Есть такие «люди-факты». Для них знание сводится к вынесению суждений о вещах к выражению того, что они воспринимают: солнце восходит, сахар бел, мой сосед меня бесит и пр. и «факты» есть единственная их интересующая проблема.
7. Мышление этих людей сводится к суждениям «этот человек хороший», «этот человек плохой», «этот человек белый», «этот человек черный», которые вытекают из чувственного восприятия и противоречат друг другу.
8. Вопрос про черный и белый сахар в обществе решается предельно грубо: того, кто считает сахар черным спроваживают сумасшедший дом. В области эмоций, страстей противоречия вроде «этот человек плох» и «этот человек хорош» повсеместны и реакция, которая вызывается это реакция изоляции или вражды.
9. В самом деле на утверждение «сахар бел» веселый малый может заявить «сахар черен» и собственно все, что приходит в голову какому-нибудь мужлану это разозлиться: «я за шиворот сейчас тебя отволоку к этому сахару и ты увидишь, что он бел», на что веселый малый заявит: «а я никто, у меня нет никакого тела и я вообще ничего не вижу, а когда вижу, тотчас зажмуриваю глаза от ужаса, что подглядел что-то неприличное». Это шутка, но вот другой славный малый - Джеймс - был и утверждал прямо противоположное в своей работе «Радикальный эмпиризм». Хотя, не буду на него ссылаться а скажу от себя: на вопрос «каков этот сахар?», славный малый отвечает одну единственную фразу, которую заучил на всю жизнь и которой отделывается ото всех вопросов: «простите, я ничего не могу сказать вам, потому что никогда не имею никаких мыслей, а только вижу, что вижу, слышу, что слышу и единственное, что умею делать это танцевать и играть на барабане». Мужлан в бешенстве поволочет этого малого в школу, из которой тот сбежит. Оба этих славных малых, что называется «добром не кончат», но я убежден, что не в силу сделанных ими ошибок, а в силу грубости и невежественности «людофактов» -- окружающего их тупого большинства.
10. Вообще вопрос относительно того, что мы говорим и того, что «есть» лучше всех решает Беркли, заявляя как бы следующее: я говорю то что «есть», а «есть» то, что я говорю и я никак не могу разделить это на две части - на слова (мысли) и вещи, а признаю только мыслевещь.
11. Таким образом проблему вражды фактов в действительности невозможно решить и если в примерах о славных малых я шутил, то в случае Беркли речь идет о строгости, что это единственно возможная точка зрения: а именно признать то, что раз один думает и говорит, что сахар черен, так то он и видит и его стало быть невозможно убедить в обратного, также не убедить в обратном того, кто говорит, что сахар бел.
12. Позиция Беркли, которую может оспорить только очень умный человек, состоит в том, что он вообще не способен разделить действительность на «мысли» и «вещи», и таким образом вообще не в состоянии убедиться в истинности той или иной «мысли» в том смысле, чтобы она согласовывалась бы с вещью, ибо для него это не «мысль», а мыслевещь, данная ему в чувственности, т.е. не разделенная на «мысль» и «вещь».
13. Однако проблема Беркли предстает в ином свете, если принять во внимание общее мнение о том, что есть люди, которые мнят то, что есть и есть те, которые мнят то, чего нет и есть люди, которые понимают то, что некоторые мнят то, чего нет. Но: а вдруг первые просто не мнят то, что есть?
14. В области того, что чувствуют, а именно, один, чувствуя неприязнь к одному человеку и утверждая «это плохой человек», другой же, чувствуя приязнь к нему и утверждая «это хороший человек» «факты» никогда не смогут договориться и разойдутся по отношении к данному человеку на друзей и врагов, что и делается.
15. Дело в том, что проблема «фактов» появляется только тогда, когда два факта сталкиваются лбами, если бы же в мире жил один Робинзон, то он был бы во всем прав: и если кто-то песок называет «какао», то кому какое дело до этого, если, разумеется, он не заваривает его вечерком на закате.
16. Проблема же в том, что «факты» готовы перебить друг друга (как, например, отравили Сократа за то, что он «придумывает новых Богов», казнили Коперника за то, что «Земля вращается вокруг Солнца», пытались сжить со свету импрессионистов) и стоит больших трудов приучить «факты» терпеть рядом с собой другие «факты».
