..Я думаю, что дельфины, - это его охотничьи собаки, которые до сих пор ищут своего хозяина... и свистят ему... и не понимают, что с ним и почему он не откликается...
- Какое странное предположение, - сказал Толя.
- А человек изобрел орудия, которые стали оружием, и так и далее... И потому война - это рак развития, это разъединение... а мир - это состояние здоровья, это симбиоз... И потому я думаю, что назревают две цивилизации цивилизация рака и цивилизация симбиоза: все молчали, потому что видели, как бьется его душа в надежде сформулировать невероятное. Авось кто-нибудь подхватит.
- Симбиоз, симбиоз... - начал Дунаев. - Раньше проще говорили пролетарии всех стран, соединяйтесь... это я согласен... А пролетарии всех стран, разъединяйтесь - я не согласен... От этого и война. Ребенку понятно.
- Это не проще, - мягко сказал Филидоров. - До этого тоже тысячи лет додумывались.
- Шура... что вы обо всем этом думаете как биолог? - спросил Толя.
- Оставьте меня в покое! - закричал доктор Шура. - Оставьте! - И выскочил, хлопнув дверью.
- Вдали от тебя я тоскую, - сказала Вика. - А вблизи я заболеваю от твоих фантазий...
- Вы считаете, он на них права не имеет? - спросил Дунаев.
- Он не имеет права подчинять им свою жизнь и мою.
- А ты не подчиняйся, - сказала Нюра. - Вот бог, а вот порог. Ты ему не годишься.
- Нюра! - сказал Дунаев.
- Жизнь состоит из времени, - промямлил Сапожников.
- Опять вы за свое, - рассердился Филидоров. - Толя, налейте ему боржому.
Тогда Вика перестала расчесывать волосы и приготовилась скандалить. Филидоров и Толя демократически ушли, а Дунаев остался. Он эти дела вот как знал. У него у самого этот симбиоз распадался тыщу раз из-за Нюриных фантазий.
- Я сейчас приберу, - сказала Вика.
- Сама приберу, - сказала Нюра.
- Ну что ж... тогда я уйду.
- Ага... Ступай, - сказала Нюра.
- Ладно... - Сапожников махнул рукой. - Ладно. Иди.
- Ты меня неверно понял, - сказала Вика.
- Я тебя верно понял.
- Я ухожу потому, что с тобой я становлюсь такой же сумасшедшей, как ты.
- От себя далеко не уйдешь.
- Поцелуй меня, - сказала она, - сейчас или никогда.
- Не хочется.
- Не сдавайся, Сапожников. Я тебе не гожусь, - сказала Вика. - Ни за что не сдавайся.
И ушла.
Легко сказать, не сдавайся. Пожить бы немножко просто так, как трава растет.
- Ишь чего захотел, - сказал Дунаев.
Нелеп и смешон был Сапожников до удивления. Он был похож на человека, который удачно идет по утонувшим в воде камушкам, в полной уверенности, что идет по воде и что, стало быть, вообще по воде ходить можно, и он удивляется, почему это другие люди не ходят по морю, аки посуху.
Раздался звонок в дверь, и Филидоров с Толей все же вернулись. Но без доктора Шуры.
Филидоров и Толя топтались в ночном дворе, чтобы не мешать Вике скандалить с Нюрой из-за Сапожникова. Потом из подъезда пробежала Вика. Наверно, и им пора было по домам, но что-то их удержало. Филидоров припомнил, как на диспуте Сапожников кинул цитату из Менделеева - лучше какая-нибудь гипотеза, чем никакой. И, вспомнив Сапожниковы бредни, Толя и Филидоров подумали - чем черт не шутит? И вернулись.
Ну а потом, как уже рассказано вначале, сели пить чай. Вошла летающая собака. О ней высказались разноречиво, и Сапожников, грубо нарушая приличия, ушел спать.
Вечерок не получился.
