Ей было и интересно, и немного противно.
IX
Было уже темно и луна еще не всходила, когда Ланде подходил к дому. Думал он все о Ткачеве, и думы его были упорны и мучительны.
"Когда он смеялся надо мной, он страдал больше, чем я сам; это я видел... Это ужас, но кто в нем виноват, он, я... или кто-то вне нас?.. Я не знаю... Надо бороться, но как бороться, когда я не понимаю даже, откуда это?.."
Было тихо. Ланде шел, упорно глядя невидящими глазами в темную землю, медленно уходившую из-под его ног назад.
- Па-а!.. - отчаянно, с болезненной мольбой закричал где-то поблизости ребенок, и вся тихая, пустынная и темная улица вдруг вспыхнула и ожила дикими, безобразными звуками.
- Папа... не буду... папочка! - беспомощно кричал и как будто рвался ребенок.
- Не будешь?.. Не будешь?.. Не будешь? - методично, все повышая и напирая на звук, скрипел отрывистый и какой-то сухой бас. И чудилось, что в коротких промежутках между обрывками слов делается что-то безобразное и страшное.
Кто-то стоял под окном флигеля и чутко прислушивался. Тоненькая, бледная тень девочки, с бледным личиком и большими блестящими жутким чувством глазами, колебалась в сумраке странно и неясно.
- Это вы, Соня? - смутно узнавая сестру Семенова и хватая ее за худенькую руку, спросил Ланде. - Что это такое?..
Слышите, он его убьет! - отозвалась она странным полудетским, полуженским голосом и с движением жестокого и дикого любопытства вытянула шею к окну.
Ланде, с трудом оторвавшийся от своих дум, вдруг понял, охнул, опрометью, стукнувшись коленом о невидимый в темноте тротуарный столбик, вбежал во двор, вскочил на крыльцо и толкнул дверь в комнату.
Там горела лампа большая и светлая, отражаясь снопом золотых искр в куче образов, нагроможденных в углу до самого потолка. А посреди комнаты, лицом к двери, странно и как-то сладострастно согнувшись, стоял Фирсов в одном форменном жилете с мелкими блестящими пуговками и равномерно, продергивая, стегал длинным тонким ремешком по покрасневшему маленькому телу, которое было крепко зажато между его длинными костлявыми коленями в серых штанах.
- Не будешь! Не будешь! - режущим голосом, стиснув зубы, повторял он и в каждом промежутке меж слов хлестко и с наслаждением стегал ремнем, прорезывавшим синими полосами нежно-розовое округленное мягкое тело.
Что-то холодное и туманное ударило в голову Ланде, и, прежде чем он успел сообразить, что делать, почти в бешенстве бросился к Фирсову, схватил тонкую жилистую руку и изо всей силы толкнул его в грудь. Фирсов дрыгнул поскользнувшимися ногами, уронил ремень и ребенка и ухватился за стол... Что-то зазвенело и разбилось об пол.
- Это еще что такое! Вам что надо? - заревел он, сжимая кулаки.
Ланде прижал к себе навзрыд плачущего ребенка и смотрел ему навстречу огромными гневными глазами.
- Фирсов, опомнитесь! - дрожащими губами, но со странной неотвратимой силой выговорил он.
С минуту Фирсов безумно смотрел ему в глаза, точно не узнавая, а потом вдруг густо покраснел и мрачный, и дикий огонь, горевший в его круглых глазах, сразу потух. Он судорожно провел рукой по голове и пробормотал:
- Ах, это вы, Иван Ферапонтович!.. Извините... я...
- Опять, Фирсов, опять! - с напряженным укором сказал Ланде. - Как вам не стыдно, как вам не грех!
Он отвернулся и легонько толкнул ребенка к Соне, молча стоявшей в дверях.
Желтое длинное лицо Фирсова сделалось медным.
- Позвольте, Иван Ферапонтович... - хрипло заговорил он. - Вы не знаете... я не без причины...