17. Необходимо отдать должное философам в том отношении, что они не были деспотичны и грубы и факт «сахар бел», сталкиваясь с фактом «сахар черен» не отталкиваются друг от друга, но ищется компромисс между ними, как делал это Аристотель: «согласны ли вы оба с тем, что сахар имеет цвет?» Те утверждают утвердительно на этот вопрос и таким образом примиряются.
18. Мне доводилось часто слышать: «Кого теперь интересуют греки»? Меня, в том, например отношении, что Аристотель отрицал демократию, как разрешающую противоречия грубым большинством и очень интересно моделировал образ аристократа, как разрешающего противоречия разумом. Демократ захвачен «фактами» и грубой верой в них, подкрепляемой тем, что большинство с ним согласно, аристократ возвышается над фактом, он пользуется только отвлеченными понятиями, включающими только те определения, которые являются миром для всех.
19. Для аристократизма характерна постановки проблемы снятия противоречий и идея всеобщего как идея непротиворечивого.
20. В этом собственно состоит классический идеал суждения, которому не должно быть противоречия, ибо классическое суждение не является фактическим, а является снятием противоречий.
21. После Аристотеля критерием суждения была его бесспорность, которая была признаком духовного аристократизма, суждения же, вызывающие дискуссию, считались неблагородными.
22. С легкой руки Аристотеля повелось рассуждать об общем и мышление стали рассматривать как рассуждение об общем, т.е. том, что не дано в чувственности, и нас втянули в затяжную историю с универсалиями: общими понятиями, которые можно было бы характеризовать так, чтобы не вызывать дискуссии.
23. Собственно говоря само понятие «мысли» имеет именно этот генезис и является ответом, который можно дать Беркли сказав, что «мысли» противостоят «фактам» как то, что не может вызывать противоречия и является принципиально нечувственным.
24. В этом кстати и уязвимое место, ахиллесова пята рационалистов старой школы, ибо стремясь быть «мыслящими» они были догматиками, т.к. чувствовали себя обязанными рассуждать так, чтобы не вызывать возражений. Эта аристократическая установка рационалистов классической школы совершенно чужда диалектикам-релятивистам.
25. Я утверждаю, что бихевиорационализм способен сохранить аристократический метод как принцип.
26. Каким образом бихевиорационализм может помочь аристотелевской традиции в философии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
7. Мышление этих людей сводится к суждениям «этот человек хороший», «этот человек плохой», «этот человек белый», «этот человек черный», которые вытекают из чувственного восприятия и противоречат друг другу.
8. Вопрос про черный и белый сахар в обществе решается предельно грубо: того, кто считает сахар черным спроваживают сумасшедший дом. В области эмоций, страстей противоречия вроде «этот человек плох» и «этот человек хорош» повсеместны и реакция, которая вызывается это реакция изоляции или вражды.
9. В самом деле на утверждение «сахар бел» веселый малый может заявить «сахар черен» и собственно все, что приходит в голову какому-нибудь мужлану это разозлиться: «я за шиворот сейчас тебя отволоку к этому сахару и ты увидишь, что он бел», на что веселый малый заявит: «а я никто, у меня нет никакого тела и я вообще ничего не вижу, а когда вижу, тотчас зажмуриваю глаза от ужаса, что подглядел что-то неприличное». Это шутка, но вот другой славный малый - Джеймс - был и утверждал прямо противоположное в своей работе «Радикальный эмпиризм». Хотя, не буду на него ссылаться а скажу от себя: на вопрос «каков этот сахар?», славный малый отвечает одну единственную фразу, которую заучил на всю жизнь и которой отделывается ото всех вопросов: «простите, я ничего не могу сказать вам, потому что никогда не имею никаких мыслей, а только вижу, что вижу, слышу, что слышу и единственное, что умею делать это танцевать и играть на барабане». Мужлан в бешенстве поволочет этого малого в школу, из которой тот сбежит. Оба этих славных малых, что называется «добром не кончат», но я убежден, что не в силу сделанных ими ошибок, а в силу грубости и невежественности «людофактов» -- окружающего их тупого большинства.
10. Вообще вопрос относительно того, что мы говорим и того, что «есть» лучше всех решает Беркли, заявляя как бы следующее: я говорю то что «есть», а «есть» то, что я говорю и я никак не могу разделить это на две части - на слова (мысли) и вещи, а признаю только мыслевещь.
