуйста, позволь торговцу тебе помочь.
– Нет.
Тут возок рывком остановился, и Моргон застонал, нетвердо встал на ноги и притянул Рэдерле к себе. Меж складок холщовых занавесей показалось ошарашенное лицо торговца.
– Эй, что вы там делаете, во имя короля-волка?!
Он раздвинул занавеси, чтобы стало посветлее.
– Взгляните, во что вы превратили вышитое полотно! Вы хоть понимаете, сколько оно стоит? А этот белый бархат... – Моргон услышал, как Рэдерле делает вдох, чтобы ответить. Он схватил ее за руку и послал свой разум вперед, словно якорь на конце каната, чтобы тот пролетел над водой до ближайшей отмели, где вошел бы лапой в грунт. Он отыскал спокойный, залитый солнцем участок дороги впереди, где лишь какой-то бродячий музыкант напевал что-то себе под нос, трясясь в седле на пути к Лунголду. Удерживая разум Рэдерле и не давая ей произнести ни слова, Моргон шагнул туда, где звучало пение.
Они очутились на дороге, а поющий в задумчивости ехал себе дальше, удаляясь от них. Яркий свет вызвал у Моргона головокружение. Рэдерле боролась против его мысленной хватки с поразительным упорством. Он чувствовал, что она сердита и что за этим стоит ее страх. Она могла бы вырваться – он понял это, когда окинул мысленным взором ее невероятные возможности, но она была слишком испугана, чтобы управлять своими мыслями. Его же мысли, бесформенные, всему открытые, опять воспарили над дорогой, касаясь сознания коней, ястреба, ворон, подкрепляющихся на покинутой ими стоянке. Деревенский юнец, оставивший двор, который унаследовал, и ехавший ночью на старой кляче в Лунголд искать счастья, стал отмелью, в которую на этот раз попал мысленный якорь Моргона. Шаг вперед.
Когда они стояли в пыли, поднятой клячей, Моргон слышал свое резкое, судорожное дыхание. Что-то мучительно полоснуло по его мозгу, и он едва не ответил ударом, но вовремя понял, что это – мысленный вопль Рэдерле. Он успокоил оба разума и вновь принялся осматривать дорогу.
Кузнец, который двигался от деревни к деревне, подковывая лошадей и чиня котлы, дремал в своей тележке, мечтая о пиве. Моргон, проникнув в его сон, проследовал за ним через жаркое утро. Рэдерле была необычно тихой. Он просто отчаянно хотел поговорить с ней, но не смел отвлекаться. Снова он отправил свой ум на поиски и наконец услышал смех торговцев. Он позволил своему разуму наполниться их смехом, но вскоре смех этот уже слышался за ближайшими деревьями. Тут сознание Рэдерле куда-то уплыло от него. В испуге Моргон принялся искать его здесь и там, но натыкался лишь на неясные мысли деревьев и диких зверей. Он не мог отыскать ее разумом. Сбившись, он вдруг увидел, что она стоит перед ним.
Рэдерле часто дышала, вся напрягшись для крика, удара или плача. Лицо его настолько одеревенело, что слова давались с большим трудом.
– Еще разок... Пожалуйста... К реке...
Миг спустя она кивнула. Он коснулся руки девушки, а затем – разума и стал искать под припекающим солнцем прохладные души – рыб, речных животных, водоплавающих птиц. Перед ним возникла река. Они стояли на крутом бережке в мягкой траве полянки, окруженной высокими папоротниками.
Он отпустил Рэдерле, упал на колени и приник к воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71