- Какая может быть причина! - с тою же силой и гневным презрением крикнул Ланде. - Никакая причина не может оправдать этого ужаса!
Фирсов вдруг ступил к нему и поднял костлявую дрожащую руку.
- Нет, есть! - как-то оскалив желтые корешки съеденных зубов и опять выкатив глаза, крикнул он. - Знаете, что он, пащенок, сделал? знаете? - с нарастающим торжеством выкрикивал он.
- Что?
- А, "что"!.. Вот полюбуйтесь! - со злобным торжеством отступил в сторону Фирсов и, вытянув длинный палец, ткнул им в образа.
Ланде недоуменно посмотрел и увидел сначала только ящик с красками, кисточку и стакан с грязной зеленой водой.
- Что? - повторил он.
- А вот! - с тем же торжеством повторил Фирсов и дернул Ланде за руку к образам.
Тогда Ланде разобрал, что две напечатанные на бумаге сцены из Священного Писания грубо и нелепо раскрашены детскими красками и к женским лицам пририсованы усы и бороды.
- А! - равнодушно сказал Ланде.
Ребенок тихо всхлипнул.
- Не плачь... Мы не дадим больше... - как-то машинально сказала Соня, не спуская глаз с Ланде.
- Да ведь это же ребенок, Фирсов! - беря его за руку и стараясь успокоить, говорил Ланде.
- Я знаю, что ребенок! - запальчиво и тяжело дыша, вздернул головой Фирсов, - Если бы это не ребенок был, я, может, убил бы его!..
- Что вы говорите! - с удивлением сказал Ланде, махнув рукой.
- Да... убил бы, убил! - стуча по столу костяшками пальцев, упрямо крикнул Фирсов.
- Оставьте, Фирсов, - властно приказал Ланде, беря его за руку и оглядываясь на Соню. - Оставьте, - из-за такого пустяка!..
Фирсов быстро выпрямился, как будто ждал именно этих слов.
- Пустяка-а? - неестественно растягивая слова, повторил он.
- Да, разве можно придавать этому серьезное значение? Неужели вы не понимаете, что вы бесконечное число раз больше грешите, чем бедный мальчуган? - убедительно и печально сказал Ланде.
- А!.. по-вашему, это пустяк? Так... - начал Фирсов и вдруг, точно нарочно пришпоривая себя, тем же фальшиво-бешеным голосом закричал:
- Пустяк? - и пронзительно завизжал и затопал ногами. - Вон, вон отсюда!.. Богохул, дьявол! Вон, чтоб духу твоего!..
- Фирсов, - удивленно проговорил Ланде, - что с вами?
- Вон! - нарочно не слушая, брызгая и топоча ногами и оттого в самом деле впадая в бешенство, кричал Фирсов.
Во второй раз в жизни Ланде показалось, что это кричит не человек, а кто-то хитрый и злой внутри его. Ему стало страшно и противно, и чувство это было так непривычно и мучительно для него, что он поскорее отвернулся и отступил.
- Я уйду... - поспешно сказал он. - Вы теперь какой-то странный... Лучше я завтра приду... Только я и Сережу возьму с собой, а то вы...
Фирсов задохнулся, вытаращил глаза и замолчал.
Ланде повернулся к Соне.
- Возьмем его к себе, Соня! - сказал он.
Соня вскинула на него глаза, молча кивнула головой, с усилием, сморщившись, подняла тяжелого заплаканного мальчика и отошла к двери.
- Мы уходим, Фирсов, и Сережу берем... - повторил Ланде.
- Скатертью дорога! - хрипло проговорил Фирсов, длинный и всклокоченный, точно прилипнув в углу около образов.
- Мы берем его только потому, что вы раздражены очень, - примиряюще говорил Ланде.
- Ладно, ладно! - злорадно кивал головой Фирсов. - А назад приведете... тогда увидим!
