На бульваре они наткнулись на какую-то компанию, сидевшую в тени деревьев. Там слышались оживленные голоса, виднелись вспыхивающие и на мгновение освещавшие чьи-то усы и бороды огоньки папирос. И когда они уже проходили мимо, чистый и веселый мужской голос пропел:
Сердце красавицы
Как ветерок полей!..
Не доходя до квартиры Карсавиной, они сели на лавочку у чужих ворот, в глубокой тени, откуда виднелась широкая, ровно освещенная луной улица, а в конце ее белая ограда церкви и темные липы, над которыми холодно, как звезда, блестел в небе крест.
— Посмотрите, как хорошо! — певуче сказала Карсавина, показывая рукой.
Юрий мельком и с наслаждением взглянул на ее белое полное плечо, кругло блестевшее сквозь широкий ворот малороссийского костюма, и почувствовал неудержимое желание сжать ее, поцеловать в пухлые сочные губы, раскрытые от его губ так близко. Он вдруг почувствовал, что это надо сделать, что и, она сама ждет этого, и боится, и желает.
Но вместо того, как-то упустив момент и обессилев, он скривил губы и насмешливо хмыкнул.
— О чем вы? — спросила Карсавина.
— Так, ни о чем… — сдерживая страстную дрожь в ногах, ответил Юрий, — чересчур уж хорошо.
Они помолчали, чутко прислушиваясь к отдаленным звукам, звенящим за темными садами и блестящими от луны крышами.
— Были вы когда-нибудь влюблены? — спросила вдруг Карсавина.
— Был… — медленно ответил Юрий. «А что, если я скажу?» — с замиранием подумал он и сказал: — Я и сейчас влюблен.
— В кого? — вздрогнувшим голосом спросила Карсавина, полная уверенности и страха.
— Да в вас! — стараясь говорить шутя, но срываясь с тона, ответил Юрий, наклоняясь и заглядывая ей в глаза, странно блестящие в тени.
Она быстро и испуганно взглянула на него, и ее испуганное блаженное лицо было полно ожидания.
Юрий хотел ее обнять. Он уже чувствовал под своими руками мягкие холодноватые плечи и упругую грудь, но испугался, опять упустил момент и, не имея силы, не думая сделать то, чего хотел, смущенно и притворно зевнул.
«Шутит!» — с болью подумала Карсавина, и вдруг все в ней похолодело от горя и обиды. Она почувствовала, что сейчас заплачет, и с судорожным усилием удержать слезы стиснула зубы.
— Глупости! — поспешно вставая, изменившимся голосом пробормотала она.
— Я серьезно говорю! — сказал Юрий уже против воли неестественным голосом, — я вас люблю, и вы можете мне поверить очень страстно!
Карсавина, не отвечая, собрала свои книги.
«Зачем так… за что?» — с тоской думала она и вдруг с ужасом подумала, что выдала себя, и он презирает ее.
Юрий подал ей упавшую книгу.
— Пора домой… — тихо сказала она.
Юрию было мучительно жаль, что она уйдет, и в то же время ему показалось, что выходит оригинально и красиво, далеко от всякой пошлости.
И он загадочно ответил:
— До свиданья!
Но когда Карсавина подала ему руку, Юрий против воли нагнулся и поцеловал ее в мягкую теплую ладонь, от которой пахнуло ему в лицо милым нежным запахом. Карсавина сейчас же с легким вскриком отдернула руку.
— Что вы!
Но мимолетное ощущение прикосновения к губам мягкого, девственно холодноватого тела было так сильно, что у Юрия закружилась голова, и он мог только блаженно и бессмысленно улыбаться, прислушиваясь к быстрому шороху ее удаляющихся шагов.
Скоро скрипнула калитка, и Юрий, все так же улыбаясь, пошел домой, изо всех сил вдыхая чистый воздух и чувствуя себя сильным и счастливым.
XXII
Но в своей комнате, после простора и прохлады лунной ночи, душной и узкой, как тюрьма, Юрий опять стал думать, что все-таки жить скучно и все это мелко и пошло.
— Сорвал поцелуй! Какое счастье, какой подвиг, подумаешь! Как это достойно и поэтично: луна, герой соблазняет девицу пламенными речами и поцелуями… Тьфу, пошлость! В этом проклятом захолустье незаметно мельчаешь!
И как, живя в большом городе, Юрий полагал, что с тип ему только уехать в деревню, окунуться в простую, черноземную жизнь, с ее работой, настоящей невыдуманной работой, с ее полями, солнцем и мужиками, чтобы жизнь приобрела, наконец, истинный смысл, так теперь ему подумалось, что если бы не эта глушь, если бы перенестись в столицу, то жизнь закипела бы на настоящем пути.
— В столице шум, шумят витии! — с задумчивым лицом и бессознательным пафосом продекламировал Юрий.
Но мгновенно изловив себя на мальчишеском восторге, махнул рукой.
А впрочем, что из того… все равно!.. Политика, наука… все это громадно только издали, в идеале, в общем, а в жизни одного человека такое же ремесло, как и всякое другое! Борьба, титанические усилия… да… Но в современной жизни это невозможно. Ну что ж: я искренно страдаю, борюсь, преодолеваю… а потом? В конце концов? Конечная точка борьбы лежит вне моей жизни. Прометей хотел дать людям огонь и дал — это победа. А мы? — мы можем только подбрасывать щепочки в огонь, не нами зажженный, не нами потушенный.
И вдруг у него выскочила мысль, что это потому, что он, Юрий, не Прометей. Мысль эта была неприятна ему, но он все-таки с болезненным самобичеванием подхватил се:
Какой я Прометей! У меня все сейчас же на личную почву, я, я, я!.. Для меня, для меня!.. Я так же слаб и ничтожен, как и все эти людишки, которых я искренно презираю!
Эта параллель была так мучительна для него, что Юрий спутался и несколько времени тупо смотрел перед собою, подыскивая себе оправдание.
«Нет, я не то что другие! с облегчением подумал он, уже по одному, что я это думаю… Рязанцев, Новиковы, Санины не могут думать об этом. Они далеки от трагического самобичевания, они удовлетворены, как торжествующие свиньи Заратустры! У них вся жизнь в их собственном микроскопическом я, и они-то заражают и меня своей пошлостью… С волками живя, по-волчьи и выть начинаешь! Это естественно!»
Юрий стал ходить по комнате, и, как это часто бывает, с переменой положения и мысли его переменились.
«Ну хороню… Эго так, а все-таки надо обдумать многое: какие у меня отношения с Карсавиной? Люблю я се или нет, все равно, что может выйти из этого? Если бы я женился на ней или просто связался на некоторое время, было ли бы для меня это счастьем? Обмануть ее — было бы преступлением, а если я ее люблю, то… ну хорошо: у нее пойдут дети, почему-то краснея, торопливо подумал Юрий, — в этом, конечно, нет ничего дурного, но все-таки это свяжет меня и лишит свободы навсегда! Семейное счастье мещанская радость! Нет, это не для меня!»
«Раз, два, три… — думал Юрий, машинально стараясь ступать так, чтобы с каждым шагом попадать через две доски пола в третью. — Если бы наверное знать, что детей не будет… Или если бы я мог полюбить своих детей так, чтобы отдать им жизнь… Нет, это тоже пошло… Ведь и Рязанцев будет любить своих чад, чем же мы будем отличаться друг от друга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87