Шакир не отпускал его ни на шаг, и это успокаивало Ахмата. Если бы хотел убить, не стал бы разговаривать, не стал бы даже смотреть в его сторону. Нет, он не так глуп, он понял, что проиграл, он, конечно, попереживает, помучается, позлится, но поймет, что так лучше, что худой мир лучше доброй войны. А здесь и войны-то никакой нет.
Ахмат так и не доехал до банка, так и не взял деньги. Сейчас он удивлялся, что такая мысль вообще пришла ему в голову – это была минута отчаяния, но теперь все позади – страшно, когда не видишь, когда только представляешь, он читал, что этот закон открыл известный режиссер Хичкок, как-то у него это мудрено называется – саспенс, да.
Наши фантазии страшнее реальности.
Но где же Чарли?
Это даже смешно, но он чувствовал себя сейчас как-то совершенно по-новому. Где-то он читал об этом, где-то видел, что-то слышал в хорошей музыке. Да, это называется романтическим ожиданием. Значит, он романтик? Он, трезвый финансист, тонкий дипломат, ставший в последнее время даже весьма циничным, он, который спокойно изменял жене, лгал друзьям, льстил врагам, он, оказывается, романтик.
Ахмат чуть заметно улыбнулся.
– Что, весело? – спросил Шакир.
– Да нет, это я так, своим мыслям.
– Расскажи, о чем думаешь.
Ахмат обернулся к Шакиру и уже приготовился сказать что-нибудь необязательное, дежурное, привычно соврать, но почему-то произнес:
– О любви.
Шакир прищурил желтые глаза.
– Любовь – это хорошо. Надо любить друзей, свою родину, своих родных…
– Да-да, – сказал Ахмат, – я именно об этом.
Но лгать у него уже не получалось. Шакир отвернулся, он понял, о какой любви думает Ахмат.
Впрочем, Ахмату уже было все равно.
Это уже происходило помимо его воли – он все больше и больше ненавидел Шакира за все: за то, что старый, за то, что был партийным работником, а теперь стал бизнесменом, за желтые глаза цвета мочи, за противный запах смеси французских духов и пота. Он ощущал эту ненависть почти физически.
Ахмат только поначалу, когда соплеменники прямо сказали ему, что знают о нем и Чарли, испугался и растерялся. Все пытался угадать, откуда им это известно. Они с Чарли были предельно осторожны. Встречались только на квартире, на людях вместе не показывались, на работе – только о делах. Та давняя поездка по Золотому кольцу тоже осталась не замеченной никем.
Но потом он перестал гадать – ну знают и знают. Так даже легче. Он трусливо объяснил тогда, что спит с Чарли (он для верности употребил слово «трахаюсь») для дела. Даже рассказал им какие-то выдуманные подробности.
Теперь ему было стыдно и противно. Теперь он хотел отмыться от того позора, но было уже поздно, они считали, что он действительно спит с Чарли для дела. Впрочем, последние события их в этом несколько разуверили, но он надеялся, он все таки не оставлял надежду когда-нибудь сказать: я все вам наврал, я эту женщину…
Она вошла в зал стремительно, но вместе с тем как-то растерянно. Очень пыталась выглядеть уверенной, светской, но глаза, помимо ее воли, искали кого-то в толпе.
К ней подбежал Кампино, что-то сказал, она кивнула, рассеянно улыбнулась, подошла к своему столу и снова, теперь уже открыто, оглядела зал.
Ахмат словно гипнотизировал ее глазами – вот он я, посмотри на меня. Ты сразу все поймешь.
– Господа, прошу извинить меня. Но, как говорят в России, лучше поздно, чем никогда. Пожалуйста, наполните ваши бокалы. Я хочу произнести маленький спич.
Зал благодушно зашумел, официанты забегали, наполняя вином бокалы гостей.
Чарли подняла свою хрустальную рюмку.
Глава 56
Вера Михайловна давно не ощущала себя так молодо, задорно, а главное – спокойно. Все произошедшее с ней за сутки приобрело для нее оттенок истории.
Контролер, сославшись на службу, употреблял каберне и находил, что оно удивительно напоминает ему одно калифорнийское вино, которое он когда-то пил вместе с отцом.
– Ничего удивительного. Это распространенный сорт винограда. Вино из него отличает вяжущий эффект и грубый запах сафьяновой кожи, – сообщила Вера Михайловна Долтону.
– Послушайте, леди, а не было ли в вашей семье виноделов? – уважительно изумился Долтон уже в который раз за этот вечер.
– Нет. Вино я пью редко, но в моем возрасте внезапно обнаруживаешь массу свободного времени. А с сегодняшнего дня его у меня появится значительно больше. Я ушла с работы.
– И правильно сделали. Пора заняться собой. В мире есть так много интересного, что мы пропустили, глаза разбегаются. Но, простите, почему вы говорите о возрасте?
– Это очень милый комплимент, – улыбнулась Вера Михайловна.
– Египет, Перу, Амазония… Столько мест, где хотелось бы побывать… А вы куда бы хотели поехать?
– Так далеко мои планы не простираются.
Она не хотела ему говорить про кризисы, сотрясающие нашу экономику, про деньги, безвозвратно потерянные в банке.
Долтон же, в течение всего вечера очаровывающийся этой женщиной, твердо решил, что непременно пригласит ее в поездку.
– Почему бы вам не показать мне Россию?
Теперь пришел ее черед удивляться:
– Это что? Бестактность или наивность?
– Но я совсем… не это имел в виду. Послушайте, вот прямо сейчас… Сию минуту… Чего бы вы хотели? О чем давно мечтали?
– Мы прекрасно сидим. Я давно мечтала посидеть в ресторане…
– Я имею в виду нечто большее, чем устрицы…
Вера Михайловна задумалась только на секунду.
– Большой театр. Я уже забыла, как выглядит Большой театр изнутри…
Сказала и вдруг рассмеялась.
– Ну и чудесно, ну и отлично. Сейчас мы закажем места…
Долтон посмотрел на часы:
– На первый акт, возможно, опоздали, но ко второму вполне…
– Вы думаете, это возможно? Здесь заказывают заранее, – усомнилась она.
– Я знаю волшебное слово, – подмигнул ей Долтон. – Доллар.
Она знала магию этого слова. Впрочем, на нее она не распространялась.
Долтон оставил ее буквально на несколько минут. Вера Михайловна потихоньку разглядывала посетителей ресторана, и это доставляло ей огромное удовольствие. Между близкими людьми существует такая игра: в определенный момент заметив, что человек о чем-то задумался, другой угадывает его мысль. Если вы угадываете процентов тридцать, значит, вы достаточно близки и знаете друг друга. Постольку поскольку у бывшей гардеробщицы было не так много друзей, то играть ей было крайне затруднительно. Да те, что были, для нее были отгаданы на девяносто процентов. Потому она создавала мысленные портреты, пользуясь, в сущности, тем же методом, что и Светлана, – одежда, обувь, жесты, говор, если повезет – словарный запас.
Вон тот джинсовый старик, чем то похожий на хозяйку гостиницы. Он уже достаточно подпил и зачарованно слушает проститутку.
Долтон не дал ей досмотреть разворачивающийся спектакль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82