Ланде с секунду стоял неподвижно, жутко и скорбно глядя прямо в глаза Фирсову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
IX
Было уже темно и луна еще не всходила, когда Ланде подходил к дому. Думал он все о Ткачеве, и думы его были упорны и мучительны.
"Когда он смеялся надо мной, он страдал больше, чем я сам; это я видел... Это ужас, но кто в нем виноват, он, я... или кто-то вне нас?.. Я не знаю... Надо бороться, но как бороться, когда я не понимаю даже, откуда это?.."
Было тихо. Ланде шел, упорно глядя невидящими глазами в темную землю, медленно уходившую из-под его ног назад.
- Па-а!.. - отчаянно, с болезненной мольбой закричал где-то поблизости ребенок, и вся тихая, пустынная и темная улица вдруг вспыхнула и ожила дикими, безобразными звуками.
- Папа... не буду... папочка! - беспомощно кричал и как будто рвался ребенок.
- Не будешь?.. Не будешь?.. Не будешь? - методично, все повышая и напирая на звук, скрипел отрывистый и какой-то сухой бас. И чудилось, что в коротких промежутках между обрывками слов делается что-то безобразное и страшное.
Кто-то стоял под окном флигеля и чутко прислушивался. Тоненькая, бледная тень девочки, с бледным личиком и большими блестящими жутким чувством глазами, колебалась в сумраке странно и неясно.
- Это вы, Соня? - смутно узнавая сестру Семенова и хватая ее за худенькую руку, спросил Ланде. - Что это такое?..
Слышите, он его убьет! - отозвалась она странным полудетским, полуженским голосом и с движением жестокого и дикого любопытства вытянула шею к окну.
Ланде, с трудом оторвавшийся от своих дум, вдруг понял, охнул, опрометью, стукнувшись коленом о невидимый в темноте тротуарный столбик, вбежал во двор, вскочил на крыльцо и толкнул дверь в комнату.
Там горела лампа большая и светлая, отражаясь снопом золотых искр в куче образов, нагроможденных в углу до самого потолка. А посреди комнаты, лицом к двери, странно и как-то сладострастно согнувшись, стоял Фирсов в одном форменном жилете с мелкими блестящими пуговками и равномерно, продергивая, стегал длинным тонким ремешком по покрасневшему маленькому телу, которое было крепко зажато между его длинными костлявыми коленями в серых штанах.
- Не будешь! Не будешь! - режущим голосом, стиснув зубы, повторял он и в каждом промежутке меж слов хлестко и с наслаждением стегал ремнем, прорезывавшим синими полосами нежно-розовое округленное мягкое тело.
Что-то холодное и туманное ударило в голову Ланде, и, прежде чем он успел сообразить, что делать, почти в бешенстве бросился к Фирсову, схватил тонкую жилистую руку и изо всей силы толкнул его в грудь. Фирсов дрыгнул поскользнувшимися ногами, уронил ремень и ребенка и ухватился за стол... Что-то зазвенело и разбилось об пол.
- Это еще что такое! Вам что надо? - заревел он, сжимая кулаки.
Ланде прижал к себе навзрыд плачущего ребенка и смотрел ему навстречу огромными гневными глазами.
- Фирсов, опомнитесь! - дрожащими губами, но со странной неотвратимой силой выговорил он.
С минуту Фирсов безумно смотрел ему в глаза, точно не узнавая, а потом вдруг густо покраснел и мрачный, и дикий огонь, горевший в его круглых глазах, сразу потух. Он судорожно провел рукой по голове и пробормотал:
- Ах, это вы, Иван Ферапонтович!.. Извините... я...
- Опять, Фирсов, опять! - с напряженным укором сказал Ланде. - Как вам не стыдно, как вам не грех!
Он отвернулся и легонько толкнул ребенка к Соне, молча стоявшей в дверях.
Желтое длинное лицо Фирсова сделалось медным.
- Позвольте, Иван Ферапонтович... - хрипло заговорил он. - Вы не знаете... я не без причины...