- Вы с ним не так разговариваете, - сказал Дунаев. - Это все бесполезно. Когда с ним так разговаривают, он становится тупицей.
- А он и в детстве был дефективный, - сказала Нюра.
- Какой?
- Дефективный.
- А как с ним разговаривать? Как?
- А вы его разжалобите.
- Что?
- Ну да... - сказала Нюра. - Слезу подпустите... Он жалостливый.
- Чушь какая-то, - нахмурился Толя. - При чем тут жалость?
Жалости в науке не место.
- Место, место, - сказал Дунаев. - Вы ему растолкуйте, кому без этой вашей штуковины не жить... Он и раскиснет... Он вам враз все придумает.
- Детский сад!
- Это точно, - сказал Дунаев.
- Погодите, - повеселел Филидоров. - Тут что-то есть.
- Вы ешьте компот... Он пастеризованный, - убедительно сказала Нюра.
- И теперь Филидоров после слов Нюры понял так, что все сапожниковские теории - потому что он ученых пожалел, так, что ли?
Но если нужна гипотеза, которую мог бы понять и ребенок, то, может быть, ее и должен высказать ребенок, подумал Филидоров и пошел будить Сапожникова.
- Вставайте... - сказал он, - потолкуем... У меня самолет в два ноль-ноль...
Сапожников открыл глаза.
- Нужна гипотеза, которую бы понял ребенок, - сказал Филидоров.
- А что? -. спросил Сапожников. - Вы бы тогда хорошо жили?
- Наверно.
- Это можно.
Филидоров подмигнул Толе.
- Что можно? - спросил Толя.
- Можно сделать, - сказал Сапожников. - Можно сделать гипотезу, которую поймет ребенок.
Филидоров засмеялся.
Тут вошел Дунаев и сказал, что звонил доктор Шура, очень веселый, и просил передать Сапожникову, что он знает, кто такой Сапожников.
- Ну и кто же он такой? - спросил Филидоров.
- Летающая собака.
- Оставьте меня в покое! - закричал Толя рыдающим голосом доктора Шуры. - Оставьте меня!
И они уселись потолковать.
Вот уже Нюра ушла спать, доверившись тем, кто остался додумывать тайны до конца и посильно. Никого лишнего в квартире Дунаевых. Остались четверо, которые не боятся, и пожилая женщина, которая знает то, чего этим четверым вовек не узнать, потому что они знают умом, даже иногда сердцем, если повезет, а она знает, потому что знает. Есть такое знание, когда доказывать ничего не надо.
- Ну, Дунаев, - сказал Сапожников, - они хотят гипотезу, понятную ребенку... Ладно, выручай. Есть такая гипотеза. Но я ее на тебе попробую.
- Дурацкая твоя привычка лезть туда, где ты ни хрена не смыслишь, сказал Дунаев.
- А я и не лезу. Однако есть область, где все смыслят более или менее одинаково. Кроме полных кретинов.
- Какая же это область?
- Область здравого смысла.
- Вот как раз тут у меня большие сомнения, - ухмыльнулся Филидоров.
- Скажи, Дунаев, если два авторитета утверждают противоположное, имею я право не поверить им обоим?
- Можешь. А конкретно?
- Один великий ученый сказал, что свет - это частицы, а другой великий ученый сказал, что свет это волна.
- Я в физике ничего не смыслю.
- Да не в физике, а в здравом смысле, - сказал Сапожников. - Два авторитета не сговорились - можешь ты им не поверить обоим?
- Так и не сговорились? - спросил Дунаев.
- Фактически нет. Просто порешили считать, что у света есть признаки и волны и частицы. Порешили - и точка.
- Но ведь, наверно, это установили?
- Ага, - сказал Сапожников. - Но не объяснили, как это может быть.
- А ты объяснил?
- А я объяснил.
- Кому?
- Себе, конечно... Жить-то ведь как-то надо? - сказал Сапожников.
- Ну и как же ты объяснил? - спросил Дунаев.
