"Я не по этой части", - а
нынче уж и вовсе стал пить глоточками. Впрочем, коньяк, говорят, поле-
зен для сосудов...
Проклятое это завещание висело над ним, здоровым, зловещим призра-
ком, приговором, ожидающим исполнения.
Когда?
Однажды весенним днем он ехал на работу в Союз, сам за рулем своей
"Волги", и решил завернуть по дороге в поликлинику, благо крюк неболь-
шой и времени до заседания оставался час - достаточно, чтобы заехать и
показаться врачу, если тот на месте. Врач оказался на месте - симпа-
тичная блондиночка с красивой грудью и длинными ногами, из тех, кого
он в былые времена не пропускал. "Раздевайтесь, - сказала блондиночка.
- Что-то я вас не помню. Какие жалобы?"
Жалоб у Аркадия Аркадьевича не было, но, как бы в оправдание своего
визита, он показал на сердце: вот, иногда...
- Не надо показывать на себе, - заметила врачиха, не отвечая на
взгляды Аркадия Аркадьевича. - Ложитесь. Расслабьтесь, пожалуйста.
Волосатая грудь Фаустова не произвела на нее впечатления, без при-
менения оставались и взгляды; она проделала все, что положено, сняла
кардиограмму и, повертев в руках бумажную ленту, с этой же лентою в
руках и удалилась, влача ее за собой, как серпантин.
Через несколько минут Фаустов держал ответ уже перед целым синкли-
том ее коллег, набежавших неизвестно откуда.
- Что вы чувствовали, какую боль?
- Никакой боли.
- Может быть, в плече?
- Да нет же.
- Но что-то же вас к нам привело, - продолжал старший по возрасту,
в колпаке, - какие-то ощущения, не правда ли?
- Никаких ощущений.
- Вот так-таки взяли и приехали сами?
- Как видите. А в чем, собственно, дело? - поинтересовался в свою
очередь Фаустов.
- А в том дело, милейший, что у вас инфаркт... Нет уж, не вставай-
те, лежите. Вы как сюда приехали, на чем?
- На машине.
- Ключи, пожалуйста. И телефончик. Есть дома кто-нибудь - отогнать
машину?
- Зачем?
- Как зачем? Не бросите же ее здесь.
- А я, значит, что же... - дрогнул Фаустов.
- А вы - на "скорой", на чем же еще... Ты позвонила, Танечка? Это
что, первый у него?.. Лежите, пожалуйста, смирно. Головку ему повы-
ше... Вот видите, как удачно. Подгадали, можно сказать...
- И то правда, - усмехнулся Фаустов, уже чувствуя, как холодеет
спина...
Месяц после этого он провалялся в больнице, еще месяц провел в са-
натории, аккуратно вышагивая по мокрым дорожкам положенные километры.
Первые дни на больничной койке, в реанимации, он был почти уверен, что
помрет. Должно же наконец завещание вступить в законную силу. Помирать
не хотелось. Если выживу, осторожно думал он, начну вести здоровую
жизнь. И прежде всего надо будет разобраться с женщинами. Он наблюдал
их весь первый месяц, одну и другую, обе были здесь, поблизости - На-
таша почти ежедневно, да и Диана тоже. Вот уж подходящий случай им на-
конец подружиться, что ни говори.
Сами они, вероятно, были другого мнения. Наташа в первый же день,
как только ее к нему пустили, заявила Фаустову: "Не бойся, все будет
хорошо. Я тебя вытащу, пусть не надеется". Это надо было понимать так,
что Диана надеется на его смерть, а Наташа в пику ей не допустит это-
го. Сама Диана от комментариев великодушно воздерживалась, лишь иногда
вставляя реплику вроде: "Эта курица уже приходила?" - или просто:
"она", чаще - "она". И, честно говоря, непохоже было, чтобы Диана то-
ропилась с наследством, скорее наоборот: она со всей своей безжалост-
ной энергией - уж если что задумала - подняла на ноги врачей, задарила
сестер и нянечек - не для того же, чтобы они его уморили. Привезла од-
нажды и профессора, мировое светило, после чего Фаустову слегка поме-
няли таблетки - что-то отменили, а что-то, наоборот, добавили. Сам Ар-
кадий Аркадьевич по свойству характера уже воспрял духом, шутил и заг-
лядывался на женщин.
Он вернулся помолодевший, со свежим загаром от весеннего солнца, с
вернувшейся прежней походкой; позвонил из дому Наташе, а на другой
день с утра отправился к ней. Жизнь продолжалась.
9
А между тем наступала развязка, и пришла она неожиданно для всех
героев этой истории. Аркадия Фаустова все-таки отрешили от должности.
И не по доносу зловредной Дианы, и не по воле расчетливого куратора
Василия Васильевича или его строгой начальницы, ибо и сам Василий Ва-
сильевич в то же самое время, всего несколькими днями позже, лишился
своего кресла, с начальницей же Екатериной Дмитриевной это произошло
еще раньше. Скажем одним словом, точнее, одной фразой: наступала эпоха
перемен.
Случилось так, что кроткий Союз музыкантов, до сих пор еще никогда
никому не доставлявший хлопот, вдруг в одночасье громогласно восстал
против собственного руководства, пожелал заменить его сверху донизу и
тут же проделал это посредством тайного голосования. Ох уж это тайное
голосование, сколько раз в истории оно являло нам свои хитрые подмены,
когда сиюминутное настроение зала, кем-то подогретого, выдавало себя
за законную волю большинства. Это уж потом несчастное большинство
спросит себя, почему оно в тот момент проголосовало так, а не этак, и
начнет, как водится, искать виноватых. В нашем случае все произошло
мгновенно, в течение одного дня. Чье-то выступление, имевшее успех у
зала, и - пошло, покатилось. Вот уж и Союз музыкантов плох, и руково-
дители его бессильны и покорны, и шкала ценностей перевернута: пос-
редственность процветает, а талант в загоне. А уж тут недалеко и до
требования сместить верхушку, и смотрите, как рукоплещет зал, а в осо-
бенности галерка!
Пожалуй, наибольший успех в этот день выпал на долю Валерия Бровки-
на. Непризнанный гений оказался страстным оратором. Уж он-то крушил
направо и налево, больше, впрочем, направо, не обойдя и своего поклон-
ника и благодетеля Аркадия Фаустова, беспринципного соглашателя и кон-
формиста, по его словам. Кто-то вякнул в защиту Аркадия Аркадьевича,
как человека благожелательного и доброго, но защита на таких собрани-
ях, как уже не раз замечено, успеха не имеет.
Потом говорили, что это был заговор. Вряд ли. Еще говорили: бунт.
Вот это скорее. Бунт - против кого, против чего? Не против же Союза
музыкантов и его лидеров, пусть даже зажравшихся. Не их же освистывала
галерка. А кого?.. Вот то-то же. Время еще не пришло. Оно начиналось.
На другой же день с утра Аркадий Аркадьевич под сочувственными взо-
рами секретарш и с беспечной улыбочкой на лице выгребал свое имущество
из ящиков стола, за которым провел годы. Все к лучшему, говорил его
вид. Хватит. Пусть теперь пашут другие, кто помоложе, а я на них пос-
мотрю. Вот Валерий Бровкин, Валерий .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17