- Какая может быть причина! - с тою же силой и гневным презрением крикнул Ланде. - Никакая причина не может оправдать этого ужаса!
Фирсов вдруг ступил к нему и поднял костлявую дрожащую руку.
- Нет, есть! - как-то оскалив желтые корешки съеденных зубов и опять выкатив глаза, крикнул он. - Знаете, что он, пащенок, сделал? знаете? - с нарастающим торжеством выкрикивал он.
- Что?
- А, "что"!.. Вот полюбуйтесь! - со злобным торжеством отступил в сторону Фирсов и, вытянув длинный палец, ткнул им в образа.
Ланде недоуменно посмотрел и увидел сначала только ящик с красками, кисточку и стакан с грязной зеленой водой.
- Что? - повторил он.
- А вот! - с тем же торжеством повторил Фирсов и дернул Ланде за руку к образам.
Тогда Ланде разобрал, что две напечатанные на бумаге сцены из Священного Писания грубо и нелепо раскрашены детскими красками и к женским лицам пририсованы усы и бороды.
- А! - равнодушно сказал Ланде.
Ребенок тихо всхлипнул.
- Не плачь... Мы не дадим больше... - как-то машинально сказала Соня, не спуская глаз с Ланде.
- Да ведь это же ребенок, Фирсов! - беря его за руку и стараясь успокоить, говорил Ланде.
- Я знаю, что ребенок! - запальчиво и тяжело дыша, вздернул головой Фирсов, - Если бы это не ребенок был, я, может, убил бы его!..
- Что вы говорите! - с удивлением сказал Ланде, махнув рукой.
- Да... убил бы, убил! - стуча по столу костяшками пальцев, упрямо крикнул Фирсов.
- Оставьте, Фирсов, - властно приказал Ланде, беря его за руку и оглядываясь на Соню. - Оставьте, - из-за такого пустяка!..
Фирсов быстро выпрямился, как будто ждал именно этих слов.
- Пустяка-а? - неестественно растягивая слова, повторил он.
- Да, разве можно придавать этому серьезное значение? Неужели вы не понимаете, что вы бесконечное число раз больше грешите, чем бедный мальчуган? - убедительно и печально сказал Ланде.
- А!.. по-вашему, это пустяк? Так... - начал Фирсов и вдруг, точно нарочно пришпоривая себя, тем же фальшиво-бешеным голосом закричал:
- Пустяк? - и пронзительно завизжал и затопал ногами. - Вон, вон отсюда!.. Богохул, дьявол! Вон, чтоб духу твоего!..
- Фирсов, - удивленно проговорил Ланде, - что с вами?
- Вон! - нарочно не слушая, брызгая и топоча ногами и оттого в самом деле впадая в бешенство, кричал Фирсов.
Во второй раз в жизни Ланде показалось, что это кричит не человек, а кто-то хитрый и злой внутри его. Ему стало страшно и противно, и чувство это было так непривычно и мучительно для него, что он поскорее отвернулся и отступил.
- Я уйду... - поспешно сказал он. - Вы теперь какой-то странный... Лучше я завтра приду... Только я и Сережу возьму с собой, а то вы...
Фирсов задохнулся, вытаращил глаза и замолчал.
Ланде повернулся к Соне.
- Возьмем его к себе, Соня! - сказал он.
Соня вскинула на него глаза, молча кивнула головой, с усилием, сморщившись, подняла тяжелого заплаканного мальчика и отошла к двери.
- Мы уходим, Фирсов, и Сережу берем... - повторил Ланде.
- Скатертью дорога! - хрипло проговорил Фирсов, длинный и всклокоченный, точно прилипнув в углу около образов.
- Мы берем его только потому, что вы раздражены очень, - примиряюще говорил Ланде.
- Ладно, ладно! - злорадно кивал головой Фирсов. - А назад приведете... тогда увидим!
Ланде с секунду стоял неподвижно, жутко и скорбно глядя прямо в глаза Фирсову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31