- Свет не иллюзия... - сказал Сапожников. - Это штука материальная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
- Какое странное предположение, - сказал Толя.
- А человек изобрел орудия, которые стали оружием, и так и далее... И потому война - это рак развития, это разъединение... а мир - это состояние здоровья, это симбиоз... И потому я думаю, что назревают две цивилизации цивилизация рака и цивилизация симбиоза: все молчали, потому что видели, как бьется его душа в надежде сформулировать невероятное. Авось кто-нибудь подхватит.
- Симбиоз, симбиоз... - начал Дунаев. - Раньше проще говорили пролетарии всех стран, соединяйтесь... это я согласен... А пролетарии всех стран, разъединяйтесь - я не согласен... От этого и война. Ребенку понятно.
- Это не проще, - мягко сказал Филидоров. - До этого тоже тысячи лет додумывались.
- Шура... что вы обо всем этом думаете как биолог? - спросил Толя.
- Оставьте меня в покое! - закричал доктор Шура. - Оставьте! - И выскочил, хлопнув дверью.
- Вдали от тебя я тоскую, - сказала Вика. - А вблизи я заболеваю от твоих фантазий...
- Вы считаете, он на них права не имеет? - спросил Дунаев.
- Он не имеет права подчинять им свою жизнь и мою.
- А ты не подчиняйся, - сказала Нюра. - Вот бог, а вот порог. Ты ему не годишься.
- Нюра! - сказал Дунаев.
- Жизнь состоит из времени, - промямлил Сапожников.
- Опять вы за свое, - рассердился Филидоров. - Толя, налейте ему боржому.
Тогда Вика перестала расчесывать волосы и приготовилась скандалить. Филидоров и Толя демократически ушли, а Дунаев остался. Он эти дела вот как знал. У него у самого этот симбиоз распадался тыщу раз из-за Нюриных фантазий.
- Я сейчас приберу, - сказала Вика.
- Сама приберу, - сказала Нюра.
- Ну что ж... тогда я уйду.
- Ага... Ступай, - сказала Нюра.
- Ладно... - Сапожников махнул рукой. - Ладно. Иди.
- Ты меня неверно понял, - сказала Вика.
- Я тебя верно понял.
- Я ухожу потому, что с тобой я становлюсь такой же сумасшедшей, как ты.
- От себя далеко не уйдешь.
- Поцелуй меня, - сказала она, - сейчас или никогда.
- Не хочется.
- Не сдавайся, Сапожников. Я тебе не гожусь, - сказала Вика. - Ни за что не сдавайся.
И ушла.
Легко сказать, не сдавайся. Пожить бы немножко просто так, как трава растет.
- Ишь чего захотел, - сказал Дунаев.
Нелеп и смешон был Сапожников до удивления. Он был похож на человека, который удачно идет по утонувшим в воде камушкам, в полной уверенности, что идет по воде и что, стало быть, вообще по воде ходить можно, и он удивляется, почему это другие люди не ходят по морю, аки посуху.
Раздался звонок в дверь, и Филидоров с Толей все же вернулись. Но без доктора Шуры.
Филидоров и Толя топтались в ночном дворе, чтобы не мешать Вике скандалить с Нюрой из-за Сапожникова. Потом из подъезда пробежала Вика. Наверно, и им пора было по домам, но что-то их удержало. Филидоров припомнил, как на диспуте Сапожников кинул цитату из Менделеева - лучше какая-нибудь гипотеза, чем никакой. И, вспомнив Сапожниковы бредни, Толя и Филидоров подумали - чем черт не шутит? И вернулись.
Ну а потом, как уже рассказано вначале, сели пить чай. Вошла летающая собака. О ней высказались разноречиво, и Сапожников, грубо нарушая приличия, ушел спать.
Вечерок не получился.
- Вы с ним не так разговариваете, - сказал Дунаев. - Это все бесполезно. Когда с ним так разговаривают, он становится тупицей.