11. Таким образом проблему вражды фактов в действительности невозможно решить и если в примерах о славных малых я шутил, то в случае Беркли речь идет о строгости, что это единственно возможная точка зрения: а именно признать то, что раз один думает и говорит, что сахар черен, так то он и видит и его стало быть невозможно убедить в обратного, также не убедить в обратном того, кто говорит, что сахар бел.
12. Позиция Беркли, которую может оспорить только очень умный человек, состоит в том, что он вообще не способен разделить действительность на «мысли» и «вещи», и таким образом вообще не в состоянии убедиться в истинности той или иной «мысли» в том смысле, чтобы она согласовывалась бы с вещью, ибо для него это не «мысль», а мыслевещь, данная ему в чувственности, т.е. не разделенная на «мысль» и «вещь».
13. Однако проблема Беркли предстает в ином свете, если принять во внимание общее мнение о том, что есть люди, которые мнят то, что есть и есть те, которые мнят то, чего нет и есть люди, которые понимают то, что некоторые мнят то, чего нет. Но: а вдруг первые просто не мнят то, что есть?
14. В области того, что чувствуют, а именно, один, чувствуя неприязнь к одному человеку и утверждая «это плохой человек», другой же, чувствуя приязнь к нему и утверждая «это хороший человек» «факты» никогда не смогут договориться и разойдутся по отношении к данному человеку на друзей и врагов, что и делается.
15. Дело в том, что проблема «фактов» появляется только тогда, когда два факта сталкиваются лбами, если бы же в мире жил один Робинзон, то он был бы во всем прав: и если кто-то песок называет «какао», то кому какое дело до этого, если, разумеется, он не заваривает его вечерком на закате.
16. Проблема же в том, что «факты» готовы перебить друг друга (как, например, отравили Сократа за то, что он «придумывает новых Богов», казнили Коперника за то, что «Земля вращается вокруг Солнца», пытались сжить со свету импрессионистов) и стоит больших трудов приучить «факты» терпеть рядом с собой другие «факты».
17. Необходимо отдать должное философам в том отношении, что они не были деспотичны и грубы и факт «сахар бел», сталкиваясь с фактом «сахар черен» не отталкиваются друг от друга, но ищется компромисс между ними, как делал это Аристотель: «согласны ли вы оба с тем, что сахар имеет цвет?» Те утверждают утвердительно на этот вопрос и таким образом примиряются.
18. Мне доводилось часто слышать: «Кого теперь интересуют греки»? Меня, в том, например отношении, что Аристотель отрицал демократию, как разрешающую противоречия грубым большинством и очень интересно моделировал образ аристократа, как разрешающего противоречия разумом. Демократ захвачен «фактами» и грубой верой в них, подкрепляемой тем, что большинство с ним согласно, аристократ возвышается над фактом, он пользуется только отвлеченными понятиями, включающими только те определения, которые являются миром для всех.
19. Для аристократизма характерна постановки проблемы снятия противоречий и идея всеобщего как идея непротиворечивого.
20. В этом собственно состоит классический идеал суждения, которому не должно быть противоречия, ибо классическое суждение не является фактическим, а является снятием противоречий.
21. После Аристотеля критерием суждения была его бесспорность, которая была признаком духовного аристократизма, суждения же, вызывающие дискуссию, считались неблагородными.
22. С легкой руки Аристотеля повелось рассуждать об общем и мышление стали рассматривать как рассуждение об общем, т.е. том, что не дано в чувственности, и нас втянули в затяжную историю с универсалиями: общими понятиями, которые можно было бы характеризовать так, чтобы не вызывать дискуссии.
23. Собственно говоря само понятие «мысли» имеет именно этот генезис и является ответом, который можно дать Беркли сказав, что «мысли» противостоят «фактам» как то, что не может вызывать противоречия и является принципиально нечувственным.
24. В этом кстати и уязвимое место, ахиллесова пята рационалистов старой школы, ибо стремясь быть «мыслящими» они были догматиками, т.к. чувствовали себя обязанными рассуждать так, чтобы не вызывать возражений. Эта аристократическая установка рационалистов классической школы совершенно чужда диалектикам-релятивистам.
25. Я утверждаю, что бихевиорационализм способен сохранить аристократический метод как принцип.
26. Каким образом бихевиорационализм может помочь аристотелевской традиции в философии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49