- А он и в детстве был дефективный, - сказала Нюра.
- Какой?
- Дефективный.
- А как с ним разговаривать? Как?
- А вы его разжалобите.
- Что?
- Ну да... - сказала Нюра. - Слезу подпустите... Он жалостливый.
- Чушь какая-то, - нахмурился Толя. - При чем тут жалость?
Жалости в науке не место.
- Место, место, - сказал Дунаев. - Вы ему растолкуйте, кому без этой вашей штуковины не жить... Он и раскиснет... Он вам враз все придумает.
- Детский сад!
- Это точно, - сказал Дунаев.
- Погодите, - повеселел Филидоров. - Тут что-то есть.
- Вы ешьте компот... Он пастеризованный, - убедительно сказала Нюра.
- И теперь Филидоров после слов Нюры понял так, что все сапожниковские теории - потому что он ученых пожалел, так, что ли?
Но если нужна гипотеза, которую мог бы понять и ребенок, то, может быть, ее и должен высказать ребенок, подумал Филидоров и пошел будить Сапожникова.
- Вставайте... - сказал он, - потолкуем... У меня самолет в два ноль-ноль...
Сапожников открыл глаза.
- Нужна гипотеза, которую бы понял ребенок, - сказал Филидоров.
- А что? -. спросил Сапожников. - Вы бы тогда хорошо жили?
- Наверно.
- Это можно.
Филидоров подмигнул Толе.
- Что можно? - спросил Толя.
- Можно сделать, - сказал Сапожников. - Можно сделать гипотезу, которую поймет ребенок.
Филидоров засмеялся.
Тут вошел Дунаев и сказал, что звонил доктор Шура, очень веселый, и просил передать Сапожникову, что он знает, кто такой Сапожников.
- Ну и кто же он такой? - спросил Филидоров.
- Летающая собака.
- Оставьте меня в покое! - закричал Толя рыдающим голосом доктора Шуры. - Оставьте меня!
И они уселись потолковать.
Вот уже Нюра ушла спать, доверившись тем, кто остался додумывать тайны до конца и посильно. Никого лишнего в квартире Дунаевых. Остались четверо, которые не боятся, и пожилая женщина, которая знает то, чего этим четверым вовек не узнать, потому что они знают умом, даже иногда сердцем, если повезет, а она знает, потому что знает. Есть такое знание, когда доказывать ничего не надо.
- Ну, Дунаев, - сказал Сапожников, - они хотят гипотезу, понятную ребенку... Ладно, выручай. Есть такая гипотеза. Но я ее на тебе попробую.
- Дурацкая твоя привычка лезть туда, где ты ни хрена не смыслишь, сказал Дунаев.
- А я и не лезу. Однако есть область, где все смыслят более или менее одинаково. Кроме полных кретинов.
- Какая же это область?
- Область здравого смысла.
- Вот как раз тут у меня большие сомнения, - ухмыльнулся Филидоров.
- Скажи, Дунаев, если два авторитета утверждают противоположное, имею я право не поверить им обоим?
- Можешь. А конкретно?
- Один великий ученый сказал, что свет - это частицы, а другой великий ученый сказал, что свет это волна.
- Я в физике ничего не смыслю.
- Да не в физике, а в здравом смысле, - сказал Сапожников. - Два авторитета не сговорились - можешь ты им не поверить обоим?
- Так и не сговорились? - спросил Дунаев.
- Фактически нет. Просто порешили считать, что у света есть признаки и волны и частицы. Порешили - и точка.
- Но ведь, наверно, это установили?
- Ага, - сказал Сапожников. - Но не объяснили, как это может быть.
- А ты объяснил?
- А я объяснил.
- Кому?
- Себе, конечно... Жить-то ведь как-то надо? - сказал Сапожников.
- Ну и как же ты объяснил? - спросил Дунаев.
- Свет не иллюзия... - сказал Сапожников. - Это штука материальная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83